Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941 - Джеймс Комптон

Трудно сказать, какое влияние эти доклады оказывали на военных. Вайцзеккер писал Томсену, что информацию Беттихера «особенно ценил» генерал Гальдер, хотя в дневниках самого Гальдера об этом не говорится ни слова. Сведения, полученные от Беттихера, время от времени заносились в немецкие военно-морские дневники, и они могли оказать определенное влияние на взгляды немецких адмиралов в отношении США. Мы обсудим этот вопрос в других главах. Вильям Ширер вспоминает, что некоторые сотрудники ОКВ высказывали в беседах с ним сомнения по поводу достоверности данных Беттихера. Подобные сомнения имелись и у одного из членов Главного имперского управления безопасности.

Тем не менее и язык, и содержание докладов атташе вполне соответствовали взглядам Гитлера и Риббентропа. Хорошо известно, что фюрер читал только то, что соответствовало его представлениям, и подчиненные старались не показывать ему то, что противоречило его взглядам, поэтому можно предположить, что доклады Беттихера попадали в руки рейхсканцлера. И наше предположение имеет подтверждение. Есть свидетельства того, что фантазии Беттихера легли в основу представления Гитлера о Соединенных Штатах и его политики в их отношении. Мы уже упоминали о том, что и сам Беттихер, и Томсен подтверждали это. Вальтер Танненберг, бывший первый секретарь посольства в Вашингтоне, показал во время послевоенного допроса, что Риббентроп не давал фюреру читать депеши Томсена, зато генерал Кейтель знакомил его с докладами Беттихера. Кордт подтверждал, что Гитлер читал телеграммы атташе «с огромным интересом». Вайцзеккер во время суда над дипломатами утверждал, что «самым опасным в этих докладах, тревожившим нас больше всего, было то, что их любили читать Гитлер и Риббентроп». И наконец, Гитлер лично выразил свое одобрение деятельности атташе, приняв его сразу же после возвращения из США в январе 1942 года и приветствуя словами: «Вы вели себя очень храбро. Ваши доклады нас не раздражали».

Мы не можем судить о том, какое воздействие оказали доклады дипломатов, пока не обсудим, как Соединенные Штаты влияли на политику Германии. Пока мы можем признать лишь то, что Риббентроп в общих чертах был знаком с той картиной Америки, которая вырисовывалась из депеш Томсена, Дикхофа и других. Гитлер, по-видимому, вынужден был в годы войны проявлять к Америке гораздо больший интерес, чем до войны, хотя и делал это против своей воли. Но он не принадлежал к числу людей, которые отказываются от своих предрассудков, поэтому не приходится сомневаться, что его представления о намерениях и возможностях Америки были результатом мысленного отбора, в процессе которого многое отвергалось. Об этом говорят его собственные заявления и, как мы еще увидим, та политика, которую он проводил. Тем не менее реальная мощь Америки должна была в последние годы жизни Гитлера, хотя бы изредка, разгонять туман его ложных представлений о ней.

Именно экономика Америки и ее растущая военная мощь, ее непримиримая враждебность к нацистской Германии, ее решимость приложить все усилия, чтобы под руководством Рузвельта не допустить завоевания Европы и Англии, – именно с той Америкой, картину которой создавали немецкие дипломаты в 30-х годах, столкнулся фюрер в декабре 1941 года, а вовсе не с той далекой, слабой, загнивающей и не готовой к войне страной, образ которой он создал в своем мозгу и который разделяли Риббентроп и Беттихер. Но даже до начала военных действий, по мере того как война с Англией затягивалась, Гитлер, если бы захотел, мог бы составить себе реальное представление о Соединенных Штатах. Если бы он оторвал голову от карт Советского Союза, то увидел бы, что Соединенные Штаты уже стали важным фактором в немецкой военной политике и что этот фактор вторгся в его политический мир. Но ни его недоверие к сотрудникам министерства иностранных дел, ни самоуверенные заявления перед теми, кто слушал его, не могли изменить реальность. Попытки Гитлера не обращать внимания на Америку приводили к неадекватной реакции Германии на те или иные ее шаги. Гитлер продолжал колебаться между мифом и реальностью, и из-за этого немецкая реакция на политику Америки была полна противоречий и в конечном счете оказалась губительной.

