Ночь в твоих глазах (СИ) - Ясная Яна

...а мое собственное пламя уже гудело в костях.

С неизвестно откуда взявшейся смелостью я погладила его плечи, чувствуя кончиками пальцев линии шрамов. Да, Мэлрис, ты прав, это красиво.

Коснулась губами местечка, где плечо переходило в шею. Поцеловала ямку над ключицами. Потерлась о гладкую грудь щекой — сперва одной, потом другой. Просто так, потому что захотелось!

Пр-р-ри-ия-атно! Хорошо!

Протянула ладонями по груди, по ребрам, по твердому животу, вздрагивающему под прикосновениями, до самого ремня. Задумчиво поводила пальчиком вдоль границы между кожей живой и кожей выделанной, помня о своих проблемах с тугой пряжкой в прошлый раз… И потребовала:

—  Сними.

Медленными, завораживающими движениями Мэл расстегнул пряжку ремня… Смотреть на это было невыносимо, не смотреть — невозможно.

И когда Мэл согнулся, чтобы избавиться от штанов, темная макушка оказалась близко-близко, и его дыхание опалило мне кожу, сбивая мое собственное дыхание, пуская галопом пульс.

Он выпрямился — и снова замер: совершенное тело, возбужденная плоть.

Мне бы никогда не хватило решимости протянуть руку, и коснуться этой плоти!

...но тем не менее, я это сделала.

Шелковистая тонкая кожица, удивительно приятная под ладонью — и то горячее, твердое, что ощущалось под нею. Дыхание Мэла, ставшее рваным, когда я просто провела пальцем вдоль выпуклой венки. Ощущение жара у меня между ног.

Реальность воспринималась мазками, урывками, и это была какая-то другая реальность — и в ней я была свободной и бесстрашной.

И эта бесстрашная я любовалась Мэлом, абсолютно нагим, за исключением многочисленных сережек в ушах и кулона на шее — Великое Ничто, как красиво!

 Эта свободная я поднимала руки, оплетая шею темного, прижималась всем телом к голой коже, и сходила с ума от мысли, что наши тела разделяет лишь моя одежда.

Эта безумная я целовала, и касалась, и принимала поцелуи с прикосновениями, пила их, дышала ими, горела!

Дернув потайной крючок на платье, я чуть не взвыла от досады: раздеваться — так долго!

И, подняв взгляд на темного, приказала:

—  Раздень меня!

Драгоценный шелк брызнул обрывками в стороны, избавляя меня сразу от всех предметов гардероба, и темный, ликующий восторг затопил меня с головой. Я толкнула Мэла к кровати, и он, ложась, потянул меня за собой. Я кусала от досады губы: мне одновременно хотелось большего, продолжения, когда он во мне, на мне — и не хотелось терять эту сладкую, пьянящую власть. Над ситуацией, над ним…

—  Подожди, — шепнул Мэл, покрывая поцелуями мои ключицы и грудь. —  Подожди...

Чего ждать? Зачем? Я хочу здесь и сейчас!

И, подтянувшись, сел на кровати, откидываясь спиной на изголовье.

—  Давай так… — и притянул меня к себе на колени.

И снова поймал губами грудь, поочередно целуя и терзая соски. Пламя затопило меня всю, взметнулось с ревом выше головы…

И реальность окончательно рассыпалась на осколки: вот я извиваюсь и трусь о Мэла там, внизу — и его рука, поддерживающая плоть, чтобы мне было удобнее.

Пальцы Мэла внутри меня, двигаются, массируют — и большой палец зажимает точку меж половых губ, отчего меня трясет, и, кажется, сыпет искрами.

Горячая, влажная плоть, к которой я прижимаюсь и ерзаю, вцепившись в плечи Мэла всеми десятью когтями, сжав зубы и зажмурившись, потому что терпеть дальше невыносимо. И я всхлипываю, скулю, потому что, если не получу его всего и немедленно, я умру, но у меня не выходит (не входит!) — и Мэл помогает мне, разводя пальцами складки половых губ, и направляя свою плоть в меня…

Ощущение тесноты — и я плавно двигаюсь вниз, замирая, давая себе привыкнуть…

Эйфория.

От того, что это движение контролирую я, и решаю тоже я, и… Там, во мне, тесно и жарко, и влажно, и узко, и скользко. И мне хочется, мне так хочется!

И губы, ласкающие мою грудь, лишь усугубляют этот голод.

