Приют Одиннадцати - Вячеслав Ракитянский

Гроот сделал паузу и, как всегда в минуты некоторой растерянности, скрестил руки на груди.

— Я работал с русскими и воевал с ними. Безумие — их нормальное состояние. Поэтому мы можем ждать любых действий с их стороны, самых неожиданных… Нелогичных.

Офицеры не имели опыта войны на Востоке, им оставалось только довериться гауптману.

— Выходить по четверо в связке на два часа, не больше. При себе у каждого радиостанция односторонней связи, черт бы её побрал! И одна на группу стандартная. Ничего лишнего: оружие, короткие ледорубы, репшнуры. Под склон не уходить, держаться в пределах видимости. Штросс заступает сейчас, через два часа Фердинанд, затем Мюллер. Вечером Лист на западном направлении и группа Отто Шнайдера на восточном…

Хаймс снова замолчал, над чем-то раздумывая.

— Завтра мы предпримем попытку подняться на западную вершину… При любой погоде. По крайней мере, сделаем марш до отметки пять тысяч метров. Воздух там разрежен, лишняя акклиматизация нам не повредит. Генерал настаивает на восхождении до двадцать первого числа.

Град продолжался до вечера. На смену туману и дождю пришёл снежный буран. Видимость была жуткая, не больше десяти шагов. Группа Листа ещё не прошла свою часть периметра, когда по радиостанции поступил приказ Гроота немедленно возвращаться на базу. Судя по взволнованному голосу гауптмана, в гостинице произошло что-то из ряда вон выходящее.

Когда сквозь снежную пелену проступили очертания отеля, со стороны „Приюта“ раздалось несколько выстрелов. Над головой Фреда взвизгнула пуля, и он упал в снег. Закричал, но из-за бурана его вряд ли могли слышать те, кто находился у гостиницы. Он дотянулся до пояса и щёлкнул тумблером „Фридриха“. Из динамика доносилось только еле слышное хрипение и треск. Через какое-то время связь наладилась, и он услышал голос Штросса. Тот переговаривался со Шнайдером.

— Отто, сколько их?

— Я никого не видел… Ни выстрелов… Ничего.

Фред пытался вклиниться в разговор, но ни Штросс, ни Отто Шнайдер его не слышали. Лист поднялся на ноги, но почти сразу со стороны гостиницы начали стрелять, на этот раз более прицельно. Он снова упал в снег, закричал в микрофон:

— Ганс, это я, Фред. Вы там с ума посходили?!

Связь внезапно оборвалась, и Фред подал сигнал своим людям отойти на безопасное расстояние. Укрывшись за камнями, он снова и снова пытался связаться с отелем. Сквозь треск динамика Фред еле расслышал голос гауптмана.

— Где Лист?

— Не могу понять. Он не отвечает, капитан, — ответил Штросс. — Я неоднократно пытался с ним связаться.

— Пробуйте ещё.

— Штросс, я здесь, возле „Приюта“. Прекратите пальбу, чёрт бы вас побрал! — как можно громче крикнул Лист.

— Лист, я слышу вас. Повторите, где вы находитесь? — Штросс наконец-то услышал Фреда.

В тот самый момент, когда Лист собирался ответить, разрядился аккумулятор „Фридриха“. При минусовой температуре он работал без подзарядки не больше полутора часов. Фред повернулся в сторону троих егерей, прятавшихся за камнями в десятке метров позади. Пытаясь перекричать буран, он заорал, насколько хватило сил:

— „Солдат-мотор“! Быстрее!

Никто из егерей не шелохнулся, видимо, не услышали. Фред посмотрел на отель. Казалось, про них забыли — стрельба прекратилась. Стало настолько тихо, что Фреду почудилось: он слышит, как падают на землю крупные хлопья снега.

Лист поднялся и побежал к камням. И в этот самый момент услышал выстрелы. Несколько пуль пролетели рядом, а одна обожгла спину чуть ниже правой лопатки. Фред пробежал ещё пару метров и упал.

Глава 10

СССР, Ярославская область, пос. Переборы. Июль 1942 года.

— Завьялов!

— Здесь.

— К начальнику лагеря бегом.

Завьялов растолкал стоявших впереди зеков и побежал в сторону административного корпуса. Лагерные вертухаи команду "бегом" научили воспринимать буквально. Тех, кто не соглашался "из принципа" или по незнанию, ставили под "наковальню". Снимали с зека обувь и били доской или прикладом по пяткам. А потом всё равно заставляли бегать.

В кабинете кроме Коваленко и конвойного был ещё начальник строительства Осипчук. Сидел возле двери, непривычно смурной и подавленный. Когда Завьялов вошёл, тот зыркнул глазами и вжался в спинку стула.

Павел, как только увидел его, сразу понял: стряслось что-то у Михалыча, не иначе. Видать, заболел кто в семье. Ребёнок… Дочка у него вроде.

Коваленко кивнул на табурет, Завьялов сел, почувствовал затылком, как Осипчук буравит его взглядом, глянул через плечо. Так и есть, начальник стройки сверлит глазами Пашкину спину, вгрызается, въедается под кожу. Очень его боится, не доверяет и одновременно ждёт чего-то. Помощи вроде.

— Что ты, как уж на сковородке, Завьялов?

— А?

— А?! — передразнил его начлаг. — Поедешь сейчас с Михалычем к нему домой, дочку его посмотришь. У неё это… — Коваленко глянул на Осипчука, — что там у неё, Михалыч?

— Пневмония, говорят. Только вылечить не могут уже второй месяц.

Завьялов обернулся. Поймав его взгляд, Осипчук тут же опустил глаза в пол. Паша еле заметно усмехнулся. Подумал про себя, вспомнив присказку про свет советской власти: "Теперь тоже, небось, по ночам во вторую смену подскакиваешь. И не пневмония у неё, а тубик, уж как пить дать".

После той страшной ночи интуиция практически не давала сбоев. Теперь он мог определять тему предстоящего разговора и безошибочно угадывал, что именно беспокоит собеседника. Это позволяло находить болевые точки, слабости и извлекать для себя выгоду. А какая выгода может быть в лагере? Так, мелочёвка… Заполучить шерстяную фуфайку, на которую положил глаз Днепр или кто-нибудь из блатных, попросить, чтобы на вахте не сильно курочили и шмонали посылку. При беседах и тем более при оказании помощи лагерному начальству выгоду можно было извлечь колоссальную — это тебе не вшивники у новичков тырить…

— Не сомневайся, Михалыч. Он не только болты да увечья мастырить может. Днепрова от язвы вылечил, сам видел, — заверил Осипчука начлаг. — Забирай его. Машину я тебе дам и из ребят кого. А то он шустрый у нас. Хирург, блять!

Начальник лагеря загоготал, и Паша почувствовал, как Осипчук за его спиной заёрзал на стуле.

Коваленко нахмурился и пощёлкал пальцами, собираясь с мыслями, затем сказал, обращаясь к конвойному:

— Звягинцева сюда, быстро. С ними поедете оба.

Начлагеря посмотрел на Пашку, прищурился.

— Смотри, Завьялов, чтоб без фокусов у меня… Никаких вырванных позвоночников. Понял?