Наперегонки со смертью - Андрей Воронин

Наверное, нет такой сферы деятельности организованной преступности в Москве, в которой бы ни работала «фирма» Виктора Алексеевича. И всюду, в каждой области ее деятельности, успел засветиться за это время Банда.

Не прошло и года, как Сашка стал наконец первым исполнительным директором одного из «филиалов». Его месячный доход измерялся уже как минимум тысячей долларов, не считая целого ряда дополнительных материальных благ, которыми одаривал его шеф. Банда мог заменить Виктора Алексеевича в любой сфере, выполнить любое его распоряжение. Ко всему прочему он был главным телохранителем шефа, на протяжении всего рабочего дня ни на секунду не покидая его без самой уважительной причины.

И только по вечерам Банда немеренно пил водку и махался в ресторанах города с кем попало, влезая в любые, даже самые незначительные конфликты и накаляя страсти до предела, настойчиво довода дело до драки.

Зачем? Он, пожалуй, и сам не знал ответа на этот вопрос. Ночные драки помогали ему сбрасывать напряжение, водка избавляла от дурных мыслей и нехороших предчувствий. Просто постепенно ему так надоела эта проклятая жизнь в «фирме», что Сашка буквально не знал покоя, боясь оставаться с собой один на один. Мысли о постыдности, о преступности выбранного им пути все чаще и чаще овладевали им, и тогда Сашка бесился и буйствовал, сбросом мышечной энергии пытаясь заглушить голос не то совести, не то чести.

Он уже давно прогнал 6 т себя всех девок. Он почти не общался с корешами из «фирмы», предпочитая проводить вечера в совершенно незнакомых заведениях, не входивших пока в структуру «империи» Виктора Алексеевича. Поручения шефа он выполнял теперь без былого энтузиазма и старания, лишь вяло отрабатывая свою копейку.

Он бы, честное слово, ушел из «фирмы», если бы только знал куда.

Кому он нужен? Где его ждут? И чем он действительно может быть кому-то полезен, умея все и ничего, ничего, пригодного для мирной жизни.

Открыть свое дело? Но денег, так называемые первоначальный капитал, несмотря на хорошие заработки, он так и не насобирал, с легкостью и без всякого сожаления растранжиривая баксы налево и направо. К тому же, насмотревшись на порядки, царящие в Москве в сферах частного предпринимательства, Банда даже и думать не хотел о том, чтобы податься в бизнес, чувствуя просто физическое отвращение к этому ремеслу, к отношениям, складывающимся между государством и частником, частником и гражданином, частником и криминальным миром…

Все было просто — всего-навсего однажды Сашка очень хорошо осознал, что он так и не нашел своего места в этой невоенной жизни, успев зато здорово замарать свою совесть и свои руки массой самых постыдных и ужасных вещей, простить которые себе он не мог.

И именно поэтому он бесился и страдал, не умея, не находя в себе сил переломить свою жизнь…

И вот теперь, когда все это уже позади, когда я избавился раз и навсегда от этого кошмара, когда убежал от ужасов Таджикистана, вернулся на свою землю и собираюсь начать все заново — честно и красиво, — именно теперь рассказать все это Олежке? Олежке, который помнит меня еще того, в Афгане, своего командира-старлея? Олежке, которого только и могу назвать своим настоящим и преданным другом?! Нет, пусть уж вся эта грязь остается со мной!

Пролежав всю ночь не смыкая глаз под звездным украинским небом в саду Вострякова, Банда смог заснуть только тогда, когда твердо и бесповоротно решил — он расскажет Олегу все, все без исключения. Только про Москву промолчит, про свою непутевую жизнь в этом городе.

Не сможет Олег понять, до какой низости, до каких злодеяний доходил его друг.

Не сможет понять, а главное — не сможет простить.

А значит, пусть уж лучше ничего не знает. Ведь все уже позади, все прошло…

Когда Банда, приняв решение и успокоившись, наконец заснул, первые робкие лучи восходящего солнца уже тронули верхушку огромного вяза у дома Востряковых, разлив по ней золотое сияние утренних нежных лучей…

Банда спал тихо и безмятежно.

Часть третья

КОНЦЛАГЕРЬ

I

Вряд ли кто-то жарким изнуряющим летним днем отказался бы от соблазна оказаться на берегу чистой реки, искупаться, позагорать, порыбачить на закате, а затем, сидя под бездонным звездным небом, варить уху, слушать треск ветвей в костре и ночные всплески реки и причащаться ледяной, из автомобильного холодильника, водкой, с самым закадычным другом вспоминая и заново переживая прожитое.

