Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - Леонид Васильевич Милов

Таким образом, три поля здесь чистая формальность. Производство лишь одной культуры требовало удобрений. Наличие обильного количества сенокосов и лугов давало возможность иметь достаточно скота и, следовательно, навозного удобрения[286]. А на Мезени после парения ячмень сеяли подряд не два, а три и даже четыре года[287]. Таким образом, по существу трехполья здесь и не было.

В селениях, расположенных в непосредственной близости к крупным промышленным центрам, в первую очередь к Москве, наблюдался также отказ от трехполья, но суть процесса была уже иная. “Поселяне, и особливо живущие по близости Москвы, упражняются в сажании огородных овощей… так что во многих селениях почти все поля обращены в огороды”[288]. Во второй половине XVIII в. сосредоточение городов Боровска и Вереи на производстве лука и чеснока захватило и пригородные селения. Наконец, огородническая профессиональная ориентация Ростова, Петровска и специфические условия вокруг озера Неро способствовали появлению в конце XVIII – начале XIX в. поселений, специализирующихся на огородных культурах. Разумеется, таких районов, где отказ от полевого земледелия был бы более или менее значительным, в ту эпоху было очень мало и их роль была ничтожна. Можно указать еще один пример отказа от трехпольного севооборота. Это район вокруг г. Мологи, где сильные разливы Волги и ее притоков привели к ориентации селений лишь на яровые культуры (“в некоторых из сих селений сеют яровую только рожь, а в других – один только яровой хлеб”)[289]. Наконец, встречались и случаи отклонения от парового трехполья с тенденцией к многополью. Мы имеем в виду применение в некоторых районах чего-то вроде занятого пара – посев в паровом поле репы. Это давало возможность вносить под репу гораздо больше удобрений, чем под озимые хлеба. В Дмитровском у. Московской губ., – писал современник, – “есть отменный и преполезный способ земледелия… в паровое поле сеять репу, под которую кладут навозу более, нежели под рожь… Потом на репищах на другой год яровую пшеницу и ячмень. И на сих местах хлеб родится гораздо лучше”[290]. В Переяславль-Залесской провинции загонки под репу пахали в июне, потом две недели парили, потом вносили в почву навоз, пахали второй раз, сеяли репу (семена, смешанные с песком) и боронили[291]. В Гжельской, Гмелинской, Гвоздинской и других волостях Бронницкого у. Московской губ. в помещичьих селениях систематически сеяли репу “на полях и задворках”, т. е. дальних полях, “а после того на репищах сеют овес и лен”[292]. В Калужской провинции в 60-х гг. XVIII в. “репу сеяли по большей части в полях между хлебом”[293]. Иначе говоря, это было тоже нечто вроде занятого пара. Регулярно сеяли репу и в Оренбургском Заволжье (срок сева очень поздний – около 8 июля)[294]. В Тверской губ. репа была на лядах[295]. И на севере Тамбовщины, в Елатомском у., где основная почва песчаная и глинистая, репа “по большей частию сеется на местах, вычищенных из лесу”[296]. Причем поскольку росчисти в первый год не засевались, то репище также играло здесь роль занятого пара. Например, в Бежецком у. в первый год сеялась репа, на второй – ячмень, на третий – озимая рожь и т. д.[297]. Практика занятого пара проникла даже на далекий север. В Архангельском у. широко практиковался сев ржи и редьки на полях. Правда, в суровых условиях здешнего климата эти культуры помещали не везде, а лишь около лесов и “на песках, закрытых илом”[298]. В Олонецкой губ. ввиду дефицита на овощи (“огурцы почитаются в сей стране некоторою редкостью”, а редька и бобы родятся “в малом количестве”) широко практиковался посев репы: “урожай репы во всей губернии обилен. Из нее приготовляют не только кушанье, но и квас, который служит вместо обыкновенного питья жителям сего края”[299].

Таковы в общих чертах довольно разнообразные агрикультурные и агротехнические явления, влекущие за собой постепенное разрушение системы парового земледелия с трехпольным севооборотом. Эти процессы были характернейшим явлением русской земледельческой культуры именно ХУШ столетия, особенно его второй половины. В них отразился переломный характер эпохи, когда различные модификации индивидуального опыта, обретая социальную опору в общностях разного масштаба и уровня, выступали в форме так называемых местных особенностей. Однако их социально-экономическая суть как проявлений аграрной культуры была связана не со старым традиционализмом, а с новыми факторами развития товарного производства.

Вместе с тем этот процесс был сложнейшим по разнообразию природы составляющих его компонентов. Здесь новое наслаивается на старое и, наоборот, старое, традиционное служит новому.

Очерк второй

Как пахал, чем обрабатывал землю русский крестьянин

Важнейшим элементом традиционной практики земледелия были почвообрабатывающие орудия.

В условиях изобилия основного строительного материала Восточноевропейской равнины – дерева, – основные сельскохозяйственные земледельческие орудия, исключая работающие режущие части, были сделаны из него.

Великорусская соха

Основным земледельческим орудием была в XVIII столетии, как и ранее, соха. Она имела традиционную, проверенную веками форму. Правда, в XVIII в. подавляющее большинство сох имело перекладную (“переметную”) полицу для более экономного маневрирования в конце загонки у межи. Переменив отвал полицы с правого положения на левое, крестьянин, развернув соху на 180°, мог начать работу, не теряя время на заезды и непосредственно прокладывая следующую борозду рядом с только что сделанной. Общий вид великорусской сохи 50–60-х гг. XVIII в. зафиксирован в рисунке А.Т. Болотова (см. рис. I)[300], а описание ее устройства в 1758 г. дал П. Рычков: “Состоит она, во-первых, из розсохи, для которой приискивают удобное дерево и выделяют из ней две развилины, на коих два сошника насаживаются. На оглобли вырывают от корени крючья из осино-ваго ж дерева, а в них вдалбливается неширокая доска, в кою вкладывается вышеозначенная розсоха верхним концом и утверждается в оглобленные крючья палкою, что называется валек. От сего валька вперед, разстоянием на аршин вдалбливается (между оглоблями, – Л.М.) палка длиною в аршин же, и называется поперешником. А к нему привязывают розсоху веревкою, кою именуют подвой, и утверждают по обе стороны (т. е. натягивают, – Л.М.) короткими палками, кои называют кляпы (кляп протыкает одну из веревок и вращением вокруг нее натягивает ее и вместе с тем сокращает в длине; крепится кляп за другую половину веревки, – Л.М.). В подвой вкладывают брусок длиной вершков в пять и