Скриптер - Сергей Соболев

На линии несколько секунд царило молчание.

— Итак, у нас возникли серьезные проблемы?

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, уважаемый Михаил Андреевич. Даже безотносительно того, что выяснилось уже здесь, на месте, ситуация мне представлялась тревожной… требующей повышенного внимания.

— Павел Андреевич, Часовщик мне передал вашу просьбу о встрече. Чтоб вы знали, я самым внимательным образом отслеживаю ту тему, которую вам поручено было отредактировать минувшей ночью…

На линии воцарилось молчание. По-видимому, Авакумов и сам не ожидал услышать того, что он только что услышал. Теперь уже ему требовалось время, чтобы принять правильное — единственно правильное — решение.

«Значит, сам Авакумов взялся курироватьтему. Будь иначе, — подумал про себя Редактор, — не подключись к этой теме Хранитель в столь высоком статусе, мне бы и пальцем не дали пошевелить… Забрали бы тему на более высокий уровень, и там бы начали заново перебирать весь скрипт. Потому что у Третьего канала нет таких возможностей, — и полномочий! — чтобы развернуть скриптованное событие за пределами своего четко регламентированного временного диапазона…»

Редактор в такт своим мыслям слегка покачал головой. Интересный получается расклад. Авакумов, зная о произошедшем, зная также детали непростой биографии редактора Третьего, все же оставил на данной теме именно его, а не кого-то из вышестоящих редакторов.

Гмгм… Тут есть о чем подумать.

Павел Алексеевич поднялся из кресла и перебрался в самый дальний конец помещения. Не то, чтобы он не доверял присутствующим (про Логинова, кстати, он пока вообще мало что знает). Но не известно, о чем еще захочет поговорить с ним человек, только что прозвонивший ему, а затем взявший паузу на обдумывание.

Наконец в прикрепленной к уху Редактора гарнитуре прозвучал голос Авакумова. Голос спокойный, без ноток тревоги или еще каких-то ненужных сейчас эмоций.

— Павел Алексеевич?

— На связи.

— Что, по вашему мнению, мы должны сейчас делать? Как нам поступить? У вас уже имеются какие-то наметки?

— Ситуация очень динамичная, Михаил Андреевич. Просчитать заранее невозможно…

— Это понятно. И все же?

— Риск в таких случаях возрастает многократно. Но я бы сделал две вещи.

— Излагайте.

— Первое. Нужно пробить два события. По меньшей мере — два. Хотя, рискну предположить, мы пока ухватились лишь за кончик цепи событий.

— Первое событие?

— То, над которым я минувшей ночью колдовал…

— Несостоявшийся теракт в бизнес-центре по улице Орджоникидзе?

— Да, об этом и речь!

— Но… Данное событие ведь отредактировано? Причем, лично вами, Павел Алексеевич!

— Да, и это тоже верно. Но случай сложный… очень сложный! Редактура в том виде, как она была осуществлена… и как единственно могла быть осуществлена на тот момент, не решила всех проблем. О чем я и доложил Диспетчеру.

— Я ознакомлен с этим вашим докладом. Так что там не так, с тем событием?

— Представляется мне, что мы имеем дело с сложносоставным связанным стратегическим скриптом с элементами маскировки и даже дезинформации. Но это пока лишь предположение, которое следует проверить.

— Продолжайте.

— Проверить его досконально можно лишь в одном случае… Нужно вернуться к этой теме, развернуть скрипты, просветить, проанализировать, поискать другие концы и другие возможности.

— То есть, вы предлагаете действовать на более пространной временной шкале? И задействовать при том все имеющиеся у нас возможности?

— Да, Михаил Андреевич, именно так! Пока еще не поздно, пока еще не закрылось «окно» по этой теме!

— Ну что ж, разумная мысль.

— Тут вот ведь еще что… Если мы упустим время, если не среагируем оперативно, то будем потом попросту тащиться в хвосте событий. Ну а далее…

— Понимаю, — оборвал его Хранитель. — Вы сказали, что сделали бы «две вещи». С первым пунктом у меня имеется ясность. Что по второму?

— Второй пункт, это, собственно — Логинов.

— Так, так…

— Он ведь может исчезнуть в любой момент, в любую секунду! Вот то, что он здесь и сейчас, ровным счетом ничего не означает. Думаю, вы понимаете, о чем я, Михаил Андреевич.

— Если бы не понимал, то вы бы сейчас беседовали с кем-то другим.

