Взмах ножа - Стивен Соломита

Наконец они все поняли. Почти одновременно Леонора Хиггинс и Джордж Бредли пришли к выводу, что ни на шаг не продвинулись в направлении Музафера и его банды, что они напрасно потратили время и остались в том же тупике, в каком были в начале беседы. Бредли заговорил первым:

— Ладно, Рамирес, можешь идти.

Рамирес поднялся с места, но к выходу не пошел, а остался стоять.

— Что теперь? Вы собираетесь дать мне какое-то задание? Что я должен делать?

— Ты должен уйти отсюда.

— Я арестован?

— Боже, уйдешь ты наконец? — Неподдельное раздражение подействовало на кубинца, и он выскочил за дверь, не говорящий слова.

— Ни разу не видела, чтобы человек так легко кололся, — заметила Леонора.

— Я тоже, — согласился Бредли, и в голосе его была нескрываемая ирония. — Почему, интересно, так легко сдаются те, кому сказать нечего? Леонора, начальство требует результатов, и я не могу понять, что нам делать дальше.

Леонора пожала плечами.

— Мы сделали то, что могли сделать. Или они там думают, что мы загораем целыми днями?

— Им все равно. Им нужны результаты.

— А Хулио?

— Это пустой номер.

— Что ты думаешь с ним делать? Собираешься использовать?

— Еще как собираюсь. — Бредли впервые за все время улыбнулся. — Я должен отплатить Эстебану Пересу за одну услугу, и я думаю, что Хулио Рамирес мне поможет.

Леонора выпрямилась.

— Ты этого не сделаешь.

Бредли посмотрел на нее, изумленный ее решительностью.

— Почему?

— Они убьют его.

— Ну и что? Шпион есть шпион.

— Он сказал нам все, что знал. Ты не можешь просто так его подставить. Это нечестно.

Бредли расхохотался.

— Нечестно? Это замечательно. Нам от него никакого толку, а эти сумасшедшие кубинцы будут просто счастливы. Перес укрепит свою репутацию, и тогда не я, а он будет моим должником. Предпочитаю, чтобы преимущество было на моей стороне.

— Но…

— Хватит, Леонора. Это должно было случиться и это случилось. Рамирес к игрокам не принадлежит. Он с первого дня был пешкой. Даже не пешкой — одной пятой пешки. И никто ничего не заметит, если с ним что-нибудь произойдет.

— А его жена и дети? Тоже ничего не заметят?

Глава 12

Нью-йоркские дорожные пробки… Если вы бывали в Нью-Йорке, вы знаете, что это такое. Известно, что по крайней мере раз в неделю мэр города появляется на телевизионном экране и советует, скорее, умоляет автовладельцев пользоваться городским транспортом, оставлять машины дома и добираться до работы на автобусах или подземке. Граждане, естественно, игнорируют эти советы, несмотря на штрафы за нарушение правил при парковке и плату за пользование подземными автостоянками, — а эти услуги дорожают чуть ли не каждый месяц, — и по Манхэттену снуют маленькие патрульные автофургончики в поисках неправильно припаркованных машин. Полицейские увозят их на особую стоянку, Откуда их можно забрать, но для этого надо лично туда приехать и заплатить семьдесят пять долларов за хранение машины плюс тридцать пять долларов штрафа. Но это давно уже никого не пугает: площадка, куда дорожная полиция свозит машины, всегда забита, а десятки миллионов штрафов, которые выписывают ежегодно, считаются неотъемлемой частью бизнеса.

Надо заметить, что нигде в Манхэттене, даже в Беттери с его узкими темными улицами, нет такой скверной ситуации с пробками, как в районе между Двадцать третьей и Сорок второй улицами. Шестая, Седьмая, Восьмая, Девятая, Бродвей… и не важно, какое время суток — восемь утра или восемь вечера, — водители грузовиков заранее готовы к серьезным сбоям в графике, а случайно оказавшийся там автомобилист нервно цепляется за руль, с проклятьями пытаясь объехать другие машины и удивляясь, откуда они только берутся. Здесь на проезжей части вы можете увидеть столько же пешеходов, сколько на тротуаре, а вещи со складов в магазины перевозят на ручных тележках, и давно уже нет ничего необычного в том, что рабочие с тележками сталкиваются с проезжающими рядом машинами, товар оказывается на дороге и всем приходится ждать, пока его соберут, пока утихнет перебранка и появятся полицейские, чтобы восстановить движение.

На Шестой авеню возникают свои особые проблемы. Те, кто не знает о них, удивлены тем, что машины, свободно разъезжающие между Четырнадцатой и Двадцать третьей улицами, на Двадцать четвертой останавливаются как вкопанные. И это повторяется каждый день, потому что там, где Шестая пересекается с Бродвеем, светофор останавливает сразу все движение, и люди переходят улицу, когда зеленый свет погас и давно горит красный. К тому же в этом районе множество цветочных магазинов, и все тротуары заставлены тропическими растениями в кадках, а иногда и грузовиками, которые их доставляют. Здесь же находятся магазины, торгующие электроникой, каждый из которых обещает «самые низкие цены». И все это упирается в площадь Геральд — небольшую бетонную дорожку с огромным бронзовым ангелом, парящим над колоколом, — где расположены два крупнейших в городе торговых центра, занимающих целый квартал.

