Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы - Виктор Поротников

Добравшись до Твери, Сары-Ходжа первым делом известил Дмитрия Московского, что ему надлежит прибыть во Владимир и склонить голову перед Михаилом Александровичем, получившим ярлык из рук Мамая. Приглашались во Владимир и остальные русские князья.

Прознав о приготовлениях Михаила Александровича к восшествию на владимирский стол, Дмитрий повелел боярам, купцам и черным людям по всем градам, зависимым от Москвы, целовать крест на верность ему, князю московскому. Дмитрий бросил клич для сбора рати, дабы не допустить Михаила Александровича и людей его во Владимир.

Ордынский гонец, вернувшийся из Москвы, привез Сары-Ходже горделивый ответ Дмитрия: «К ярлыку не поеду, Михаила на княжение Владимирское не пущу, а тебе, посол, путь свободен. Езжай, куда хочешь!»

Грозные слова Дмитрия были подкреплены выступлением московской рати, вставшей заслоном на нерльском водном пути. Это была самая удобная дорога из Твери до Владимира. Близ Переяславля-Залесского находился волок, по которому можно было перетащить суда из Нерли Волжской в Нерль Клязьменскую. На этом волоке московские полки и разбили свой стан.

Раздосадованный Михаил Александрович, поняв, что во Владимир ему не пробиться, ринулся с войском на Бежецк, где сидел наместник московского князя. Бежецк и волости вокруг него лежали в верховьях реки Мологи к северу от Тверского княжества.

Сары-Ходжа отправился в Москву, желая своими глазами узреть ее каменные стены и молодого князя Дмитрия, осмелившегося открыто воспротивиться воле Мамая. Прежде такого никогда не бывало, чтобы кто-то из русских князей посмел на равных разговаривать с Ордой!

— Ты чего с застолья ушел, брат? — Дмитрий взирал на Владимира, прислонившись плечом к массивной дубовой колонне, подпиравшей потолочную балку. — Иль тебе разносолы мои не по вкусу?

Сидевший на скамье Владимир ответил, не глядя на Дмитрия:

— Надоело мне смотреть, как ты стелешься и заискиваешь перед послом Мамаевым. Ты ведь великий князь, а не холоп! Противно мне стало, брат, слушать твои угодливые речи, вот я и ушел с пира. Не кланялся я татарам допреж — и впредь не стану им кланяться! А ты давай умасливай Сары-Ходжу, вейся вьюном перед ним, расточай ему похвалы, может, он и замолвит за тебя словечко перед Мамаем. — Владимир криво усмехнулся.

— Та-ак, вот оно в чем дело! — проговорил Дмитрий, отделившись от колонны и прохаживаясь по светлице от стены до стены. Его голос зазвучал с насмешливо-язвительными нотками. — Братанич мой брезгует сидеть за одним столом с татарскими вельможами, а мое гостеприимство он резко осуждает. По-твоему, мне не следовало Сары-Ходжу и на порог пускать, так, что ли?

— Не нужно перегибать палку, брат, рассыпаясь в любезностях перед Мамаевыми послами, — раздраженно произнес Владимир. — Сары-Ходжа не просто так к тебе приехал, он хочет, чтобы ты склонил голову перед тверским князем, в руках у которого ныне ханский ярлык. Ты проявил твердость, преградив путь Михаилу Александровичу во Владимир. Так будь же и в общении с Сары-Ходжой столь же неприступен, брат. — У Владимира вырвался досадливый жест. — Чего ты обхаживаешь Сары-Ходжу, как девицу красную! Чего ты гнешься перед ним, как ива на ветру! Ей-богу, смотреть противно!

— Ты просто дальше своего носа не видишь, братец, — с тяжелым вздохом проговорил Дмитрий, опустившись на скамью рядом с Владимиром. — Это с тверским князем я могу не церемониться, ибо знаю, что воинство у него невелико. За Мамаем же стоит силища грозная! Доводить дело до войны с Ордой пока еще рано, брат. Сначала нужно Тверь покорить и разбить Ольгерда. Ведь эти два злыдня могут выгадать время и ударить мне в спину. Потому-то я и принимаю в своем тереме Сары-Ходжу как дорогого гостя. Потому и улыбаюсь ему льстиво, так как надеюсь с его помощью отнять ханский ярлык у Михаила Александровича. Смекаешь, братец? — Дмитрий слегка толкнул своим плечом крепкое плечо Владимира.

— А, по-моему, брат, Василий Вельяминов дал тебе верный совет: взять в заложники Сары-Ходжу и всю его свиту, — заметил Владимир после недолгой паузы. — При таком раскладе Мамай не станет с тобой воевать, покуда не вызволит из плена своих послов. Ты мог бы, пользуясь этим, покончить с тверским князем.

— Тысяцкий, когда во хмелю, имеет привычку говорить не думая, — сказал на это Дмитрий, взъерошив пятерней свои густые вьющиеся волосы. — Повторяю, ссориться с Мамаем я не стану, не приспело еще время к этому. Нету еще того единства между русскими княжествами, о каком мечтал Симеон Гордый.

Дмитрию удалось-таки уговорить Владимира вернуться в пиршественный зал, поскольку его место рядом с хозяином застолья не должно пустовать. Ордынские послы должны видеть и сознавать, что двоюродный брат московского князя един с ним в делах и помыслах. Пусть Сары-Ходжа запомнит Владимира таким, каков он есть: немногословным, не падким на хмельное питье, не расточающим льстивых речей. Пусть Сары-Ходжа видит, что в свои семнадцать лет Владимир является правой рукой Дмитрия. Пусть замкнутое лицо Владимира подскажет Сары-Ходже, что не все имовитые русичи на этом пиру рады встрече с послами Мамая.

Поздним вечером в Москву примчался гонец из Серпухова с печальным известием. Внезапно захворав, скончалась Мария, жена Владимира.

Был июль 1370 года.

Глава одиннадцатая. Месть и торжество

Разорив Бежецк, Михаил Александрович на этом не успокоился. Осмелев от безнаказанности, тверской князь завладел Угличем, Ярославлем и Костромой. Из всех этих городов были изгнаны московские наместники, а на их место посажены тверские воеводы. Где бы ни появлялся Михаил Александрович со своим войском, повсюду его слуги объявляли волю Мамая и показывали ханский ярлык, дающий право их господину владеть великим владимирским столом. Кроме того, в войске Михаила Александровича находились три сотни конных татар под началом мурзы Сейдербека. Это были воины из отряда Сары-Ходжи.

Уходя в Москву, Сары-Ходжа взял с собой лишь семерых беев, дабы показать Дмитрию свои мирные намерения.

Михаил Александрович не мог взять в толк, почему Сары-Ходжа так надолго задержался в Москве. А когда стало известно, что Сары-Ходжа из Москвы отправился прямиком в Орду, то Михаил Александрович и вовсе не знал, что подумать. По договоренности с ним, Сары-Ходжа должен был запугать Дмитрия гневом Мамая и принудить его убрать московские полки с нерльского волока. После этого Сары-Ходжа собирался выехать во Владимир и там ожидать Михаила Александровича.

Мурза Сейдербек, усмехаясь, заметил Михаилу Александровичу: мол, не иначе московский князь одарил алчного Сары-Ходжу столь щедрыми дарами, что тот предпочел уехать с ними в Орду, дабы ни с кем не делиться. Нукеры из отряда Сейдербека по закону имели право на определенную долю от любой прибыли, какую мог получить Сары-Ходжа в этой поездке на Русь.

Жадность Сары-Ходжи покоробила Михаила Александровича, ведь теперь расплачиваться с его людьми предстояло ему. По сути дела, Сары-Ходжа предал Михаила, подкупленный московским князем.

Из Костромы Михаил Александрович устремился к Галичу, взяв и этот город под свою руку.

Для Прокла Ивановича наступило время радости и торжества. В благодарность за верную службу Михаил Александрович даровал ему галицкий стол.

Собрав на вече галицких бояр и черный люд, Прокл Иванович костил бранными словами московского князя, называя его «гнусным выродком» и «расхитителем чужих уделов».

— Однако есть на свете справедливость, что ни говори, — разглагольствовал Прокл Иванович, красуясь на бревенчатом помосте перед людской притихшей толпой. — Даже властителей Орды возмутило наглое самоуправство московского птенчика! Темник Мамай и хан Мухаммед-Булак передали ярлык на княжение Владимирское славному тверскому князю Михаилу Александровичу. Не забыли государи ордынские и про меня, — Прокл Иванович самодовольно ударил себя кулаком в грудь, — вручив мне сей ярлык на владение Галичем. Отныне я над вами князь и господин, люди добрые!

Вынув из кожаной сумки бумажный свиток с большой ханской тамгой, висящей на красном шнурке, Прокл Иванович с торжествующим видом потряс им над головой.

В толпе раздались редкие приветственные выкрики, большинство же галичан встретили смену власти в настороженном молчании. Люди видели, что Прокл Иванович утвердился в Галиче, опираясь на татарских конников и дружину тверского князя, поэтому ничего хорошего от этого галичане не ждали.

Первым делом Прокл Иванович повелел отрубить голову боярину Фатьяну Свирину, присланному из Москвы для управления Галичем. Были также казнены тридцать гридней Фатьяна Свирина и его четырнадцатилетний сын. Супруга казненного боярина после всего увиденного тронулась рассудком. Прокл Иванович отдал безумную боярыню татарам, которые скопом надругались над несчастной, после чего прикончили ее стрелами. Пятнадцатилетнюю дочь Фатьяна Свирина Прокл Иванович сделал своей наложницей.