Орден Змей - Евгений Ершов

Отчаявшись пробиться в мой бывший дом, отправились в аптеку Юхневича в дом Тыровых на Астраханской улице. Тыровы содержали в своем доме постоялый двор, сдавали помещения для пекарни и хлебной торговли, а также для аптеки. Аптека польского дворянина была самой дешевой, особенно на лечение детей делались большие скидки.

Несмотря на то, что Казимир был дворянином, часто он сам продавал лекарства, а уж в помещение аптекарской лаборатории, где смешивались препараты и составлялись микстуры, он редко кого допускал из своих аптекарских учеников. Вот и сейчас, зайдя в помещение аптеки, мы с друзьями увидели Юхневича за высокой деревянной стойкой. Внутри царил полумрак, в воздухе был разлит запах лекарств, на многочисленных полочках теснились прозрачные, коричневые и зеленоватые пузырьки разной формы с латинскими названиями лекарств.

Трудно было сказать, сколько лет Казимиру Юхневичу. В белом халате, о очками-пенсне на носу, он оглядывал нас с важным видом. Высокий, тонкий, как жердь. Его пальцы барабанили по стойке, волосы на голове подернуты сединой. Я мог бы дать ему и сорок, и шестьдесят лет.

— Здравствуйте, господа! Чего желаете? — важно спросил аптекарь.

— Казимир Казимирович, добрый день, — неуверенно начал я, — меня зовут Ваня Назлов. Дело в том, что…

— А, Иван Назлов, ну как же, как же! Гимназист первого года обучения мужской гимназии. Оценки средние, особое прилежание оказывает к гуманитарным наукам, — расплылся в улыбке Юхневич, а я опешил.

— Значит, его портфель все-таки у вас? — видя, что я молчу, спросил Генка Заморов.

— А вы, молодой человек, представитесь? — изогнув бровь, спросил Казимир.

Когда Генка представился, Юхневич расспросил его, где он учится и живет. То же самое он выпытал у остальных — Васьки, Шамона и Барышни.

— Значит, решили поддержать товарища. Молодцы! — воскликнул аптекарь. — Вы, видать, за портфелем ходили в дом на Ломокненской улице, но я там редко появляюсь, знаете ли. Вот только сегодня туда добрался, да мой управляющий мне портфель и передал.

С этими словами Юхневич нагнулся и вытащил из-за стойки портфель. Протянул мне, и я с замиранием сердца ухватил его. Но аптекарь, не выпуская портфель из рук, сказал, глядя мне в глаза:

— Нехорошо через чужие заборы лазать! Больше так не делай, пес у меня разговаривать не будет, сразу голову откусит. А от оторванной головы микстуру еще не придумали, ха-ха, — засмеявшись, он выпустил наконец портфель.

От этого ледяного смеха мне стало не по себе, и скомкано попрощавшись, мы вышли из аптеки. Я сжимал портфель в руках, а на меня будто всё также смотрел этот холодный взгляд. Еще было как-то противно на душе от всего этого разговора, больше похожего на допрос, а уж слова про «чужие заборы» сильно резанули меня по живому. Ведь совсем недавно, еще полгода назад это был мой дом, мой забор, хоть и перестроенный.

— Вань, хватит нестись, стой! — притормозил меня Васька Старик. — Что обнимаешься с портфелем? Проверь, всё ли на месте.

Точно, я так и шел в своих мыслях, прижимая к себе свой портфель. Открыв его, я стал искать дневник снов про Орма. Ничего не было. Тогда взял и перевернул сумку, из которой посыпались тетради, учебники, ручки, карандаши, промокашка, ластики, какие-то крошки. Дневника Ордена не было.

— Надо вернуться, спросить, — проговорил неуверенно Илья Шамонкин.

— Да, забрать у этого воришки дневник! — подхватила возмущенная Барышня.

— Не отдаст, — отрезал Генка.

— Не отдаст, — подтвердил Старик.

Я растерянно глядел на своих друзей. Сколько раз уже костерил себя на чем свет стоит за забывчивость и испуг. Надо же было побежать и оставить портфель с тайным дневником! Но что теперь. Я собирал вещи в портфель, думая, что теперь делать и что это всё значит, а Вера помогала мне. Благодарно кивнув ей, сказал:

— Надо собираться и думать, что делать. Еще вас всех втянул. Он ведь специально всё про вас выпытал!

— Ой, точно! — Барышня в испуге закрыла рот ладошкой.

* * *

Когда дети вышли из аптеки, Казимир Юхневич постоял немного, задумчиво глядя на закрывшуюся дверь со звякнувшим колокольчиком. Затем сходил в лабораторию, открыл сейф новейшей швейцарской системы, выписанный специально из-за границы, и достал оттуда странную тетрадь. «Дневник Ордена Змей (Ормара)» — гласило заглавие, умело написанное какой-то смесью церковнославянского и готического шрифта. Внутри же было заполнено около половины средней толщины тетради, и там почерк был совершенно ужасным.

Если бы не интригующее название, то вряд ли аптекарь стал бы даже пытаться разбираться. Кляксы, зачеркивания, исправления, сноски под цифрами, которые непонятно, куда вели, стрелки, обрывки предложений, знаки вопроса. Полный хаос и совершенная неряшливость, что было противно самой сути Казимира Казимировича. Его работа аптекарем, а лучше сказать — призвание — вопила о том, чтобы бросить эту гадость.

Но, заинтригованный названием, Юхневич попытался разобраться. К тому же, будучи аптекарем, он привык к неразборчивому почерку врачей, выписывавших рецепты больным, с которыми те приходили к нему. Вот и в этом случае он решил подойти к странным записям, будто разбирает очередной врачебный рецепт. Но сначала он перевернул дневник, открыл последнюю страницу, и аккуратным почерком скрупулезно записал все сведения о детях, дополнив их собственными комментариями.

«Позже надо будет добавить в картотеку. А, сейчас, вознеся мольбы о ниспослании терпения, продолжим», — усмехнулся про себя дворянин, перевернул дневник обратно, открыл заложенную страницу и, барабаня пальцами по стойке, продолжил разбирать пляшущий детский почерк.

«Мутный сон. Ормар опять ворон считает на уроках, но кое-что удалось запомнить. Выходит, что после битвы на Поле Мертвых и гибели славного короля Зигрида, Орден Змей возглавил сопротивление нечисти и предателю князю Витольду. Но силы были неравны. Жителям севера королевства Армир пришлось оставить свои дома и бежать на юг, побросав свои жилища и имущество. Но помогло то, что нечисть обратилась и против Витольда и его княжества Вермир. Годы не помню, но вроде бы продолжалось это всё долго. Орден Змей даже со временем вроде как объединил остатки королевства и княжества. Нечисть остановили, возвели новые укрепления.

О, вспомнил! С мастером Олафом думали про привязку к миру живых. Это когда в зомби превращаешься, надо одновременно хотеть слопать кого-то, и думать о чем-то самом хорошем в своей жизни. Ормар-я долго думал. Поедал он в мыслях всегда Эйнара. А вот хорошего у него было мало. Ничего лучше, чем вкус того напитка, что как сбитень, он не придумал. А еще ему нравилось резное кресло, в котором он сидел тогда в кабинете