Гнездо черного сокола: Потерянное дитя (СИ) - "Чудище озорно и лаяй"

Сны, будто она идет по лесу, лабиринту или незнакомому городу, стали сниться каждую ночь. Движется вперед, потому что надо идти, не зная зачем и куда. Утром она просыпалась разбитой, будто действительно прошла все мили этого бесцельного пути. Иногда ей казалось, что она видит кого-то знакомого, и Клэр даже пыталась добежать до мелькнувшего образа, но неизменно не находила никого. В снах встречались будто бы люди, но они были безмолвны и как будто безлики, скорее походя на тени.

Миртл, скучавшая из-за того, что ей уделяли мало внимания, регулярно по своей воле наведывалась в аттракцион — все было по-прежнему: набор испытаний и зеркало желаний в финале. Зачем нужно было городить всю эту ерунду и держать пару далеко не маленьких существ целый год в тесных помещениях? Оставался последний шанс представить испытание общественности — до отъезда всех из Хогвартса. Или оно было вовсе не для учеников. Но если его планировалось задействовать на каникулах, тогда тоже не имело смысла устраивать линию препятствий настолько заранее. Никаких объявлений не было. Изнемогающие от жары студенты держались подальше от надоевших стен в предвкушении летнего отдыха.

Квиррелл пока еще выглядел молодцом. Возможно, что и крови требовалось так много, потому что он ее сцеживал и консервировал для дальнейшего употребления. По крайней мере, он был еще жив, и хоть изможден, но не выглядел умирающим — похоже проклятье единорогов его еще не настигло. В медицинском справочнике было вовсе указано, что оно больше влияет на само существование, чем на физическое тело — лишает удачи, навлекает несчастья и оставляет без приличного посмертия.

***

Очередная ночь превратилась в кошмар. Ей снилось, как она пробирается через горящее поселение. Рушились горящие балки, огонь сползался все ближе и ближе со всех сторон, за ним кто-то отчаянно кричал. Она шла на этот крик, но каждый поворот неизменно оканчивался тупиком — непреодолимой стеной горящего пламени. Во сне было жарко, смрадно, но сам огонь не пытался гнаться именно за ней. Все время было куда отступить и повернуть, но Клэр упорно шла на зов, уворачиваясь от падающих обгорелых балок, переступая тлеющие, обходя завалы, пока не пробилась к сердцу огня и бросилась вперед, укрывая объятую пламенем скрюченную фигуру своими руками и мантией словно крыльями. Огонь отступил и крик прекратился. Гул пожарища постепенно стих. Хлопья пепла кружились как снег, укрывая двоих невесомым покровом.

Проснулась Клэр уже ближе к обеду. Ловец снов был безнадежно испорчен, «паутина» будто истлела, «паук» оплавился и закоптился, но следов огня не наблюдалось — полог у кровати был в обычном состоянии. Все это было очень странно.

На обеде царило оживление, из разных концов зала слышались громкие шепотки, в которых Клэр без труда улавливала две фамилии: «Поттер» и «Квиррелл». Обоих упоминаемых в зале не было. На подруге юного героя не было лица, у рыжего лицо было, но глаз подозрительно отливал синевой. Керриган оставила практически нетронутую тарелку и пошла навестить главного информатора Хогвартса.

А слухи ходили… что Поттер проник в запретный коридор, а там его встретил Квиррелл с армией монстров и попытался устроить обещанную директором еще в начале года мучительную смерть. Пушка-то оказывается уже полшколы собственными глазами успело повидать, это Клэр относилась ко второй половине, удовлетворившей любопытство чужими рассказами. Миртл уже успела облететь аттракцион. Никаких следов погромов и эпических битв, никаких луж крови и закопченных стен или выбоин. Не хватало лишь пары пузырьков, тролль обзавелся огромной шишкой, кажется, пропали метлы.

Сам Поттер лежал в лазарете и в сознание пока не приходил, но выглядел по уверениям Пинки вполне комплектным и не битым. Квиринуса, как и его вещей, не было нигде. Шляпник, похоже, опять экстренно уехал.

