Научите меня стрелять - Анна Яковлева

Это был разъезд со станционным домиком. Во все стороны от домика тянулись столбы электропередач и рельсы. Придерживая куртку одной рукой, другой я тащила за собой сумку и со скоростью черепахи двигалась к дороге, оглядываясь и ожидая каждую секунду, что раненный мной человек выскочит из дома и кинется в погоню.

Нужно было позвонить Эле, Шалве или Мишке, объяснить, где я, чтобы они приехали и забрали меня отсюда, но сначала необходимо было убраться подальше от этого жуткого места, где лежал окровавленный Дуйков.

Дойдя до дерева, растущего у дороги, я прислонилась к нему, сунула руку в кармашек сумки, вынула трубку и включила ее. На дисплее высветилась и погасла надпись «Батарейка разряжена».

Я села на землю, уткнулась лицом в колени и дала волю слезам. Плач мой был слышен далеко от этого места, но никто не пришел на помощь, приняв, очевидно, его за вой зверя.

Наплакавшись, я вытащила ремень из джинсов, застегнула его поверх куртки и побрела в сторону дороги.

Желающих подобрать такую попутчицу не находилось. Всякий раз, услышав рев двигателя, я поднимала руку, но машины проскакивали мимо. Пришлось добираться до остановки рейсового автобуса и спрашивать там, как проехать в микрорайон, где жил Белый.

Солнце уже садилось за горизонт, когда я вошла в подъезд знакомого дома.

Лифт сделал остановку, двери раскрылись, и не успела я ничего сообразить, как несколько голосов заорали: «Катя!» – и несколько рук одновременно потащили меня из лифтовой кабины.

Громче всех орал Егоров.

Самое время было эффектно грохнуться в обморок, но у меня даже на это не было сил. Пашка внес меня в квартиру и только там увидел мой нелепый наряд. Он ловко расстегнул на мне ремень, и куртка распахнулась, выставив на всеобщее обозрение мою грудь в бюстгальтере со следами размазанной и засохшей крови. Повисла пауза, как в пьесе Гоголя, а потом началось…

Элю интересовало, куда делись пуговицы от куртки.

– Что случилось? – Это был Шалва.

– Где тебя носило? – поинтересовался Егоров и просверлил меня взглядом, от которого хотелось заползти под кровать.

Михаил ни о чем не спрашивал, внимательно изучая мои руки. Я проследила за его взглядом и обнаружила, что рука, которой я держала ножницы, поранена. Края раны с запекшейся кровью покраснели и припухли. Я закрыла глаза.

Когда я их открыла, рядом со мной была только Элеонора, мужчин она из комнаты удалила.

– Кать, – тревожно спросила она, – с тобой все в порядке?

– Я человека убила.

– Ты?

Я кивнула. Повторять на бис эти слова не хотелось, все-таки не на сцене. Элеонора открыла дверь, выглянула наружу:

– Коньяка налейте.

После коньяка мне стало легче дышать и появилось желание вымыться.

Материализовался Егоров. Пашка раздевал меня, приговаривая «Девочка моя», и все время спрашивал:

– Все нормально?

Отвечать было трудно, мешал спазм в горле, я кивала, глотала слезы и старалась не разреветься от его прикосновений. Пашкины чуткие руки порхали по мне, и я все-таки раскисла. Слезы потекли с новой силой и, как я ни старалась, не останавливались.

Пашка сделал попытку отвлечь меня:

– Я Роя с собой привез. Он дорогу отлично перенес.

– Где он?

– Да вот же. – Пашка открыл дверь в ванную, и ко мне влетел черный шар на кривых коротких лапках.

Я наконец улыбнулась и свесила руку, которую пес тут же принялся облизывать. От радости Бильбо сделал лужу, и Пашка выставил его из ванной. Егоров присел передо мной, и я опять разревелась.

– Что, что? – спрашивал Пашка, пугаясь за меня.

– Ничего, я соскучилась, – осознала я неопровержимый факт и мокрыми руками обняла Пашку за шею. Он стащил с себя одежду и устроился со мной в ванной.

Поначалу мне казалось, что в этот момент важно только одно – меня ласкает любимый человек. Но уже через несколько минут я сама набросилась на Егорова и дала волю желанию. Желание было таким мощным и диким, что Пашка не удержался от комментария:

– Вот это да!

– Говорю же, соскучилась, – стала оправдываться я.

– Вот это фейерверк! – Егоров мечтательно завел глаза к потолку и вздохнул. – А повторить сможешь?

– Не хотелось бы.

Мы сидели лицом друг к другу, Пашка бросил на меня тот самый взгляд, от которого я краснела.

– Хотелось, хотелось.

– Паш, – решилась я, – меня похитил Гошин убийца.

Лицо у Егорова стало жестким, до него моментально дошел смысл того, что я сказала.

– Он тебе что-нибудь сделал?

