Спецназ ВДВ. Диверсионно-разведывательные операции в Афгане - Михаил Скрынников

Среди наших «помощников» были люди разного возраста, социального происхождения и образования. Коммунисты и беспартийные, руководители, простые рабочие и крестьяне, начальник уездной милиции, чиновники кабульского аэропорта, старейшины кишлаков, пастухи и кочевники. Например, самая ценная и точная информация поступала от руководителей районного уровня. Особенно доверительные отношения сложились с секретарем Дехсабского района, товарищем Залмаем, сыном богатого землевладельца, получившим высшее образование в Пакистане. По его словам, он с отцом разошелся во взглядах на Апрельскую революцию, в ходе которой был свергнут король, а к власти пришел Тараки, впоследствии убитый Амином. После революции его отец с младшим сыном уехал в Пакистан, и Залмай больше с ними не поддерживал родственных отношений, даже не встречался.

Райком размещался в здании школы кишлака Дехьийхья в 3 километрах севернее Кабула. В школе круглосуточно дежурили 10–15 активистов, вооруженных стрелковым оружием, и несколько милиционеров для охраны здания. Один-два раза в неделю активисты направлялись в кишлаки своего района. Как они говорили: «Мы едем проводить политику партии среди народа». Хождение в народ часто сопровождалось стрельбой в воздух для солидности и проявления строгости в работе. Делалось это для личного самоутверждения и повышения авторитета среди крестьян. Однако активистам все же нужно отдать должное. Они искренне старались многое изменить к лучшему и рисковали жизнями кто из идейных соображений, а кто даже за мизерную зарплату и двухразовое бесплатное питание. К сожалению, такого стремления не наблюдалось у их высоких партийных боссов. Учитывая то, что повсюду царили бедность и безработица, многих активистов такая жизнь вполне устраивала. Некоторые из них надеялись сделать партийную карьеру и найти свое место в жизни. Кому-то действительно удавалось неплохо устроиться. В целом это были грамотные люди, по крайней мере писать и читать умели все. Объединившись вокруг волевого и смелого руководителя, они могли контролировать некоторую территорию и влиять на жизнь и политику кишлаков в основном днем.

Активисты владели объективной информацией по всему району, знали, кто с ними, а кто против. Когда в зоне ответственности дивизии проводились операции по блокированию и уничтожению банд мятежников, по договоренности с секретарем райкома на боевые действия всегда привлекались активисты. Они выполняли задания значительно лучше, чем афганские солдаты, и, как правило, работали на результат. Во время проведения операции активисты часто возмущались недобросовестностью и мародерством афганских солдат.

С афганцами надо было уметь работать. Окрики и грубость отнюдь не делали их более активными, хотя некоторые командиры шурави, к сожалению, были склонны к такому командирскому стилю работы.

Нередко Залмай приезжал ко мне в штаб дивизии и делился информацией по району, часто просил поддержки при проведении активистами самостоятельных операций по ликвидации мелких групп мятежников в населенных пунктах подвластного ему района.

Информация, полученная из рук активистов, была намного достовернее, свежее информации, получаемой из штаба армии. Как я уже говорил, активисты работали только в светлое время суток, а с наступлением темноты закрывали ворота, двери и охраняли самих себя. Нередко в темноте к зданию школы подбирались душманы и начинали обстрел. В ответ тоже открывалась стрельба. К утру перестрелка заканчивалась, как правило, без потерь с обеих сторон.

Как-то я пригласил Залмая и его заместителя в баню к разведчикам. Была пятница, у мусульман выходной день. Сначала наши гости чувствовали себя немного скованно, но после нескольких заходов в парилку, ознакомления с русским способом попариться с веничком, после приготовленного старшиной роты стола стали вести себя свободно. А после положенных пары рюмок — даже весело. Подобное мероприятие впоследствии наши гости старались не пропускать.

Практически мы с Залмаем подружились. Но дома у него я никогда не был. Впервые увидел, как он живет, только накануне отъезда на Родину, после окончания срока пребывания в Афганистане. Произошло это так. За несколько дней до отъезда я сказал об этом Залмаю. Услышав эту весть, он как-то погрустнел и, немного подумав, пригласил меня к себе в гости в кабульский дом. Дом прекрасный, двухэтажный коттедж в европейском квартале Кабула. А поскольку он был холостяк, то организацию приема дорогого гостя взял на себя. Приготовил традиционный вкуснейший плов. На столе — впервые увиденная мной большая красивая бутыль бренди. Посидели, поговорили. Последний раз увиделись в день моего отлета на аэродроме. Обменялись подарками. Я ему подарил свои «Командирские» часы, а он мне — небольшой коврик ручной работы. Коврика этого, к сожалению, нет. Оказавшись как-то в стесненных обстоятельствах, не зная истинной стоимости этого коврика, продал его кому-то за гроши.

Уже в Москве, находясь на службе в управлении командующего ВДВ, я узнал от офицеров, которые прибывали из Кабула, что осенью 1982 года Залмай попал в засаду недалеко от своей штаб-квартиры на окраине населенного пункта Тарахейль и погиб.

Неплохие отношения сложились у меня и с начальником милиции Мирбачакотского уезда, капитаном Хушальком. Офицер мужественный и преданный делу революции. Он нередко жаловался мне на свое руководство, мешавшее работать в оперативно-разыскных мероприятиях. Старшие начальники, по его словам, тормозили проведение расследований, не давали доводить уголовные дела до суда. Поэтому он избрал свою собственную тактику борьбы с бандитами. Выслеживал бандита, ночью сам производил его задержание в его доме, допрашивал и уничтожал. О проделанной работе руководству не докладывал, а убийство списывал на местные разборки.

В конце 1980 года его, как перспективного офицера, не без нашего вмешательства, по рекомендации советников перевели в службу безопасности и направили на учебу в Ташкент. После учебы вернулся в Кабул на должность начальника следственного отдела одного из управлений ХАДа. Разведчики часто пользовались его услугами при подготовке и проведении боевых действий. Он владел информацией по долгу службы, не только по Кабулу, но и по всему Афганистану. Своему руководству не доверял, в беседе открыто заявлял, что оно продажное, имеет связь с оппозицией в Пакистане. С нами был открыт, зная, что он нам нужен и мы его не продадим.

Однажды на одной из очередных встреч он пожаловался на действия своего непосредственного начальника, который намекнул ему на далеко зашедшие дружеские отношения с офицерами Советской армии. Поэтому в дальнейшем мне пришлось встречаться с ним на аэродроме и реже в кабульском аэропорту, где получал от Хушалька нужную информацию.