Шведский стол (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Слишком уж нездоровым был их интерес…

* * *

— Успеем к кампании? — спросил Федор Юрьевич, отпив чая из блюдца.

— Успеть то успеем. Только они будут слабым звеном. — ответил Алексей и отхлебнул своего чая. Но не из блюдца, а из чашки.

— А чего это слабым звеном?

— Полки первой дивизии новгородского военного округа только летом прошлого года развернули честь по чести. Сколько они тренируются? Сколько слаживаются? Года еще нет. Только одели. А все три московские дивизии уже три года как. Не меньше. Хотя отдельные полки — до четырех. Выучка у них не сопоставима. Московские полки могут четыре, а если отец расстарается, то и пять выстрелов делать в минуту. А эти новые сколько? Про штыковой бой и общую слаженность и речи не идет.

— Хитрое ли дело штыковому бою учить?

— Не хитрое, но время требуется. Да и командиров нужно подготовить. Всех. От капралов и выше.

— Они все вчерашние служилые командиры те. А ты говоришь о них, словно о набранных крестьянах. — покачал головой Ромодановский.

— В плане выучки они мало от крестьян отличаются. Больше двадцати лет почитай никаких упражнений не велось. Отчего выбыли добрые солдаты и офицеры. Просто по возрасту выбыли. Люди же не молодеют.

— Это да… — грустно покивал Федор Юрьевич.

— Это нормально. И чтобы этого впредь не происходило нам нужно создать учебно-тренировочные лагеря. Крупные. Постоянные. Учитывая размеры страны таких центров нужно три минимум: северный, центральный и южный. Хотя для интересов Сибири надо бы и четвертый создать — где-нибудь на Урале или сразу за ним. Чтобы прогонять через него наших служилых. Тех же казаков.

— Эко ты замахнулся. — усмехнулся Ромодановский. — Нам бы сейчас эту дивизию к кампании подготовить и отправить в Новгород.

— Да. Сейчас у нас такая задача. Сейчас. Но если бы такой лагерь был, то вопрос этот решился бы быстрее. Мы как готовили московские войска? Помнишь? Все началось с учебной роты. Одной. Потом эти люди выступили инструкторами для полка, в котором и служили. Потом уже из полка выделяли знающих людей в другие. А что сейчас? Они все там — на севере. А у нас тут и сейчас просто некому обучать солдат.

— Я тебя не понимаю. Ты не хочешь к лету отправить в Новгород эти четыре полка?

— Хочу. Но драка с Карлом будет сложной. Совершенно не исключены большие потери в генеральном сражении. Или даже поражение. Возможно я нагнетаю, но нам нужно самым решительным образом заняться созданием такого учебно-тренировочного лагеря с приписанными к нему инструкторами, учителями и прочим персоналом. Которые бы могли быстро и слажено готовить новых солдат. Не вместо новых новгородских полков. А параллельно. Возможно даже оставив для этих целей самых способных ребят из этой дивизии.

— И как твой отец к этому отнесется?

— В случае, если ему срочно понадобятся солдаты?

— А если там, — махнул рукой Федор Юрьевич, — ему как раз не хватит этих самым способных?

— То нам придется начинать все с пустого места. Не так ли?

— Так, — нехотя согласился Ромодановский.

— И ладно солдаты. Этот вопрос еще можно как-то решить. Куда хуже ситуация с офицерами и особенно унтер-офицерами. Ни тех, ни других за полгода не получить. Да и даже за год.

— Почему не получить то? Мало ли дворян толковых?

— А толку с таких дворян? Их можно назначить, но разве это добавит им знаний, умений и навыков?

— Чай не дурни. Справятся.

— И ты готов о том спор держать? На что будем спорить? — расплылся в многообещающей улыбке царевич.

Федор Юрьевич немного жевал губами, думая, а потом ответил:

— Нет, пожалуй, спорить я не буду.

— Отчего же? Впрочем, не важно. Мыслю я — тех унтеров и офицеров всех самих через эти учебно-тренировочные лагеря прогонять. Солдатские. Чтобы прочувствовали и поняли все на своей шкуре. А потом в училище для них утвержденное, где их уже как командиров готовить или баллотировку проводить, проверяя знания.

