Червь Уроборос - Эрик Эддисон

— Великий король скорее должен быть подобен псу, что умерщвляет быстро, нежели коту, который забавляется и играет со своей добычей, — промолвила Презмира.

— Истинно, безопаснее умертвить их, — сказал Корунд, поднимаясь на ноги, — И мне было бы нелишне перемолвиться словечком с королем.

— О чем? — спросила Презмира.

— Тот, кто долго спит, — ответил Корунд, глядя на нее с усмешкой, — иногда приносит новости той, что встает вовремя, дабы посидеть на западной террасе. И пришел я сюда сказать тебе, что только что узрел через восточное окно наших покоев едущего к Карсё из Пиксиланда по Королевскому Тракту…

— Ла Файриза? — подхватила она.

— Глаза мои достаточно остры и зорки, — промолвил Корунд, — но вряд ли бы я поклялся, что вижу своего брата с расстояния в три мили. Что же до твоего, то я оставляю клясться тебе.

— Кто же еще может ехать по Королевскому Тракту из Пиксиланда кроме Ла Файриза?! — воскликнула Презмира.

— На это, госпожа моя, пусть тебе ответит Эхо, — ответил Корунд. — И вспоминается мне, что принц и мой шурин хранит память о былых долгах. А также то, что никому он не обязан так, как Юссу, спасшему его от смерти шесть зим назад в Импланде Мор. Поэтому, если Ла Файриз разделит наше веселье нынче вечером, то королю необходимо приказать этим болтунам помалкивать насчет приема, который мы оказали этим лордам в старом пиршественном зале, да и вообще насчет участия Демонланда в этом сражении.

— Пойдем, — сказала Презмира, — Я пойду с тобой.

Они нашли короля и его лордов в самом высоком месте крепостной стены, над прибрежными воротами. Он смотрел на восток, где за низкими пологими холмами лежал Пиксиланд. Но когда Корунд начал излагать королю свои соображения, тот прервал его:

— Ты стареешь, о Корунд, и, как никчемный торгаш, приносишь свой товар на рынок, когда тот уже закрывается. Я уже позаботился об этом, строго наказав своим людям не упоминать ни о чем из происшедшего прошлой ночью, кроме того, что Гоблины напали на Карсё, были разбиты и с большими потерями загнаны мною в море. Тот, кто словом или знаком выдаст Ла Файризу, что в нападении участвовали Демоны, или что эти мои противники веселятся теперь у меня в старом пиршественном зале, лишится жизни.

— Это правильно, о король, — сказал Корунд.

— Главный военачальник, сколько у нас людей? — спросил король, и Кориний ответил: — Семьдесят и еще трое погибли, остальные большей частью ранены, в том числе и я, на время ставший одноруким. Я бы не взялся найти для вас в Карсё, о король, и пятидесяти здоровых солдат.

— Господин мой Корунд, — сказал король, — ты всегда видел на целую лигу дальше самых зорких из нас, будь то молодые или старые. Сколько людей видишь ты в той кавалькаде?

Корунд оперся на парапет и прикрыл глаза от солнца своей широкой, словно копченая пикша, ладонью, покрытой с тыльной стороны редким желтым волосом, похожим на волоски на шкуре молодого слона.

— Он едет с шестью десятками конников, о король. Может, одним или двумя больше; но прокляните меня, если у него меньше шестидесяти всадников.

Король выругался сквозь зубы.

— Проклятая судьба принесла его сюда теперь, когда все мои войска далеко, а у меня осталось слишком мало сил, чтобы усмирить его, если он начнет мне докучать. Пусть один из твоих сыновей, о Корунд, садится в седло и скачет на юг в Зорн и Пермио, где соберет несколько десятков солдат из пастухов и крестьян так быстро, как только сможет. Это приказ.

Ла Файриз и его воины обменялись с хозяевами приветствиями, дань была уплачена, и для них были выделены спальные покои, а день уже клонился к вечеру. И все собрались в юго-восточном крыле дворца в огромном пиршественном зале, построенном Горайсом XI, когда тот взошел на престол; и далеко он превосходил своими роскошью и величием старый зал, где томились в заточении лорд Юсс и лорд Брандох Даэй. Было в нем семь равновеликих стен из темно-зеленой яшмы с кроваво-красными крапинами. В каждом из семи углов стояла кариатида из массивной глыбы черного змеевика в виде трехглавого великана, склонявшегося под весом чудовищного краба, высеченного из того же камня. Могучие клешни этих семи крабов поддерживали свод крыши, отполированный и покрытый выполненными в темных и дымчатых тонах, под стать мрачному великолепию этого зала, изображениями битв, охоты и поединков. Под окнами на стенах поблескивало охотничье и военное оружие; на двух же глухих стенах были прибиты черепа и кости всех тех воинов, что боролись в свое время с королем Горайсом XI, прежде чем тот в недобрый час ответил на вызов Голдри Блусско. В углу напротив двери стоял длинный стол, а за ним резная скамья; вдоль стен были поставлены два еще более длинных стола со скамьями возле них, доходившие почти до дверей и образовывавшие с первым столом прямоугольник. У центра стола, что справа от дверей, стоял трон из старого кипарисового дерева, большой и красивый, с расшитыми золотом подушками из черного бархата. У стола напротив стоял другой трон, пониже, и подушки на нем были расшиты серебром. В пространстве между столами стояли в ряд пять тяжелых железных жаровен с ножками в форме орлиных когтей, а за скамьями по обе стороны — девять больших подставок для факелов, дабы освещать зал с приходом ночи; еще семь были помещены вровень со стенами и на равных расстояниях друг от друга за поперечной скамьей. Пол был вымощен сливочно-белым стеатитом с сочными коричневыми и черными прожилками и вкраплениями пурпурного и алого. Покоившиеся на огромных козлах столы были вытесаны из тусклого полированного камня, усыпанного крохотными, будто атомы, золотыми искрами.

Женщины сидели на поперечной скамье; в самом центре восседала леди Презмира, превосходившая остальных красотой и величием, как Венера превосходит меньшие планеты ночного небосвода. Зенамбрия, жена герцога Корса, сидела по левую руку от нее, а по правую — Шрива, дочь Корса, необычайно миловидная для такого отца. На скамье повыше, что направо от дверей, по обе стороны от трона короля сидели лорды Витчланда, облаченные в парадные одеяния, а пиксиландцы расположились напротив них на скамье пониже. Трон для Ла Файриза был помещен отдельно у низкой скамьи. На столах были расставлены огромные тарелки и блюда из золота, серебра и расписного фарфора, полные деликатесов. Арфы и волынки заиграли оглушительную музыку, и гости поднялись на ноги, а сверкающие двери отворились, и король Горайс, сопровождаемый своим гостем, принцем, вступил в зал.

В своем величии король шествовал, будто черный орел, окидывающий взором землю с высокой горы. Воротник, рукава и подол его кольчуги из черного металла были окаймлены тусклыми золотыми пластинами, усыпанными гиацинтами и черными опалами. Его черные рейтузы были подвязаны отделанными алмазами полосами тюленьей кожи. На большом пальце его левой руки сверкал массивный золотой перстень, изображавший пожирающего собственный хвост червя Уробороса; голова червя была сделана из рубина персикового цвета величиной с воробьиное яйцо. Его мантия была соткана из кожи черных кобр, сшитых вместе золотой нитью; подкладка же была из усыпанного золотой пылью черного шелка. На его челе тяжело возлежала железная корона Витчланда, клешни крабов на ней тянулись вверх, словно рога, а самоцветы сияли всеми цветами радуги, как лучи Сириуса морозной и ветреной святочной ночью.