Человек без лица - Дэвид Моррелл

Ослабевший Балам-Акаб опустился на колени, словно поклоняясь лежащим в чаше окровавленным полоскам бумаги. Как только вся веревка с шипами будет полностью продернута сквозь язык, он опустит ее в чашу, где уже лежат полоски бумаги. Добавит еще бумаги и шарик копалового фимиама. Возьмет спички — это единственное отклонение от чистоты ритуала, которое он себе позволил, — и подожжет свое подношение богам, добавляя еще бумаги по мере необходимости, и в этом пламени его кровь сначала будет кипеть, а потом сгорит.

В голове у него помутилось. Он зашатался, силясь сохранить горячечное равновесие на грани между сознанием и полным его отключением; ведь его предкам не приходилось совершать этот ритуал без посторонней помощи, тогда как ему предстояло после всего, что произойдет, привести себя в чувство и одному отправиться в обратный путь через джунгли.

Ему показалось, что боги заговорили с ним. Он слышал их на грани слышимого. Он чувствовал их, ощущал их присутствие.

Его тело сотрясла дрожь. Но эта дрожь не была вызвана шоком или болью. Она пришла извне, передалась ему через камни, где он стоял на коленях, через пирамиду, на вершине которой он совершал свой ритуал, из-под земли, где живет бог Тьмы, к которому он обращался.

Эта дрожь была вызвана ударной волной от взорванного динамита, так как даже ночью разрушительные работы не прекращались. Гул был похож на жалобу побеспокоенного в своем жилище бога.

Он взял спички, зажег одну и бросил на полоски бумаги, лежавшие поверх его крови в чаше.

Круги.

Время опять свершило свой оборот.

Это священное место подвергалось осквернению.

С завоевателями надо было воевать и победить их.

Глава 4

1

Когда Бьюкенен пришел в себя, его одежда была мокрой от пота, а губы так запеклись, что стало ясно — у него высокая температура. Он проглотил несколько таблеток аспирина из аптечки, едва не подавившись — так сухо было в горле. К тому времени давно рассвело. Он и Уэйд находились в Мериде — в трехстах двадцати двух километрах к западу от Канкуна, с той стороны полуострова Юкатан, которую омывали воды Мексиканского залива. В отличие от Канкуна Мерида будила ассоциации со Старым Светом: ее великолепные особняки были построены в конце прошлого и начале нынешнего столетия. Город когда-то даже называли Парижем Нового Света: в прежние процветающие времена местные предприниматели-миллионеры стремились к тому, чтобы сделать Мериду похожей на Париж, куда они часто ездили отдохнуть и развеяться. Город все еще сохранял в большой мере свой европейский шарм, но Бьюкенен был просто не в состоянии любоваться тенистыми улицами и каретами со впряженными в них лошадьми.

— Который час? — спросил он, не в силах посмотреть на свои часы.

— Восемь. — Уэйд припарковал машину у еще закрытого рынка. — Ничего, если я оставлю вас одного на некоторое время?

— Куда вы уходите?

Уэйд ответил, но Бьюкенен не слышал, что тот сказал, так как его сознание уплывало, куда-то проваливалось.

Он снова пришел в себя, когда Уэйд отпирал дверцу «форда».

— Извините, что я так задержался.

«Задержался?» — подумал Бьюкенен.

— Что вы хотите сказать? — Он видел все будто в тумане, а язык казался распухшим. — Который сейчас час?

— Почти девять. Большинство магазинов еще не открывались. Но я все-таки достал для вас бутылку воды. — Уэйд отвинтил крышечку с бутылки «Эвиан» и поднес горлышко к запекшимся губам Бьюкенена.

Рот Бьюкенена, словно сухая губка, всосал почти всю воду. Тоненькая струйка сбежала по подбородку.

— Дайте мне еще несколько таблеток. — Он говорил так, будто горло у него было забито камнями.

— Температура все еще держится?

Бьюкенен кивнул, поморщившись.

— И эта проклятая головная боль все никак не проходит.

— Подставляйте ладонь, держите аспирин.

От слабости Бьюкенен не смог поднять левую руку, а правую вдруг снова свело судорогой.

— Лучше положите таблетки мне прямо в рот.

Уэйд нахмурился.

Бьюкенен проглотил таблетки, запив их водой.

— Вам надо поддерживать силы. На одной воде не проживешь, — сказал Уэйд. — Я принес пончиков, молока и кофе.

— Не думаю, что мой желудок согласится на пончики.

— Вы меня пугаете. Надо было все-таки съездить к тому знакомому врачу в Канкуне.

— Мы уже это обсуждали, — пробормотал Бьюкенен. — Мне надо убраться из страны, до того как полиция начнет раздавать картинку с моей физиономией направо и налево.

— Ладно, а как насчет апельсинового сока? Уж его-то вы можете хотя бы попробовать?

— Да, — сказал Бьюкенен. — Апельсиновый сок.

Ему удалось сделать три глотка.

— Там какая-то женщина распаковывала ящики в ожидании открытия рынка, — сообщил Уэйд. — Она продала мне вот эту шляпу. Под ней не будет видно вашей разбитой головы. Еще я купил плед. Им вы закроете повязку на руке, когда будете проходить эмиграционный контроль.

— Хорошо, — слабым голосом произнес Бьюкенен.

— Еще раньше я обзвонил несколько авиакомпаний. На этот рая вам повезло. У «Аэромексико» есть свободное место на рейс в Майами.

Бьюкенен внутренне встрепенулся. Вот и чудесно, подумал он. Значит, совсем скоро я выберусь отсюда. Посплю, когда буду сидеть в самолете. Уэйд может заблаговременно позвонить в Майами и вызвать команду, которая переправит меня в клинику.

— С этим, однако, есть одна проблема, — сказал Уэйд.

— Что еще за проблема? — нахмурился Бьюкенен.

— Самолет этим рейсом вылетает только в двенадцать пятьдесят.

— Во сколько? Но это же… что?.. через целых четыре часа?

— Это самый ранний рейс, который я смог вам устроить. До него был лишь один, до Хьюстона. На него было место, но он делает промежуточную посадку.

— Ну и черт с ней, с посадкой! Почему вы не взяли мне билет на этот самолет?

— Потому что на посадку он летит в обратном направлении, в Косумель, и человек, с которым я разговаривал, сказал мне, что там придется выйти из самолета и снова ждать посадки.

Черт, подумал Бьюкенен. Аэропорт в Косумеле, откуда до Канкуна рукой подать, — это как раз одно из тех мест, где ему нельзя показываться. Если надо будет снова проходить контроль, то какой-нибудь пограничник может…

— Ладно, тогда рейсом в двенадцать пятьдесят в Майами, — сказал Бьюкенен.

— В аэропорту я не смогу купить билет вместо вас. Это привлечет внимание. Кроме того, служащий захочет взглянуть на паспорт Виктора Гранта. Не так уж много найдется желающих отдать кому-то свой паспорт, особенно если человек собирается выехать из страны. Если полиция предупредила служащих, чтобы они присматривались ко всем, чье поведение покажется подозрительным, то это может насторожить полицейских, и они захотят допросить вас.

— Допросить нас обоих. Вы меня убедили. Я сам куплю билет. — Бьюкенен, с трудом фокусируя зрение, выглянул из окна, увидел, что движение на улице становится все оживленнее, и неодобрительно нахмурился при виде пешеходов, обтекающих «форд». — А сейчас нам, пожалуй, лучше поездить по городу. Мне как-то не по себе, когда мы вот так стоим.

— Согласен.

Пока Уэйд выруливал и вливался в поток машин, Бьюкенен дрожащей правой рукой дотянулся до заднего кармана брюк и вытащил водонепроницаемый пластиковый мешочек.

— Вот удостоверение и паспорт Эда Поттера. Каким бы псевдонимом я ни пользовался, его бумаги всегда при мне. Никогда не знаешь заранее, где они могут пригодиться.

Уэйд взял мешочек.

— Я не могу дать вам официальную расписку в получении. У меня с собой нет бланка.

— Черт с ней, с распиской. Просто дайте мне документы на имя Виктора Гранта.

Уэйд вручил ему коричневый кожаный футляр.

Взяв его, Бьюкенен ощутил, как Эд Поттер уходит из него, а Виктор Грант просачивается в его сознание. Несмотря на слабость и далеко не бодрое состояние, он тем не менее начал по привычке отбирать индивидуальные особенности (итальянская кухня, джаз «диксиленд») для своего нового персонажа. Бьюкенен тут же открыл футляр и стал просматривать его содержимое.

— Не беспокойтесь, все на месте, — заверил Уэйд. — Включая туристическую карточку.

— А я вот беспокоюсь. — Бьюкенен перебирал документы. — Именно поэтому я до сих пор жив. Я никогда никому не верю на слово… Да. Все в порядке. Туристическая карточка и все остальное на месте. Где там у вас аспирин?

— Неужели головная боль так и не прошла? — озабоченно спросил Уэйд.

— Она даже усиливается. — Бьюкенен не стал полагаться на свою трясущуюся правую руку. Левой рукой, которая казалась одеревеневшей, он положил в рот еще несколько таблеток и запил их апельсиновым соком.

— Вы уверены, что хотите лететь?

— Хочу ли я этого? Нет. Но вынужден. Определенно. Ладно, — продолжил Бьюкенен, — давайте пройдемся по всей программе. Я оставил много хвостов в Канкуне. — Ему было трудно дышать, он едва мог собраться с силами. — Вот ключи. Когда вернетесь в Канкун, закройте мой офис. Вы знаете, у кого я снял помещение. Позвоните ему. Скажите, что я обанкротился, что он может оставить себе остаток арендной платы, что пришлете ему ключи, как только заберете мои вещи.