Слухи обрастали новыми подробностями. То Квиррелл хотел что-то украсть, а его остановил Поттер и сдал властям, то коварный профессор ЗОТИ собирался подорвать Хогвартс во время праздничного пира и закладывал магловскую взрывчатку в подземелья, а Поттер его убил… Вариаций было много, но все они имели одинаковое распределение ролей: Квиринус был за злодея, различалась лишь эпичность планируемого злодеяния и мера возмездия за него.

Нужно было выслушать непосредственного участника событий — иного способа понять, что происходит, не было. Пинки была приставлена аккуратно наблюдать за подступами к лазарету, куда стекались ученики с подношениями. Через три дня Поттер очнулся и героя посетил директор. Затем к нему пустили друзей, вот их-то беседу домовушка прослушала от и до, тихонько сидя под кроватью выздоравливающего.

То, что Поттер рассказал друзьям, было откровенным бредом. В принципе, что можно ждать о постояльца лазарета, трое суток провалявшегося в отключке? Почему ему не могло пригрезиться? Но Клэр знала способ убедиться. Это заклинание требовало всего-то какой-либо частички человека и показывало оно единственное — жив тот или мертв. Локон пришлось тщательно промыть водой от праха всех тех животин, что были в мешочке гри-гри, и высушить. Все это без помощи магии. Отмытые волосы действительно были похожи на его. Она аккуратно вытащила из связанного локона один волосок. Потом Клэр уложила добытый образец на принесенное Пинки керамическое блюдце и произнесла заклинание. Когда она дотронулась до волоска, тот рассыпался пеплом.

Однозначно можно было сказать только то, что с чьей бы головы не был срезан локон — этот человек необратимо мертв. И, памятуя ночное видение вкупе со сгоревшим ловцом снов, сомневаться в принадлежности волос было бессмысленно.

Шляпник не уехал. Шляпник больше не вернется. Клэр окончательно потеряла единственного человека, к которому позволила себе привязаться. Она не пошла на пир. Следующей ночью, последней перед отъездом, Клэр сидела на их месте на берегу Черного озера. А в небе над Хогвартсом плыл одинокий китайский фонарик.

— Он проклят. Это не помогать, мисс, — на плечи Керриган лег теплый плед.

— Я знаю, Пинки. Это поможет мне.

Домовушка присела рядом, и Клэр подтянула ее под бок, тоже укрыв пледом. Млечный путь расстелился над замком, фонарик становился все меньше, но оставался теплым пятном среди безразличных звезд. В озере то в одном, то в другом месте раздавались всплески. На земле и в воздухе тоже что-то вздыхало, топало, скрипело, шуршало… Для всех жизнь продолжалась своим чередом. Ни звездам, ни тем, кто ближе к земле, не было никакого дела до того, что Квиринуса больше нет. И этот фонарик — все, что она могла себе позволить. Горевать по Квирреллу означало отказаться от шанса выжить в этом милом мире. Она должна была быть сильной и неуязвимой. Но Клэр не исключала, что за ней самой могут прийти в любой момент. Снять с поезда или, чтобы не наделать шума, задержать уже в Лондоне… или вовсе дома…

Кажется, она даже задремала, потому что, когда ее разбудило сказанное прямо в ухо знакомое «Мышь, не спи!», взошедшее солнце над озером уже разрывало остатки утреннего тумана. Никого рядом с ней ожидаемо не оказалось — ни живого Шляпника, ни решившего вернуться в Хогвартс в качестве привидения.

Она подождала, пока замок оживет, и вернулась в здание. То, чем на деле оказалась история, не лезло вообще ни в какие рамки. Поттер опять встретился с Неназываемым, они опять пришли к тому же результату. А под раздачу попал Шляпник, никогда не грезивший о роли слуги черного властелина, и вряд ли мечтавший предоставлять собственное тело неупокоенному духу. Только ей уже никогда не узнать истины.

Всю дорогу до Лондона она игнорировала нежеланных соседей, поскольку не удалось занять отдельное купе, и думала. Разбирала по пунктам каждую деталь переданного ей домовушкой разговора.

Поттер ссылался в рассказе на директора, это была или правда, или оба заблуждались, или директор намеренно дезинформировал мальчика, или тот в силу возраста мог неправильно интерпретировать любое из вышеизложенного. Поэтому Клэр пыталась составить картинку, а потом убрать из нее шатающиеся фрагменты.