Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Разная литература » Прочее » Моя повесть-2. Пространство Эвклида - Кузьма Петров-Водкин

Моя повесть-2. Пространство Эвклида - Кузьма Петров-Водкин

Читать онлайн Моя повесть-2. Пространство Эвклида - Кузьма Петров-Водкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 68
Перейти на страницу:

    Чтоб попасть в тон потерпевшему, я попытался посовестить лошадь.

    Мужик встрепенулся.

    - Зачем, лошадь - золото, только к непривычному в ней удивления больно много! Намедни поезда испугалась, так в депу самую за вагоны забилась. Как только имущества казенного не попортила, подлая животная.

    Я еще не разобрался в настроении мужика, что же касается лошади, та, как ни в чем не бывало, дотянулась головой до откоса канавы и щипала траву. На всякий случай я стал взрыхлять грунт душевных переживаний хозяина.

    - Посылают спешно, какое им дело, что мужики из-за меня оси ломают.

    Мужик спросил, меняя настроение:

    - Землемер будете?

    - Да, - говорю, - к Рогачевским еду.

    - Аль недовольство какое?

    - Какое там довольство, разбили им чересполосицу у дьявола на рогах, - с пашни в село хоть письмо почтой отправляй.

    - Ну? Вот те! Да-к, мил господин, разве у них перемер был? Ведь Рогачевские на низине, по реке делились?

    В Рогачеве я никогда не был. Ой, промахнулся, думаю, и стал выворачиваться.

    - Они себе прихват выхлопотали по крутоярью (крутоярье, думаю, в любой деревне есть).

    - Ну? За Фомкиным долом прихватили? - Мужик загорелся.

    - Вот, вот, - ответил я уже смущенно. Собеседник мой засуетился с веревкой, чтоб перевязать кое-как ось, восклицал про себя:

    - Ну, ну, за Фомкиным долом!… Эх, ты, дело-то!… Прихват отхлопотали… - Видно, спешил он скорее домой попасть, чтоб поведать эту новость односельчанам.

    Расстались мы друзьями, но долго потом мне было стыдно за мою ложь: так легкомысленно шутить о земле с мужиком было нельзя.

    Все у тебя с собой. Прошлое далеко сзади. Горя и радости мелькают изо дня в день - движение безразличит наблюдения. Пососет сердце чьим-нибудь встречным несчастьем: десяток верст спустя опять пусто и вольно на сердце. Снег и непогода остались сзади. Пролетели голые сучья, ароматные почки, теперь шелестят листья берез, тополей, вязов, желтят поляны и придорожье молочаем.

    Забронзовели мое лицо и руки. Притерпелись мускулы, - не сдавались они больше на усталость.

    Проезжал я деревни, села, усадьбы, примыкавшие к московско-варшавскому шоссе. Иногда дорогу пересекал город. Нырнешь в него, чтоб закусить горячей пищей, и опять вынырнешь уже с южной стороны и удивляешься: среди какой пустоты сидят эти людские скопления,, и как они редки, и как похожи друг на друга своими признаками жизни: дорога, холмы и леса - те гораздо разнообразнее, чем центры людских жительств. Оцениваешь разницу воздуха в городе и вовне. Чем больше такое жилье, тем с большего далека учуется его запах: деревни - дымом, прелым навозом, непропеченным хлебом; города - гарью, древесной трухой и бакалеей.

    Битые бутылки и стекла на въезде и выезде городов злостно блестят для моих шин. Мальчишки улюлюкают, пуляют камнями и кочками мне вслед.

    В деревнях это проделывают взрослые: ведь я для них двухколесный объект движения, как же не бросить, не посостязаться быстротой пущенного камня с пролетающей низко вороной, удирающей кошкой, с пробегающей деревню чужой собакой!

    Но, пожалуй, здесь, в Западном крае, жители не обладали такой меткостью, как на Поволжье: тренькнет иной раз в кожух, в передачу, в сапог такой камешек и ни боли, ни поломок не причинит.

    Иногда устраивались на меня шутливые облавы: обычно в сумерки, быстро откуда-то появлялись на шоссе заграждения из жердей и из живой цепи рук; радостное ржание разбегавшихся в стороны парней означало празднование победы, если я, не разобравши преграды, падал с велосипедом вместе на щебень дороги.

    Раз только я был атакован всерьез пьяной ватагой вне села: нападавшие загородили собой весь проезд, и пьяные голоса ревели вполне угрожающе. Объезжать их было невозможно, - тут я с отчаянностью саданул среднего пейзана в живот колесом, повернул неожиданностью удара его живот в профиль, чудом не свалился сам и проскочил цепь. Запасов для бомбардировки, очевидно, при них не случилось, и только классическая брань на всероссийском жаргоне с предложениями поломать мне машину и ноги покрыла меня вдогонку.