– Не успел, я его убила.

– Как?

– Ножницами, – опустив голову, призналась я.

Пашка молчал, и я посмотрела на него. Во взгляде Егорова было столько сочувствия, что у меня опять защипало в носу.

– Это превышение необходимой самообороны? – шмыгнув носом, спросила я.

– Да уж…

Пашка еще помолчал, потом ополоснулся под душем и стал выбираться из ванны.

Оделся, помог одеться мне и после этого поинтересовался:

– Где это случилось?

– На станции, в домике.

– Мишка знает, где это?

– Да, Мишка знает, – заторопилась я, – мы там были однажды, он вел наблюдение за погрузкой удобрения.

– Ладно, все потом, – остановил меня Егоров. – Надеюсь, ты никуда не денешься, пока мы с Мишкой будем спасать твою задницу?

– Паш, а что ты собираешься делать?

– Я собираюсь поехать на место происшествия. Больше пока ничего не знаю. Там будет видно.

– А что там будет видно?

– Будет видно, надолго ли ты сядешь. – Пашка заметил, как я изменилась в лице, и сжалился: – Попытка юмора.

– Паш, он мне вкатил какую-то дрянь в бедро, и я отключилась, а когда пришла в себя, он меня уже привез в этот домик, сложил на диван, как дрова, взял ножницы и стал резать на мне одежду.

На этих словах в голове у меня послышался звон. Чтобы лучше его услышать, я зачем-то, присела, звон усилился, я уткнулась головой в колени и отключилась. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Когда я открыла глаза, надо мной склонились четыре головы.

– Наконец-то, – проворчал Шалва и заявил, обращаясь к Егорову: – Если это твой женщина, смотри за ним. Если он тебе не нужен, дай другому смотреть за ним.

Егоров прищурился, наклонил голову, как бык перед нападением, ткнул пальцем Шалву Гургеновича в грудь и спросил:

– Это кому – другому? Тебе, что ли?

– Можно мне, я смотреть умею.

– Это если у тебя глаза останутся целы, придурок.

И он стал наступать на винодела. Шалва не отступал, намечалась веселая вечеринка, и я вяло подумала: «Какие мужчины странные».

Не знаю, чем бы все кончилось, если бы не вмешался Белый. Он потащил Егорова к выходу, напомнив, что им нужно спешить. Пашка еще больше обозлился:

– Да, я сейчас уеду, а он останется и начнет Катьке мозги промывать. Пусть валит отсюда.

Вмешалась Элеонора:

– Мишенька, уводи его скорей, пока он глупостей не наделал.

– Паш, – пообещала я, когда Мишка почти дотащил Егорова до двери, – я буду ждать тебя верно.

– Ты еще поприкалывайся, – возмутился Пашка и попытался вернуться, но Михаил выставил его за дверь и захлопнул ее.

Двое из троих мужчин уехали, стало тихо. Мы переместились на кухню, и я вспомнила, что со вчерашнего вечера не ела.

– Что-нибудь пожевать найдется? – с надеждой спросила я.

– Сейчас, – пообещал винодел.

Пока мы пили с Элей коньяк, Шалва Гургенович что-то готовил у плиты и минут через сорок подал на стол сациви.

Обмакнув лаваш в соус, я, постанывая, проглотила его и поняла, что жива, а это – главное. Все события последних дней поделились на значительные и незначительные, важные и не очень. «Что сейчас имеет значение? – задала я себе вопрос. – Главное, что мы вернули Эле то, что отнял Гошка. Пусть мне придется отвечать за превышение необходимой самообороны, но я все же цела и почти невредима, а Дуйкова уже нет».

Шалва подливал мне соус и коньяк до тех пор, пока я не заснула, сидя на стуле. Тогда он перекинул меня через плечо и, что-то напевая на родном языке, отнес в спальню. В сознании перемешались его мягкий низкий голос, запах свежескошенной травы и колючие усы.

Когда я проснулась, рядом был Егоров.

Он храпел, как обычно, с присвистом. Увидев, что я открыла глаза, Бильбо вильнул хвостом и запрыгнул на постель. Я зашипела на него, Егоров пошевелился и прижался ко мне своим мускулистым телом. Это было счастье.

– Паш, – позвала я его, – как дела?

– Как сажа бела. Ты куда труп подевала?

– Не поняла. – Я повернулась, заглядывая ему в лицо. – Это что, такая шутка?

– Ничего подобного. Трупа в домике мы не обнаружили. Есть следы крови, но трупа нет.

– А куда он мог деться?

Я окончательно проснулась, села и уставилась на Пашку.

– Наверное, ты его не убила, а ранила.

– Или его кто-то забрал и спрятал, труп, я имею в виду, – предположила я.

– Или он сам ушел.

– Да не мог он уйти, он же не зомби.

– Ты уверена?

Пашка накрылся с головой одеялом и загробным, как ему казалось, голосом завыл: