Авантюристка. Возлюбленная из будущего - Наталья Павлищева

Даже в далеком прошлом легче вдвоем, пусть и с той, которая пришла туда из совсем иного мира.

– Мари, а как ты завершала любую судьбу, ведь нельзя же вечно находиться в одном образе?

– Как умерла Мария Манчини, не знаешь?

– О Марии не помню, знаю только, что она пробыла несколько лет в монастыре в Испании, дожидаясь, пока в Риме умрет муж. А у Гортензии судьба странная и смерть тоже…

Но Мари мало интересовала судьба моей героини, она усмехнулась:

– Вот тебе и ответ – в монастырь уйду я, а в Рим вернется другая.

– А… я?

– А за тобой есть кому приглядывать, у тебя есть Арман.

Кажется, я покраснела, но храбро возразила:

– При чем здесь Арман?

– Он допустил, чтобы ты осталась, значит, будет оберегать, пока не вернешься.

– Правда?! – ахнула я. Если честно, то меня такой вариант вполне устраивал.

Мари проворчала:

– Я не знаю ни границ его возможностей, ни того, зачем он все делает. Будь осторожна, я вот уже столько лет подопытный кролик. Это не самое лучшее времяпровождения, поверь.

Я сникла, она права, но что мы могли поделать?

Как ни оттягивал король Людовик, свадьба с испанской инфантой состоялась. Я с сомнением и горечью слушала сплетни о том, что Его Величеству понравилась Мария-Терезия, он нашел ее приятной и вполне подходящей для роли супруги. Оставалось только утешаться, что вечная королевская любовь длится недолго, и довольно скоро Марию-Терезию постигнет та же участь, что и остальных, кем увлекался Людовик. Конечно, Мари от этого легче не было.

– Мари, а что, если инфанта привезет с собой Капитору?

– Ты же сама сказала, что меня выдадут замуж за коннетабля Неаполитанского королевства герцога Лоренцо Колонна, по крайней мере, буду подальше от Парижа и короля с его увлечениями.

– А я?

Немного подумав, я объявила, что уйду в монастырь.

– Ты в монастырь? А как же побег от мужа в Англию?

– Это в моей жизни, там, куда мне больше не вернуться, а здесь, ты сама сказала, возможно все.

Его Величество женился и теперь возвращался с молодой супругой в Париж, где отсутствовал почти год. Это ли не повод устроить грандиозный праздник?

Как-то сам собой быстро сошел на нет траур из-за смерти дяди Его Величества Месье Гастона Орлеанского, впрочем, и без того не слишком глубокий. Теперь титул Месье был только у брата короля, вернее, он был и раньше, но с приставкой «младший». Эта приставка действовала младшему сыну Анны Австрийской на нервы, теперь можно вздохнуть с облегчением.

В Европе происходили серьезные изменения – в Англии умер Кромвель, а потому мой бывший поклонник Карл (он уже успел обзавестись новой любовницей, особой столь же жадной до власти, сколь и худородной), хотя и не без борьбы, становился королем Англии под именем Карла II. Его мать, сестра короля Людовика XIII Генриетта-Мария пока оставалась на родине в Париже, питая вовсе не бесплодные надежды заметно укрепить свое влияние при помощи еще одного брака – своей младшей доверии Генриетты и Месье. Все дружно сомневались в возможности счастливого брака живой, как шарик ртути, Генриетты и известного своей любовью к фаворитам (вроде нашего братца Филиппа герцога де Невера) брата короля. Но короли и их ближайшие родственники не имеют права на счастливые браки, их семейные союзы заключаются из политического расчета, а не из сердечных привязанностей.

Если бы было не так, то сейчас (а то и раньше) в Париж въезжала бы не королева Мария-Терезия с выдвинутой вперед челюстью Габсбургов, а моя сестра красавица Мари.

Но пока все было так, как было – счастливая Мария-Терезия сидела в черном платье, богато расшитом жемчугом, рядом с ней гарцевал на коне супруг, тоже в черном и бриллиантах даже на сбруе у лошади, а мы с Мари смотрели на все это великолепие из окна отеля.

Процессии, казалось, не будет конца, по улице Сен-Антуан черепашьим шагом, вернее, со скоростью перестановки подагрических ног многочисленных придворных, двигалась раззолоченная и разукрашенная бриллиантами кавалькада. Шестерка лошадей тянула карету молодой королевы. Мария усмехнулась:

– Лошадиные плюмажи ничуть не уступают тому, что на шляпе Его Величества.

Опасное замечание, но услышала только я, остальным было не до Мари, ее время прошло, ее место в окне отеля, а не в карете новобрачной. Да и как услышать, если смешались сотни разных звуков – восторженный рев толпы, которую привела в веселое состояние не только возможность поглазеть на королевскую чету, но и замена воды в фонтанах на вино, грохот множества колес и цоканье множества копыт, а также буханье пушек, рассыпавших в небе огни фейерверков…

Каждый занимался в этой праздничной толпе своим – одни красовались, другие глазели, разинув рот и не замечая ловких рук, обчищающих карманы ротозеев, мальчишки клянчили монетки и дрались между собой за очередную упавшую в пыль (сегодня их день, потому что взрослых нищих поглазеть на королевскую процессию не пустили), молодые особы рыдали из-за того, что самый завидный жених Европы более не являлся женихом (хотя никто из присутствующих красавиц, кроме сестры английского короля Карла Генриетты и моей Мари, не имел права надеяться быть на месте счастливой новобрачной в расписанной золочеными купидонами карете), женщины постарше прикладывали платочки к глазам от понимания, что если для этой пары и возможно счастье, то оно продлится не дольше самого праздника, слишком заметной черной вороной среди стайки веселых разноцветных попугайчиков казалась молодая королева рядом с придворными дамами…

Это уловила и Мари, кротко вздохнув:

– Она не будет счастлива, слишком она испанская для Парижа…

Я помнила, что Мария-Терезия и впрямь не была счастлива, оказавшись на задворках французского двора. Некоторое время юную королеву поддерживала ее тетка королева Анна Австрийская, видно помнившая, каково было ей самой после строгого Мадрида оказаться в веселом Париже. Но королеве властвовать осталось совсем недолго.

Я поймала себя на том, что невольно ищу глазами среди сопровождающих Марию-Терезию испанцев ненавистную нам шутиху Капитору. Карлицы не было: то ли у инфанты хватило ума не брать уродливую острословку с собой, то ли не позволил король, то ли сама Капитора предпочла спокойствие мадридского двора.

– И то легче, – вздохнула я.

– Ты о чем?

– Капиторы нет.

– Дядюшкина заслуга. Я дала понять, что попросту изведу уродину, если та хоть раз покажется при дворе, мне терять нечего.

– Ты думаешь, нас допустят ко двору? – усомнилась я.

Ответ Мари я просто не услышала, в очередной раз бухнула фейерверком пушка, внизу взвыла восторженная толпа, приветствуя появление колоритной Великой Мадемуазель – старшей дочери умершего Старшего Месье – Гастона Орлеанского, дяди короля. Великая Мадемуазель была велика в прямом смысле этого слова. Она старше Людовика лет на десять-одиннадцать, но всегда была уверена, что станет супругой своего двоюродного братца, и вела себя соответственно. Кроме того, дородная красавица (по местным меркам, но никак не на мой вкус) обожала пышные яркие наряды с множеством перьев и огромными шлейфами. Терпеливая благосклонность королевы Анны позволяла Великой Мадемуазель иметь шлейф длиной с королевский, но столь пышный, что затмевал собой все остальное.