    Наравне с людьми и сумеречные псы с привольным лаем провожали иногда мой бег на целые версты. Тележка без лошади их смущала: они выдерживали расстояние по сторонам, разве какой-нибудь молодой, дурашливый волкодав подскочит, бывало, к педали, но, получив в ребра носок моего сапога, с визгом отскочит и выравнит дистанцию. В лае собак удовольствие, - видно, что они бегут со мной не по злобе: я и они возбуждены движением, человек, с колесами вместо ног, здорово удирает, с ним интересно соревноваться, это разжигает псиный задор. Прохладой им и мне льется навстречу рассекаемый нами воздух.

    Ничего от московского нет больше во мне: есть ли Москва, нет ли ее? Овладеют ли формой символисты, или скроются в изрешеченные ее пустоты? Уж очень полноценно, просто и реально кругом меня, не просочиться сквозь это московскому.

    Целые дни передо мной слева направо передвигается солнечный шар, серебрит зелень луна. Охлаждается к ночи дорога, и оседает пыль из-под моих колес. К устойчивости велосипеда я так привык, что иногда засыпал на ходу.

    В бедной избе у вдовы, недавно потерявшей мужа, умирал ребенок. С ним начиналась "младенческая". Мать покорно, без слез, встречала неизбежное, только по лобным выпуклостям ее лица угадывалась тоска последняя, которая приходит к людям при разлуке с тем, что дороже им их собственной жизни.

    Заботливо отвела мне женщина для ночлега сени, подбросила для лежанья шубенку и жиденькую подушку.

    - Почему не позвала доктора? - спрашиваю. Оказывается, что доктор - на земском пункте, в шести верстах от деревни, но послать некого: лошади соседей, да и они сами измучены полевой работой.

    Разгрузил я багажник и поехал на пункт, благо он был на шоссе, - белое здание земской больницы я заметил проездом в этот вечер.

    Была ночь, когда я постучался в одиноко светившееся окно деревянной пристройки больницы. Окно открылось, в амбразуре показалась женская фигура. На мой вопрос о докторе мне ответил молодой девичий голос:

    - Я - доктор!

    Спешно, упрашивающе изложил я мою просьбу. Девушка поразмыслила несколько мгновений и тряхнула силуэтом курчавых волос:

    - Вы - на чем?

    - К сожалению, на велосипеде… Может быть, вы владеете машиной? - обрадовался я мысли: - Поезжайте!

    Девушка досадливо щелкнула языком:

    - Не умею, черт возьми! Ну, ладно, обождите минутку, я сейчас разыщу фонарь, и вы мне поможете оседлать лошадь.

    Через минуту она вышла с фонарем и с медицинским ящиком, и мы направились в конюшню. Ей не хотелось будить кучера и терять время, - по моему описанию она поняла, что дело с ребенком плохо.

    Оседлал я в мужское седло лошадь, вывел к подъезду и помог доктору сесть. Видно было, что привычности к верховой езде у моей спутницы не было: она по-детски храбрилась и трусила, но лошадь скоро привыкла к велосипеду.

    - Вы кто же Забродиной?

    - Никто, я проездом, приютился на ночь у нее в сенях.

    - Далеко едете?

    - Удираю из Москвы за границу.

    - Политический? - встрепенулась девушка.

    - Нет, просто авантюрист, снедаемый любопытством к жизни.

    Наездница громко засмеялась, и я с ней.

    - Не решили ли вы меня похитить под предлогом больного ребенка? - веселилась девушка.

    - В такую ночь чего не сделаешь, - слышите? (В лесу чокали соловьи.) Да и вы такая милая…

    - Милая - наша с вами молодость! - сказала девушка тоном приятно польщенной и знающей себе цену. - А соловьи сегодня, действительно, раскудахтались… - Помолчала, вздохнула и снова с милым задором: - С ребенком это у вас проездная филантропия?

    - Как сказать…

    Она меня перебила и уже всерьез:

    - Я в шутку сказала - филантропия, это объедки бросать ближнему. Жалость вообще не активна. Есть что-то другое, что движет в таких случаях, - может быть, это умиление…

    Я обрадовался слову, - умиление на человеческий аппарат - это было мое, знакомое…

    Пока я привязывал в сарае лошадь, доктор уже ушла в избу. В окно я рассмотрел ее лицо, склонившееся над ребенком: может быть, капризные локоны волос еще оставались шаловливыми, но само лицо было строгим, в нем была напряженная пытливость и внимание к детскому аппарату, дававшему перебои, грозившие непоправимой поломкой.

    Пушистые веки ребенка были закрыты. После укола, после каких-то капель, влитых сквозь сжатые губы больного, я помогал доктору в наложении спиртового компресса и оказался уклюжее растерявшейся от надежды матери.

    Лицо ребенка зарумянилось, он разметнул ручонки.

    - Теперь идите спать, - сказала мне девушка, - запаситесь силами для других ребят по дороге. - И шепнула: - Надежды мало, но всякое бывает… - потом обратилась к матери: - Я прилягу здесь. Ложитесь и вы. Через два часа будет кризис… - И она запомнила стрелку часов на своем браслете.

1 ... 22 23 24 25 26 27 28 29 30 ... 68
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Моя повесть-2. Пространство Эвклида - Кузьма Петров-Водкин торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит