Прокурор - Анатолий Безуглов

- Это вы правильно сделали, - одобрил Захар Петрович. - А в отношении аварии?

- Милиция работает. Пытаются выяснить, что делал Зубцов накануне автокатастрофы: с кем встречался, куда и с кем ездил...

- Есть какая-нибудь зацепка?

- Увы, - развел руками следователь. - Пока ничего... Мать Зубцова говорит, что вечером у ее сына кто-то был. Потом Зубцов сел в машину и уехал...

- А что, она не видела гостя?

- В том-то и дело, что нет. У сына отдельный вход.

- Мужчина или женщина?

- Толком от нее ничего не добьешься. Совсем глухая старуха. Слышала только, как музыку крутили...

- А что говорят о том вечере соседи?

- У Зубцовых двор - что крепость. Забор высоченный, злая собака...

- Не видели, с кем тогда уехал радиомастер?

- Нет, Захар Петрович, не видели.

- Да, недалеко вы продвинулись по этому делу, - сказал Измайлов. И посоветовал: - Попробуйте пройтись по связям Зубцова. Понимаете, Евгений Родионович, мы должны точно знать, как же случилась авария. Чтобы идти дальше.

- Я все отлично понимаю. - Следователь выдвинул ящик стола, вынул какую-то бумажку и повторил: - Очень хорошо понимаю, Захар Петрович...

Измайлов почувствовал: Евгений Родионович чего-то недоговаривает. И спросил:

- У вас есть ко мне вопросы?

- Есть... - не очень уверенно ответил Глаголев. - Но это не касается дел... Вернее, касается, но совсем с другой стороны... - Он замолчал.

- Ну, говорите, говорите, - подбодрил его прокурор.

- Вот, получил наконец, - протянул он Измайлову бумажку. - Два года мама добивалась... Это было очень сложно.

На бланке Московского научно-исследовательского института глазных болезней имени Гельмгольца сообщалось, что Глаголеву предоставляется место для стационарного лечения.

- Вы не подумайте, Захар Петрович, - начал было оправдываться следователь. - Но если я сейчас не поеду...

- Нет-нет, - перебил его Измайлов. - Такую возможность нельзя упускать ни в коем случае.

Захар Петрович перед отъездом в Рдянск узнавал в их поликлинике втайне, конечно, от Евгения Родионовича, - как у него со зрением. Ответ был малоутешительным. Травматическая катаракта, причем в прогрессирующей форме. И когда Измайлов спросил у Межерицкого, что это такое, тот ответил: "Дело дрянь. Обычно кончается полным помутнением хрусталика, то есть того, чем мы видим. Затем - операция. Но и она не обязательно помогает..."

- Езжайте, Евгений Родионович.

- А дела? - обрадованно и в то же время озабоченно спросил Глаголев.

- Передадим другому следователю. - Захар Петрович ободряюще улыбнулся: - Не думайте об этом. Думайте о том, чтобы вас поскорее вылечили...

Прокурор пошел к себе, заглянув по пути в кабинет Гранской. Инги Казимировны не было. Он сказал Веронике Савельевне, чтобы Гранская зашла к нему, как только появится.

За время отсутствия Захара Петровича в Рдянске накопилась масса дел, и он ушел в них с головой.

Гранская зашла после обеда. Как всегда - в форме. Нужно признаться, ей она была весьма к лицу. Насколько помнил Измайлов, в Зорянске он не видел Ингу Казимировну в другом платье. И немало удивился, когда, идя как-то по московской улице, был окликнут интересной незнакомой женщиной в белом брючном костюме, с распущенными по плечам волосами цвета червонного золота и в темных очках, закрывающих пол-лица. Только по голосу - низкому, хриплому контральто - узнал своего следователя.

Гранская была красива, хорошо сложена. Кто-то в шутку назвал ее первой леди зорянской прокуратуры. Ей было за сорок, но ее лет ей не дал бы никто. Удивительно, как она находила время и силы следить за собой работа следователя (а Инга Казимировна отдала ей почти два десятка лет) тяжела для мужчины, не говоря уже о женщине.

Семейная жизнь у Гранской не сложилась. Как и почему, Захар Петрович не знал, а Инга Казимировна никогда об этом не говорила. С мужем, с которым они поженились еще на студенческой скамье (кто он был и чем занимался, прокурору тоже не было известно), прожила чуть больше года. И своего сына Юру воспитывала одна. Он производил странное впечатление: близорукий, молчаливый, однако имел атлетическую внешность, хотя спортом вроде и не занимался.

Жена Захара Петровича говорила, что почти все девчонки-старшеклассницы были влюблены в сына Гранской, но он не дружил ни с одной. Его так и прозвали - Печорин. Всегда был один, всегда в стороне. По словам же Инги Казимировны, он весельчак и острослов.