— Что, всех?

— Всех.

— Даже наемных?

— А как же? Откуда мы знаем — хороши они или обычные проходимцы, приехавшие в нашу страну за длинным рублем? Да и как они командовать станут, если не пониманию кем и как?

— Как бы не перемудрить…

— А чего тут мудрить? Учить надо. Хотя отец такие резкие меры, конечно, не одобрит. Иной раз мне кажется, что в его разумении любой иноземец семь пядей во лбу имеет от рождения. Чем отдельные мерзавцы и пользуются. Да и оклад какой берут! Супротив наших иной раз и в пять, и в десять больше. Вроде полковник полковником, а обходится казне дороже полка, которым командует. Да еще и там ворует.

— То да… беда… — покивал Ромодановский, которого тоже засилье иноземных наемных командиров совершенно не радовало. — Хотя иной раз встречаются и толковые.

— Встречаются. Но толковость сию надобно через баллотировку и иные проверки проводить. Казна не бездонная. Хорошим иноземцам и в десятеро заплатить не грех, ежели пользу несут великую. А проходимцев всяких сечь плетьми и гнать. Ну или просто гнать, — добавил Алексей, видя проступивший скепсис на лице Федора Юрьевича.

— Тебе бы только сечь, жечь и гнать… — покачал он головой.

— Ответственность! Каждый должен понимать, какую пользу получит с дела, и как будет отвечать, ежели напортачит или открыто воровством станет заниматься.

— Зря то поместье сгорело… ой зря… — осторожно намекнул Ромодановский на историю с гибелью Матвея Петровича Гагарина.

— Зря, — согласился Алексей. — За дела, что он творил, его надлежало бы четвертовать прилюдно или, в качестве милости, вздернуть как разбойника.

— Князя⁈ Вздернуть⁈ Ты в своем уме ли?

— Князь это кто?

— В каком смысле?

— Как человек князем становится?

— Рождается.

— А изначально?

— Так… — задумался Ромодановский.

— В прошлом все княжеские рода выходили из простых. Разными путями. Воинской доблестью или верной службой. Так?

— Допустим, — кивнул князь-кесарь.

— Но стать не значит быть. В земле русской за время собирание земель князья стали людьми служивыми под рукой великого князя, а потом и царя. Отчего их княжеское состояние и проистекает. Ибо князья они от царя и при нем, а не самостийно. В западной традиции даже приговор есть — божьей милостью — про тех герцогов и графов, что самостийную природу имеют. В нашей земле у нас только царь божьей милостью, остальные только царской. Так? Или я не верно рассуждают?

Ромодановский промолчал. По лицу было видно — не согласен, однако, возражать не стал.

— Откуда проистекает вывод. Ежели какой князь совершил измену царю или царству, что в сущности одно и тоже, то княжеского состояния более иметь не достоин. Все остальное не важно. Был князь. Изменил. И все — теперь просто прохожий, обшит кожей. И ничего более.

— А как же заслуги родовые?

— Так если род верно служит, то и заслуги рода в чести. А если измену учинил, то весь свой род опозорил. Чести лишил. Разве нет? Вот стоит большая крынка меда, пребывающая с каждым новым поколением. А тут какой негодник взял в нее и испражнился. Разве это мед будет? Кто его кроме мух вкушать станет?

Князь-кесарь не стал отвечать.

— По лицу вижу — не согласен. И многие князья со мной не согласятся. Они до сих пор мыслят правом отъезда и прочими давно отжившими категориями. Оттого Матвей Петрович и сгорел. По неосторожности, разумеется. А не был публично и сурово казнен лютой смертью при большом стечении народа.

— Ты так из-за Арины на него взъелся?

— Попытка ее убийства — это само по себе — измена интересов царства, то есть, измена царю. Кроме того, он обворовывал отца. Я, не сильно утруждаясь, вскрыл хищения на более чем триста тысяч старых рублей. За это, само по себе, полагается смертная казнь. Ну и главное — он участвовал в заговоре против правящего дома. Не только он. Но он перешел границы дозволенного в этой игре. Или ты думаешь, что ни я, ни отец не в курсе заговора? Мы все участников поименно знаем…