Вниз, в землю. Время перемен - Роберт Силверберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я гость, – ответил Гандерсен, – путник, который ищет ночлега.
– Женщина ждет тебя?
– Наверняка нет. Однако она захочет меня видеть. Скажи ей, что пришел Эдмунд Гандерсен.
Робот внимательно посмотрел на него.
– Я скажу ей. Оставайся, где стоишь, и ничего не трогай.
Гандерсен ждал. Шло время. Становилось все темнее, появилась одна луна. Некоторые деревья в саду начали светиться. Змея, похожая на тех, у которых когда-то добывали яд, бесшумно скользнула прямо у него под ногами и скрылась. Ветер изменил направление и донес издали отзвуки разговора нилдоров.
Наконец робот вернулся.
– Женщина хочет тебя видеть. Иди дальше по аллее и входи в дом, сказал он.
Гандерсен поднялся по ступенькам. На веранде он заметил странные растения в горшках, стоявшие как попало, видимо, ожидавшие пересадки. Некоторые шевелили усами и подмигивали огоньками, чтобы приманить намеченную жертву. Гандерсен вошел внутрь, и, не увидев никого внизу, схватился за упругую лиану и оказался на веранде второго этажа. Он заметил, что станция поддерживается в порядке как внутри, так и снаружи: каждая поверхность была чистой и светлой, обои не полиняли, сувениры со многих планет стояли на своих местах. Эта станция выглядела так всегда, но сейчас, в годы заката земного присутствия на Белзагоре, он не ожидал увидеть ее в таком состоянии.
– Сина! – позвал он.
Она стояла на веранде, облокотившись на барьер. В свете двух лун он заметил глубокую щель между ее ягодицами и подумал, что она решила принять его без одежды. Однако, когда она обернулась, оказалось, что спереди ее прикрывает какое-то странное одеяние – светлая желеобразная масса, бесформенная, с пурпурными точечками и металлическим блеском, нечто вроде огромной амебы. Это «нечто» облегало ее живот и бедра. Ноги и плечи оставались обнаженными, обнажена была и левая грудь, но одна широкая псевдоподия закрывала правую. Таинственная масса была прозрачной, и Гандерсен мог отчетливо видеть красное пятно прикрытого соска Сины и узкую впадину ее пупка. По-видимому, масса была живой, поскольку начала расползаться, выпуская щупальца, которые обволокли левое бедро и правую голень Сины.
Чудовищность ее костюма повергла его в изумление и некоторое смущение. Сама Сина при этом казалась прежней Синой. Она чуть пополнела, груди стали тяжелее, бедра шире, однако продолжала оставаться привлекательной женщиной в расцвете лет. Но прежняя Сина ни за что бы в жизни не позволила, чтобы нечто подобное прикасалось к ее коже.
Она не спускала с него взгляда. Ее блестящие черные волосы, как когда-то, падали на плечи. На лице не было ни единой морщинки. Она смотрела ему прямо в глаза, без смущения, прочно упираясь в землю ногами, спокойно опустив руки, высоко подняв голову.
– Я думала, ты никогда не вернешься, Эдмунд, – сказала Сина.
Раньше она говорила слишком быстро, взволнованно, может быть, даже слишком высоким голосом. Теперь она была совершенно спокойна, а голос ее звучал, как идеально настроенная виолончель.
– Почему ты вернулся? – спросила она.
– Это долгая история, Сина. Я даже сам не все понимаю. Я могу здесь переночевать?
– Ну конечно. Мог бы и не спрашивать!
– Ты прекрасно выглядишь, Сина. Я думал, через восемь лет…
– Я превратилась в старую бабу?
– О, нет!
Он посмотрел ей в глаза и испугался: они были холодные, неподвижные, стеклянные. Это напомнило ему страшное выражение глаз Дикстры и его подруги.
– Я… собственно, я не знаю, чего ожидал.
– На тебя время тоже повлияло к лучшему, Эдмунд. У тебя теперь более суровое лицо, за эти годы ты утратил юношескую мягкость, стал стопроцентным мужчиной. Ты никогда не выглядел лучше.
– Спасибо.
– Ты меня не поцелуешь? – спросила она.
– Насколько мне известно, ты замужем.
Она вздрогнула и сжала один кулак. То, что было на ней, тоже среагировало, его цвет потемнел, и оно выпустило второе щупальце.
– Где ты об этом узнал?
– На побережье. Ван Бенекер сказал, что ты вышла замуж за Джеффа Курца.
– Да, вскоре после того, как ты уехал.
– Понятно. Он здесь?
Она пропустила вопрос мимо ушей.
– Не хочешь меня поцеловать? А может быть, твои принципы запрещают тебе целовать чужих жен?
Заставив себя улыбнуться, он неловко и смущенно наклонился, обнял ее и притянул к себе, пытаясь поцеловать в губы, но так, чтобы случайно не коснуться амебы. Она уклонилась от поцелуя.
– Чего ты боишься? – спросила она.
– Меня раздражает то, что на тебе, – признался Гандерсен.
– Оболочник?
– Если это так называется.
– Так его называют сулидоры, – сообщила Сина. – Он водится на центральном плоскогорье, присасывается к крупным млекопитающим и живет за счет выделений их кожи. Разве это не чудесно?
– Я думал, ты терпеть не можешь плоскогорья, – заметил он.
– О, это было так давно. С тех пор я побывала там много раз. Из последнего путешествия я привезла оболочника. Он такой ласковый, а кроме того, в него можно одеться. Смотри.
Она чуть коснулась животного, и оно начало менять цвета: их оказалась целая гамма – от фиолетового, когда оно расширялось, до красного, когда сжималось. В какой-то момент образовалась целая туника, покрывшая Сину от шеи до колен.
У Гандерсена создалось впечатление, что там внутри есть нечто темное, пульсирующее, как сердце, что оно находится прямо внизу ее живота, что оно прикрывает ее лоно – может быть, это был нервный центр существа.
– Почему он тебе неприятен? – спросила Сина. – Положи сюда руку.
Он не пошевелился. Она взяла его за руку и коснулась ею своего бока. Он почувствовал холодную, сухую поверхность оболочника и удивился, что она вовсе не липкая и скользкая. Сина передвинула его руку выше, пока та не оказалась на тяжелой груди. Оболочник тотчас же сжался, оставив под его пальцами теплое и налитое обнаженное тело. Какое-то мгновение он ласкал ее, но, смущенный, отдернул руку. Соски Сины затвердели, ноздри раздулись.
– Этот оболочник очень интересный, – заметил Гандерсен. – Но мне не нравится, что он на тебе.
– Прекрасно, – сказала она и коснулась низа живота, там, где находилось как бы сердце этого организма. Оболочник сжался, соскользнул по ее ногам и отполз в дальний угол веранды.
– Теперь лучше? – спросила Сина, обнаженная, блестящая от пота, с влажными губами.
Его удивило спокойствие, с которым она пошла на попытку близости. Ни он, ни она никогда не были чересчур стыдливы, но эта осознанная агрессивность в его понимании никак не соответствовала ее характеру. Да, они были старыми друзьями, когда-то они были и любовниками и даже месяца два жили как муж и жена, однако двусмысленность их расставания должна была полностью разрушить интимные отношения. Даже если не принимать во внимание факт ее супружества с