Выжить. Терской фронт - Борис Громов

Спасибо за информацию, блин, а то я сам не догадался! Одно интересно, а кто этот таинственный «доброхот»? Еще одна «подстава» или в здешней контрразведке действительно завелся «крот»? И что такое «мамелюк»? Слово-то знакомое, слышал когда-то, но вот что оно означает, и почему его применили по отношению ко мне?

А утром меня, замерзшего и злого, опять привели в «допросную». Я уже было приготовился стойко переносить очередную часть здешнего «марлезонского балета», как вдруг мой взгляд зацепился за одну деталь интерьера, которой тут не было раньше. В углу, под потолком, висела маленькая камера видеонаблюдения, и объектив ее был направлен точно на мой табурет.

Ах, так! Смотрите вы, значит?! Интересно вам?! Ну, суки, сейчас я вам устрою представление. Охренеете глядючи!!! В конце концов, а что я теряю? Да я должен был сдохнуть под пулями боевиков в Алпатове еще три десятка лет назад. Да пропади оно все пропадом!

Я вскакиваю с табурета и, встав прямо перед камерой, начинаю пялиться в объектив.

— А ну сядь! — очнулся ошалевший от моего поступка седой. — А не то…

— Пасть захлопни, щенок! — рыкаю я в ответ с такой яростью, что даже сам пугаюсь звука своего голоса. — Не угомонишься, я тебе головешку твою тупую отверну быстрее, чем ты кобуру «лапнуть» успеешь! И похеру, что дальше будет! Меня, конечно, тоже привалят, но тебе это будет уже глубоко фиолетово. Да и начальство недовольно будет. Правда?! — ору я прямо в камеру. — Мля, уроды, вас там самих-то этот цирк не задолбал? Или вы думаете, что я такой кретин, что на весь этот млядский детский сад повелся? На эту вашу «сладкую парочку», один мудак вопросы задает, в которые сам ни на грош не верит, второй, мля, так меня ненавидит, что аж кушать не может, но при этом за двое суток, что меня молотит, ни одной серьезной травмы мне не нанес. Не то, что ребро, даже зуба ни одного не сломал. Я с самого детства «рукопашкой» занимаюсь и не хуже его умею бить так, чтоб было больно, но без критических последствий для здоровья. А этот «катала»[32] ваш липовый! Интересно, он хоть «фулл хаус» от «стрейт флэша»[33] отличить сможет? Взяли его за полную хрень, но при этом сидит уже трое суток и даже возбухать не пытается! В горы он меня вербовать надумал! Тьфу, мля!!! Может, для вас они все и убедительны, но в тех краях, откуда я родом, их даже на роль зайцев на детском утреннике не утвердили бы!!! Устроили тут клоунаду! Единственные, кто был достоверен, так это та пара идиотов, что я в первый день в камере искалечил. Интересно, чем вы их на это подбили? Пообещали срок на каторге «скостить»?! Какого хера вам вообще от меня надо!!!

— Нам надо, чтоб ты рассказал правду, — слышу я за спиной спокойный тихий голос.

Оборачиваюсь и вижу в дверях Костылева, Карташова и какого-то незнакомого типа с майорскими звездами на погонах обычной армейской «трехцветки» без каких-либо шевронов. Под мышкой тот зажал… ноутбук! Офигеть, первый раз с момента провала в будущее я вижу тут компьютер!

— Вы свободны, — говорит Комендант Червленной враз сникшим и даже в размерах уменьшившимся «мамлею» и седому.

Интересно, а чего это бравых контрразведчиков так «накрыло»? Вряд ли от вида Коменданта или начальника Дорожной Стражи. Значит, таинственный майор — серьезная «шишка», причем именно по их ведомству. Обоих бесплотными тенями просто выдувает из комнаты. Кажется, ускорься они еще чуть-чуть, и я услыхал бы хлопок от преодоления звукового барьера. Майор меж тем спокойно садится за стол и поднимает крышку ноута. Костылев присаживается на краешек стола, лицом ко мне, а Карташов, как и я, остается на ногах.

— Мы хотим услышать правду, — повторяет Комендант.

— Правду? Ладно, будет вам правда, только не говорите потом, что я вас не предупреждал. Мое имя — Михаил Николаевич Тюкалов, специальное звание — прапорщик милиции, должность — милиционер-боец ОМОН, место службы — ОМОН ГУВД по Московской области, год рождения — одна тысяча девятьсот семьдесят шестой…

Клянусь, такой реакции на свои слова я не ожидал. Реакции не было вообще никакой. Они совершенно спокойно, будто все идет так, как и предполагалось, выслушали меня, а потом майор начал задавать вопросы и что-то настукивать на клавиатуре своего ноутбука. Поинтересовался именами ближайших родственников, образованием, наличием ранений, контузий и государственных наград, под конец спросил личный номер и, жестом фокусника, развернул ноут монитором ко мне.

— Узнаешь?

Еще бы не узнать, с монитора на меня глядела моя собственная фотография в сером милицейском кителе, синей рубашке, при галстуке и с погонами прапорщика. То самое фото, что было вклеено в мое служебное удостоверение. И еще лежало в моем личном деле. Сбоку и чуть ниже фото вижу строчки стандартной анкеты.

— А еще, — выводит меня из состояния глубокой задумчивости голос майора, — тут сказано, что ты пал смертью храбрых, прикрывая прорыв попавшей в засаду автоколонны в поселке Алпатово, 15 сентября 2010 года. И даже награжден за этот подвиг орденом Мужества посмертно.

Наверное, выгляжу я сейчас полным кретином. По крайней мере, чувствую я себя именно так.

— Ну и какого хера ты нам тут дурака валял? — пристально смотрит на меня Костылев.

— Да кто б мне поверил? — огрызаюсь я.

— Но ведь сейчас же верим… Да и вообще, после того как больше половины планеты выжгли ядерными бомбами, после того как мне, мальчишке восемнадцатилетнему, полгода назад в армию попавшему, пришлось из «Буратин»[34] сжечь не одну тысячу своих же сограждан, виноватых только в том, что им дважды не повезло: они попали под ядерный удар, но не умерли сразу. После того как турки, которые только и умели, что сувениры туристам втюхивать, подмяли под себя Грузию, чуть не смяли Украину и, объединившись с Азербайджаном, просто растерзали в клочья Армению, а у нас пытались отбить Дагестан… Одним словом, мы тут способны поверить во многое.

— Погодите, что-то мне как-то нехорошо, — бормочу я, падая на табурет.

— Так, похоже, на сегодня с тебя достаточно, — встает из-за стола майор, — сейчас тебя определят в больницу, а как более-менее придешь в себя — продолжим. Заодно, пока есть время, Игорь Васильевич тебя немного введет в курс наших дел. Чтоб если и выглядел лопухом, то, по крайней мере, не шибко развесистым.

Вся троица дружно заулыбалась. Да уж, похоже, все мои попытки сойти за своего выглядели для них довольно жалко. Вдруг меня словно колют иголкой прямо в мозг. Я вспоминаю древний, посмотренный в далеком детстве, еще черно-белый, не то болгарский, не то румынский исторический фильм о временах, когда в их краях безнаказанно хозяйничала Турция. Память не сохранила ни имен героев, ни подробностей сюжета. Только название — «Мамелюк». И теперь я вспомнил, что это слово означает. Так в Османской империи называли самых отборных, свирепых и беспощадных янычар, которых выращивали из взятых в рабство еще младенцами христианских детей. И кто-то неизвестный назвал меня прошлой ночью именно так.