Размышляя об этом расхождении, Измайлов пришел к выводу, что Юра, наверное, вел себя по-разному на людях и дома, и его открытость распространялась только на мать. А жили они душа в душу. Если Инга Казимировна задерживалась на работе, непременно звонила домой, предупреждала, причем обязательно ставила сына в известность, когда вернется, через полчаса, час, полтора.

После школы Юрий поступал в МГУ, но не прошел по конкурсу и был призван в армию. Инга Казимировна говорила, что это, возможно, и к лучшему: станет настоящим мужчиной.

И действительно, когда Юрий, демобилизовавшись прошлой осенью, зашел в прокуратуру, Захар Петрович узнал его с трудом. Юра отпустил усы, еще шире раздался в плечах, и в его манерах появилась какая-то взрослость, уверенность. Не пробыв в Зорянске и месяца, он уехал в Москву, чтобы готовиться к новому штурму университета.

Инга Казимировна собиралась в отпуск, наверное, чтобы побыть с сыном. И вот теперь Захару Петровичу предстоял не очень приятный разговор - надо было просить Гранскую принять к производству дела Евгения Родионовича.

Поговорили о конференции, о знакомых в Рдянске. Начал Измайлов издалека:

- Насколько я знаю, Инга Казимировна, в этом году в Москве, кажется, нет международного кинофестиваля?

- Нет, - подозрительно посмотрела на прокурора Гранская, сразу поняв, куда он клонит.

Дело в том, что Гранская страстно увлекалась кино. И, когда в Москве проходил фестиваль, непременно в это время брала отпуск и ехала в столицу. Никакое обстоятельство не могло заставить ее отказаться от этого. Захар Петрович знал увлечение Гранской и в преддверии такого события не поручал ей срочных и сложных дел...

- Значит, нет, - произнес Измайлов, глядя в окно.

- Но в конце сентября неделя французских фильмов, - многозначительно произнесла Гранская.

Наступило неловкое молчание.

- Не тяните за душу, Захар Петрович, - наконец попросила Инга Казимировна.

И Захар Петрович рассказал ей о том, какое отчаянное положение у Глаголева со зрением и что есть единственный, может быть, последний шанс лечь в Институт Гельмгольца, и было бы преступно, по-человечески недопустимо этот шанс ему не использовать...

- Не надо меня уговаривать, - сказала Гранская и невесело усмехнулась. - Кто согласится прослыть черствым, бесчувственным эгоистом... Когда принимать дела?

- А чего тянуть? Тем более, Глаголеву надо выезжать срочно... И хочу обратить ваше внимание, - сразу перешел к делам Измайлов, - на историю с неизвестным чемоданом. Ну, связанную с погибшим радиомастером Зубцовым.

- Знаю. Евгений Родионович делился, - кивнула Гранская.

Захар Петрович выложил ей свои соображения, которые в свое время высказывал Глаголеву.

* * *

В восемь часов вечера с минутами Инга Казимировна сошла с загородного автобуса у "Привала".

Рядом с ресторанчиком располагался кемпинг, где останавливались автотуристы, направлявшиеся на юг, к морю...

Гранская сразу увидела знакомую желтую "Волгу". Когда Кирилл приехал в первый раз на новой машине, Инга Казимировна посмеялась - несолидный цвет. Он сказал: "Под твои волосы..."

"Бедный Кирилл, - вздохнула Гранская, подходя к машине. - Мчался за тысячу километров, чтобы услышать сюрприз..."

Она заглянула в салон "Волги". Запыленная машина еще дышала теплом южных дорог. Водителя не было. На заднем сиденье - букет незнакомых экзотических цветов. В это время ее обняли за плечи крепкие загорелые руки, шею защекотала шелковистая борода.

- Кирилл, родной, - засмеялась Инга Казимировна, не пытаясь освободиться из объятий. - Кругом же люди...

Кирилл был в защитного цвета рубашке с закатанными рукавами, в выцветших джинсах и кедах. На голове - узорчатая узбекская тюбетейка. Кто бы мог подумать, что это - член-корреспондент Академии наук, доктор географических наук, профессор МГУ.

- Я голоден, как стая волков. - Кирилл потащил Ингу Казимировну в ресторанчик, не забыв, однако, прихватить цветы. - С пяти утра за рулем.

- Нас выгонят, - сказала Гранская. - У тебя вид свихнувшегося хиппи.

- Здесь ко всему привыкли, - успокоил ее Кирилл. - Туристы...

Официантка невозмутимо приняла у них заказ.

- И вазу для цветов, - сказал Кирилл.

Девушка в накрахмаленном кокошнике бросила взгляд на подвявшие крупные белые цветы, улыбнулась и принесла литровую банку с водой. Кирилл отделил ей часть букета, чем весьма смутил официантку, остальные цветы поставил в банку.