Банда, с самого утра успевший разомлеть на солнце, пока они на пару с Востряковым выкосили небольшой лужок, раскинувшийся у дороги прямо за городком, с радостью ухватился за предложение Олега провести остаток дня и ночь на речке. Согнать пот, восстановить силы, отдохнуть душой и телом — это было бы просто великолепно.

Честно говоря, Сашка вообще слабо представлял себе, как можно отдыхать на природе. Ну не так сложилось его детство! Не знал он, что такое лес, обыкновенный европейский лес — с соснами и елями, с березовыми рощицами и солнечными полянками, с обалденными запахами и неповторимым шумом ветра в кронах. Не знал он, что такое обыкновенная равнинная река, не обжигающая холодом и не тянущая неизвестно куда, сбивая с ног неукротимым течением, как в Афгане или Таджикистане, а мягкая, теплая, обволакивающая, нежно покачивающая на волнах, с замечательным песчаным дном, в котором так потрясающе утопают пальцы ног. Не знал, что такое уха, пропахшая дымом костра, острая, горячая, обжигающая губы и десны, после которой водка кажется пресной, потерявшей свою крепость и забористость.

Учения в лесу во времена его курсантства или переправа в полной амуниции через Москву-реку под Рязанью никогда не давали Банде ощущения праздника единения с природой, о котором часто вспоминали и с удовольствием рассказывали сослуживцы в горах Афгана. Да и в самом деле, что за праздник — ползти в противогазе по кустам вызревшей лесной земляники или хлюпать мокрыми после форсирования водной преграды сапогами по проселочной дороге, на бегу высушивая на себе хэбэшку и тут же снова пропитывая ее собственным потом.

И всегда — быстрее, быстрее, еще быстрее, чтобы вовремя успеть выполнить условную боевую задачу командования!

Может быть, поэтому Банда всегда с таким удовольствием слушал рассказы ребят про деревню, про шашлыки в лесу или уху на реке, про рыбалку, про пляж, про сенокос. Он всегда мечтал познать все это лично, сам, и потому теперь, услышав предложение Олежки, согласился тут же, с радостью и азартом.

Сборы были недолгими. Востряков, видимо, почувствовав волнение друга, не стал созывать большую шумную компанию. Он лишь забросил в машину Банды сеть-«топтуху», удочки, ведро, топор, картошку, овощи, специи, несколько банок сока и водку, и уже через час ребята погнали на Случь, в какое-то потаенное Олежкино любимое местечко.

Свернув с шоссе в лес в километрах двадцати от городка, они еще покружили с полчаса по извилистым лесным тропинкам, благо «паджеро» практически нипочем бездорожье, и выехали на берег реки.

Место действительно оказалось замечательно красивым. Лес подступал здесь почти к самому берегу, оставляя свободной лишь небольшую площадку пять на пять метров на самом уступе обрыва.

Река здесь делала поворот, и берег в результате оказался высоким, метра в два-три, но рядом, буквально в десяти шагах, он снова становился пологим, и спуск к воде поэтому не представлял никаких трудностей.

Не сговариваясь, ребята выскочили из машины, быстро разделись и бросились в воду. Банду охватил настоящий восторг: это было просто замечательно!

Куда лучше, чем в среднеазиатских бешеных горных реках, и гораздо лучше, чем в шикарных московских бассейнах.

Вода в Случи была будто живая. Течение мягко и ненастойчиво пыталось увлечь их куда-то вдаль, но с легкостью соглашалось с желаниями пловца, уступая и давая полную возможность преодолеть ее силу.

Сашку поразило и разнообразие глубин этой реки. Прямо под обрывом — не меньше четырех-пяти метров, и было потрясающе здорово нырять, пытаясь достать рукой до дна, но буквально в двадцати метрах выше по течению дно удивительным образом поднималось, и пересечь речку здесь можно было даже пешком — вода не достигала пояса…

Наплавались, нанырялись они вдоволь. Сашке особенно понравилось заплывать на отмель, ложиться на дно так, чтобы только голова торчала из воды, и расслабляться — чувствовать, как потихоньку и нежно утаскивает тебя течение на глубину, обволакивая и успокаивая своей лаской, как будто смывая мягкими прикосновениями воды усталость из натруженных за день мышц.

Затем они походили вдоль берега с «топтухой», вытащив из воды вместе с сетью пару ведер небольших сверкающих серебром чешуи плотвичек и вьюнков. Потом Банда с берега понаблюдал, как осторожно и ловко проверял Олег норы под обрывом и под корягами, с радостным криком периодически выбрасывая на берег раков, со злобой и отчаянием шевеливших длиннющими усами.