Часть третья

Соединенные Штаты и немецкая внешняя политика

Глава 8

Америка и континентальная политика Гитлера

Итак, мы убедились, что отношение Гитлера к Америке отражало его политические допущения и стратегические ограничения. Его убежденность в том, что могущество страны должно строиться на расовом и культурном фундаменте, исключающем либеральную демократию; его мышление «пехотинца», которое так возмущало Эрнста Ганфштенгля; его уверенность в том, что все немецкие проблемы можно решить только путем захвата жизненного пространства в Восточной Европе, и его стремление концентрироваться только на сиюминутных проблемах Европы – все это проявилось в его презрительных высказываниях о США. Как показала жизнь, дипломатические депеши никак не влияли на мнение фюрера. Но это еще не все. После 1939 года Гитлеру пришлось вести войну, и, несмотря на привычку заниматься самообманом, ему постоянно надо было оценивать противостоящие силы. В эти силы входили, пусть не напрямую, но зато постоянно, и Соединенные Штаты, а точное представление об этой стране можно было получить только из докладов дипломатов.

В своей европейской крепости, окруженной старыми, хорошо знакомыми политическими и стратегическими факторами, Гитлер чувствовал себя в относительной безопасности и не боялся американской угрозы. В стратегических планах фюрера Америка почти не упоминается. Он сконцентрировался на своей идее Drang nach Osten (поход на Восток), будучи уверенным, что завоевание России чудесным образом разрешит все остальные проблемы, включая подчинение своей воле непонятных для него британцев и наглых американцев. Это была гонка между неизбежным завоеванием России и стойкостью англосаксонского блока. Мечтая о дне своей окончательной победы, Гитлер проводил арьергардные сдерживающие операции в Атлантике, а с помощью своего союзника Японии – в Тихом океане. Его политика в этих регионах была различной. В Атлантике, которая, по его мнению, почти не имела никакой связи с операцией в России (планом «Барбаросса»), он вел себя осторожно. Япония же находилась на восточном фланге России, и здесь он был готов пойти на риск. Но операции в обоих этих регионах все больше и больше привязывали Гитлера к США, стране, которая, по его мнению, вообще не должна была участвовать в мировой политике.

Внешняя политика Гитлера основывалась на двух взаимоисключающих факторах: элементах строгого планирования и надежде на случай. Большая часть его планов касалась Европы – здесь он рассчитывал получить то, что ему нужно. Континентальные установки Гитлера служили для него стандартом, по которому он оценивал даже те факторы, которые находились за пределами Европы и которыми манипулировал в своей политике. Свидетельства этому будут приведены в следующих главах, где мы рассмотрим военно-морскую и дальневосточную политику фюрера, то есть те области, в которых Гитлер в своих стратегических планах должен был учитывать политику США. Но оказывала ли Америка непосредственное влияние на немецкую континентальную политику? В предыдущих главах мы уже говорили, что в начале своей карьеры Гитлер раздумывал о роли США в европейской политике, а в 1939 году одобрительно отнесся к предложениям Рузвельта по разоружению, «приветствуя вмешательство Соединенных Штатов в европейскую политику в качестве гаранта мира»[67].

Однако позже он нигде уже больше об этом не говорил и, несмотря на предупреждения своих послов в Вашингтоне, решил, что Америка всегда будет придерживаться политики нейтралитета. Таким образом, и Гитлер, и его дипломаты понимали, какое фактическое и потенциальное влияние могут оказывать США на политику Европы, но по различным причинам в тот период времени этой стране не придавали особого значения.

О том, что Гитлер следил за внешней политикой США, говорит тот факт, что фюрер и его помощники время от времени использовали ее для оправдания действий Германии. Примерами этого были критика Версальского договора («ни одному вождю племени сиу никогда не навязывали более позорного мира») и «предательства» четырнадцати пунктов, отказ от признания Маньчжурии и выход из Лиги Наций[68].

Позже, во время судетского кризиса, Гитлер в своих публичных выступлениях и личных беседах использовал доктрину Монро для оправдания своей политики («Мы, немцы, придерживаемся аналогичной доктрины в Европе»). Более того, американская политика «недопущения войны», выразившаяся в помощи Британии, рассматривалась как пример, которому ради Германии должна последовать Япония в своих отношениях со странами Запада[69].