И я начинаю двигаться, и руки Мэла, лежащие на моей талии, спускаются на ягодицы, и сжимают, и поддерживают, и страхуют… Но не пытаются руководить и указывать.

И я сама решаю, как я хочу — а хочу я быстрей, глубже, еще глубже и быстрей!

И при каждом подъеме мне кажется, что я умру, до того мне хорошо. И при каждом спуске вниз, мужская плоть упирается во что-то внутри меня, и от этого-то я точно умру — сладко, невыносимо, восхитительно… И если выгнуться в пояснице, то при каждом движении член Мэла скользит по чувствительному узелку клитора, и у меня темнеет в глазах. И это тоже так хорошо, что я стискиваю веки, сжимаю зубы, изгибаюсь навстречу Мэлу вся...

И разрядка обрушивается молнией, белой вспышкой. Она прошивает меня наслаждением насквозь, от макушки до пяток, затапливает на бесконечно долгие мгновения, и, схлынув, оставляет обессиленной и опустошенной.

И Мэл резкими, придерживая меня руками под попу и делая за двоих всю работу, жадными толчками торопится догнать меня — и я думаю о том, что я бы рада ему помочь, но не могу, я желе, и у меня уважительные причины и обстоятельства...  Но он справляется сам, и я улыбаюсь сонно и гордо, наблюдая, как он запрокидывает голову, как замирает и дрожит, изливаясь в своем наслаждении…

И дойти до ванной нет сил — у меня устали даже мысли. Я проваливаюсь в сон, чувствуя, как Мэл притягивает меня к себе поближе и натягивает на нас двоих одеяло.

Глава 6

После знакомства с символикой и, если можно так выразиться, геральдикой темных эльфов, проснулась я поздно.

Проснулась, поняла, что проспала завтрак, решила, что в таком случае и просыпаться не стоило — и уснула до обеда.

А после обеда (весьма плотного и сытного), Фаэн сообщила, что для меня есть новости, и проводила меня в кабинет Мэла.

Стеллажи из темного дерева под потолок, в которых привольно устроились предметы эльфийского искусства, скульптура прекрасной девы в углу, стрельчатые окна за темно-зелеными шторами с черным орнаментом… Этот кабинет удивительно не вписывался в мое представление о темном, с его любовью к минимализму.

Но говорить это Мэлу я не стала, поздоровалась и молча присела на стул для посетителей.

Он стоял у окна, разглядывая открывающийся оттуда вид.

Широкие плечи, множество мелких косичек собраны в одну толстую косу, руки заложены за спину…

Заговорил он неохотно:

—  С помощью личных связей мне удалось получить артефакт, который обманет защитное заклинание мира-ссылки. Вернее… артефакт сообщит этому заклинанию, что мы гости с особым статусом и имеем право сохранить свое присутствие в тайне. Но ровно до тех пор, пока не нарушаем закон. Попытка провести через портал ссыльного однозначно будет трактоваться как нарушение закона, переход будет закрыт, и в лучшем случае, мы успеем из него выйти сюда, на Улариэ — а в худшем останемся вместе с твоей сестрой. Но в любом случае, светлым сородичам обо всем станет известно в тот же самый момент — со всеми неопровержимыми доказательствами.

—  Будь готова, — буднично объявил он, поворачиваясь наконец ко мне лицом. —  Сегодня вечером я открою переход в мир Пьющего Камня, твоя сестра должна будет ждать в условленном месте. У нас будет максимум двадцать минут, и это при удачно сложившихся обстоятельствах — вполне возможно, уйти придется быстрее. Поэтому ты должна будешь меня беспрекословно слушаться. И имей в виду: на Улариэ мы должны вернуться тем же составом, что и уходили. Я не готов ради твоей сестры поставить себя и свой мир в положение государственных преступников. Если тебя не устраивают такие условия — мы никуда не идем.

—  Хорошо, я согласна.

Что тут можно было еще ответить?

Переход открывать Мэл решил из своих покоев. И пояснил:

— На всякий случай. Если возвращаться придется с осложнениями. Здесь хорошая система безопасности…

Поправил манжеты, размял пальцы...

Овал портала вырастал медленно — эльф работал тщательно и скрупулезно. Сперва в воздухе появилось свечение — маленькая звездочка, постепенно выросшая до размеров кулака. Потом эта звездочка, похожая на вспухший святящийся комок, стала уплощаться, вытягиваться в овал, овал растягивался — и постепенно в центре свечение начинало таять.