Выстроенный недавно Геральд-центр — по слухам, принадлежащий Фердинанду Маркосу, — семиэтажное бетонное здание, по сравнению с этими монстрами кажется просто игрушкой.

Даже в обычные дни эта часть города в самом сердце Нью-Йорка похожа на улей; люди вынуждены чуть ли не расталкивать друг друга, пытаясь пройти по тротуару или между машинами, которые скорее ползут, чем движутся. Однако в Благую пятницу, за два дня до Пасхи, когда температура поднялась до двадцати градусов и ярко засияло солнце, все движение, как пешеходное, так и автомобильное, замерло окончательно.

И все же, несмотря на это и множество других трудностей, преследовавших Мудроу в Благую пятницу, Рита Меленжик решила в этот день выполнить свое обещание и купить ему новый костюм на деньги, которые преподнесло ей казино. Если бы Рите надо было обновить свой личный весенний гардероб, проблем, как она объясняла Стенли, не было бы. Однако Мудроу уперся.

— Я не собираюсь ходить с тобой весь день по магазинам. И не думай. Ты же знаешь, как я терпеть не могу магазины. — Ни объятия, ни уговоры — ничто не могло его переубедить.

— Но тебе уже необходим новый костюм. Ты же в обносках ходишь.

— Ну, Рита, только не завтра. Ради Бога, там будут толпы людей. Давай в другой раз.

— Ни за что. Рядом с площадью Геральд открыли новый магазин компании «А & S». Там невероятные скидки, другого такого случая не будет.

— Завтра я работаю.

— Стенли, пожалуйста, не порть мне праздник.

В конце концов он понял, что больше не может видеть ее расстроенное лицо, и капитулировал.

— Ну ладно. Днем я поеду по делам, так что встретимся у универмага «А & S» в два.

— Отлично.

— Но учти, что я могу задержаться, подожди меня.

Рита отблагодарила его за согласие: дождавшись, пока он уснет, она приковала его наручниками к кровати и совершила пять развратных действий, три из которых в штатах Джорджия, Миссисипи, Алабама и Аляска запрещены законом.

На следующий день Мудроу отправился в Нижний Ист-Сайд, в похоронное бюро Пуласки, существовавшее там, наверное, лет пять. Двухэтажное здание — три широких входа — давно привлекало внимание нового поколения бизнесменов, мечтавших открыть там шикарные магазины, галереи и экзотические рестораны. Так случилось, что Ист-Виллидж, район, где традиционно обитал рабочий люд и безработные, в безумном мире манхэттенской недвижимости превратился в очень выгодное место для вложения капитала. Если по утверждению газет в «хороших» районах жилье стоило тысячу двести долларов за комнату, то наверняка должны найтись идиоты, мечтающие уплатить восемьсот долларов за То, чтобы жить в семейном доме. На крупные и мелкие предприятия, вроде похоронного бюро Пуласки, смотрели точно так же. По истечении десяти лет из пятнадцатилетнего срока аренды зданий ежемесячная плата за них выросла в этом районе с восьмисот-девятисот долларов в месяц до восьми-девяти тысяч. Ни одно мелкое предприятие не могло платить таких денег. Жаждущие доходов домовладельцы вопреки законам часто требовали плату за три месяца вперед, а безразличный ко всему мэр в это время колесил по стране, рекламируя книгу своих воспоминаний.

Конечно, Стенли Мудроу мог решить любую проблему — такой репутацией он пользовался давно, — и миссис Пуласки, владелица похоронного бюро, позвонила ему в участок, настаивая на том, чтобы он приехал, и не принимая никаких отговорок. В полдень Благой пятницы Мудроу сидел в пустой комнате похоронного бюро с чашкой кофе в руках и слушал пожилую даму, которая изливала ему свои беды.

— Я приехала сюда в сорок пятом году. Мне пришлось бежать от войны в Европе. Хотя муж у меня поляк, сама я еврейка, и спасалась от нацистов. Ярослав привез меня сюда, и мы сразу купили это похоронное бюро. За тридцать семь лет на Одиннадцатой улице мы похоронили тысячи людей. За аренду мы платим аккуратно, каждый месяц. Граждане мы добропорядочные, в выборах участвуем. Наш сын — юрист, зять — бизнесмен. Все хорошо. Но сейчас аренда заканчивается, и домовладелец — он араб — требует восемь тысяч каждый месяц. Что нам делать, Стенли? Мы здесь тридцать семь лет. Что нам делать?