— Чинимое нам неустановленными пока структурами противодействие, уверен, будет лишь нарастать! Хотя это тоже пока лишь мое предположение.

— Я понял ваш посыл. Но вернемся к сложившейся ситуации. Какое у вас предложение по этому молодому человеку? То есть, по Логинову?

Павел Алексеевич коротко изложил свои соображения и на этот счет. Авакумов, помолчав немного, сказал:

— Добро. Жду вас завтра в удобное время… Думаю, вы знаете, где меня можно найти.

— Знаю. Если, конечно, вы не поменяли служебную резиденцию.

— Не поменял. Ну что ж, Павел Алексеевич… Не буду отрывать вас от важного дела. Действуйте именно таким образом, как только что договорились.

Павел Алексеевич вернулся в «дальнюю» палату, где оборудован кабинет Окулиста. Туда, где в офтальмологическом кресле все еще восседает молодой человек, о существовании которого еще двадцать четыре часа назад редактор Третьего ровным счетом ничего не знал.

Он сел в пластиковое кресло у колонны. Затем, тем же спокойным тоном, что и обычно, произнес:

— Верните ему зрение, доктор. Необходимая санкция мною только что получена.

Доктор, не задавая лишних вопросов, открыл верхний ящичек своего стола. Достал оттуда бутылочку с каплями, а также коробочку со специальными линзами.

— Эй, господа, я не понял?! — подал реплику Логинов. — Что значит — «верните зрение»?! У меня что, обнаружился какой-то дефект? Близорукость? Или, наоборот, дальнозоркость?

— Ни то, и ни другое, — Окулист подкатил стол на колесиках ближе, так, чтобы было удобно работать. — Зрение у вас хорошее… Нормальное человеческое зрение.

— Вы сказали — «человеческое»? — переспросил Логинов. — Как вас понимать? А разве есть еще какое-нибудь другое зрение? И если у меня нормальное зрение, то на фига тогда… Эй, эй, полегче! Что вы собираетесь делать, я не понял?

— Сидите спокойно, — сказал Окулист, набирая в обычную глазную пипетку жидкость из небольшой непрозрачной бутылочки темного цвета без этикетки. — Даже если я не закапаю вам очищающий препарат, у вас все равно произойдет активация второго комплекта.

— Че-го?! Я не понял, доктор? Эй, Павел Алексеевич?! — крикнул Логинов, пытаясь увернуться от направленного в глаза света. — Какого «второго комплекта»?! Куда вы меня привезли? Здесь не глазная клиника… тутклиника кое у кого, в натуре! Настоящий дурдом!!

— Доверьтесь доктору, — сухо произнес Редактор. — Если он не введет вам препарат и не поставит временные линзы….

— То что в таком случае произойдет?

— Прозрение тогда будет довольно болезненным. Уж поверьте мне, Даниил, я знаю, о чем говорю.

Глава 10

Спустя некоторое время, когда линзы уже были поставлены, когда юноша наконец проморгался и перестал ворчать, доктор развернул кресло.

Развернул его вместе с пациентом — на сто восемьдесят, так, что Даниил теперь мог видеть дальнюю от входа и срединных опорных колонн стену.

Что любопытно, она, эта стена, была целиком выложена из какого-то гладкого белого материала (почему-то сразу, в первые минуты своего здесь появления, он этой особенности не заметил). Расстояние от нее до кресла и сидящего в нем пациента составляет шесть метров. Именно на таком расстоянии от стандартной таблицы проверяемый на предмет зрения гражданин должен считывать имеющиеся там буковки разной величины. Если вы отчетливо видите на таком расстоянии букву высотой два с половиной сантиметра, врач говорит вам, что ваше зрение соответствует «единице»… Но в данном конкретном случае, там, куда предложено смотреть проходящему осмотр у окулиста молодому человеку, нет никакой таблицы для проверки остроты зрения. Одна лишь белая стена.

Дэну показалось, что поверхность этой стены чуть поблескивает. И как будто даже переливается, подобно перламутру. Но это впечатление — визуальное впечатление — могло быть обманчивым. Как он ни пытался сфокусировать зрение, как ни старался зацепить взглядом начало, или фрагмент, или финальную фазу световой волны, гуляющей по этой стене, подобной экрану, ему это почему-то не удавалось.

— Что видите, молодой человек?

— Стена…но что-то здесь не так!..

— Какого цвета эта стена, можете сказать?

— Белая. Но… она блестит, как снег под солнцем.