Браконьеры - Трифон Иосифов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пусть выпьет человек, он, наверно, замерз… — тихо шепнула одна из женщин, и я благодарно улыбаюсь ей — подчеркнуто благодарно.
— Ну да, остается ему сесть и жрать! — со злобой прерывает ее надутый индюк.
Во, это идея. Хватаю какой-то бутерброд с самой близкой тарелки и запихиваю его в рот целиком.
— Значит, ты — сын, — говорю я индюку, энергично чавкая, жую бутерброд, изо рта у меня летят крошки.
— Что-что? — не понимает индюк и подходит ближе.
— Вот, «Глаз буйвола»! — Нахожу на столе непочатую бутылку «Куин Энн» и высоко поднимаю ее. — Вы подняли меня с постели, вызвали среди ночи, должны платить! Я поем, выпью немного, и все. И не бойтесь — я вас не объем! И вообще, если хотите знать — я плачу вам за жратву! За убитую собаку можете получить пятерку, если отвезете в город, а я тут оставил вам двоих…
Я схватил стул, с грохотом поставил его перед собой и сел.
— Я вышвырну его вон! — беснуется сзади «сын». Кто-то, я вижу, держит его за руки. А я снова пью.
— Ну и воспитание, однако, — замечает какой-то женский голос. — Он, наверно, думает, что это самогонная ракия!
Надя, которая силится казаться спокойной и веселой, становится рядом со мной.
— Познакомьтесь с моим бывшим супругом! — объявляет она, и будто гигантская метла в секунду выметает из холла весь шум-гам. Встаю, стуча каблуками и подобострастно кланяюсь во все стороны. Совсем как на ринге во время матча. Физиономии от неожиданности удлиняются на метр.
— Я позвала его, пусть проведет с нами несколько минут. Надеюсь, вы не будете сердиться на меня…
— Надя, ну как ты можешь даже подумать такое!
— Значит, это он…
— Ах, как я рада!
— Почему же вы не сказали об этом с самого начала?
Кто-то уже предлагает мне раздеться, кто-то чокается со мной, а одна из женщин с опаской отнимает у меня двустволку и осторожно ставит ее в угол. Только «сынок» по-прежнему смотрит на меня неприязненно — совсем как его папаша тогда на заседании.
— Если вы еще хотите есть…
— Нет-нет, благодарю! Мне очень приятно, что я попал в такую изысканную, рафинированную компанию. Со мной это случается не каждый день. Вы, наверное, знаете, какая глухомань этот заповедник по ту сторону водохранилища…
Я беру со стола несколько американских сигарет, разглядываю внимательно, одну хватаю зубами, остальные распихиваю по карманам куртки.
— Не дадите огонька?
У меня под носом чиркают сразу несколько зажигалок. Выбираю огонек из рук одной свежей красавицы, будто с обложки супермодного журнала. Только сейчас замечаю огромного пятнистого дога, он жмется к ее ногам и смотрит на меня с глубоким удивлением. Я улыбаюсь красавице, беру ее запястье в свою лапу и подношу огонек к сигарете.
— Это ваша собачка?
— Да. — Она очаровательно улыбается мне и левой рукой гладит дога по бычьей шее.
— Тогда я и его уложу! — говорю я, и, как ни ужасно, моя плоская шутка вызывает у компании смех.
— Правда, он очень забавный? — спрашивает с улыбкой красавица, обернувшись назад и обращаясь к какому-то бородатому козлу.
— Кто — дог или этот? — мрачно изрекает козел.
— Конечно, бывший муж Нади!
На этот раз компания просто надрывается от смеха. Я хохочу громче всех, потом встаю и бесцеремонно двигаюсь к дверям в глубине, за которыми слышна тихая музыка. Хозяйка дьявольского пса, видно, решила позабавиться и следует за мной, делая остальным какие-то знаки. Она думает, поганка, что я не вижу, как она виляет задницей. Входим в соседнюю комнату, я делаю вид, что удивлен, она предлагает мне сесть на низкую широкую лавку, покрытую козьей шкурой, и опускается рядом, обнимая меня за шею и призывно глядя в глаза. Пес укладывается у наших ног. Через секунду в дверях показываются один за другим все остальные и смотрят на меня во все глаза. А я вперился в противоположную стену, где во всем своем великолепии матово блестит голова рыжего муфлона, которого застрелили поздней весной… Нет никакого сомнения — это его рога, я бы узнал их даже с закрытыми глазами, на ощупь. Это открытие настолько выбивает меня из колеи, что я глаз не могу отвести от этих рогов. Надя увидела, куда я смотрю, прекрасно поняла, какие мысли вертятся у меня в голове, и испугалась. Хозяйка пса, будто учуяв напряженную паузу, игриво просит меня рассказать что-нибудь о себе.
— Как, разве Надя не говорила вам ничего обо мне? О, это большое упущение, я ей это никогда не прощу! — И начинаю врать, как цыган: — Одно время я работал лесничим на Цейлоне, вы, наверное, знаете, сколько там лесов, а народ местный такой темный, такой необразованный… Что я привез оттуда? Ну, кое-что, конечно, привез, но самый ценный дар Цейлона — большая черная пантера… — (Смотрю на Надю и вижу — она прищурила глаза). — Сейчас я оставил пантеру на базе, вот не знаю, что она делает там без меня. Ужасно забавно будет, если этот очаровательный песик встретится с моей пантерой, верно? Песик никогда не общался с кошечкой такой породы, не правда ли? Интересно, что он при этом почувствует? — Я смеюсь собственному «остроумию», доверительно наклоняюсь к красавице и этак тоном заговорщика замечаю, что мы все-таки должны быть очень осторожны при их первой встрече, потому что на одном из приемов в Кувейте моя пантера втихаря завлекла в угол сенбернара исландского атташе по культуре… и съела его…
Так. Делать мне здесь больше нечего. Встаю, стучу каблуками и выхожу в холл. Компания тащится вслед за мной и смотрит на меня так, будто я не надеваю полушубок, а раздеваюсь догола. Хватаю недопитую бутылку «Куин Энн» и засовываю в карман:
— На дорожку! — Машу им рукой и, громко стуча сапогами, выбегаю наружу. Надя догоняет меня.
— Погоди, Боян, зачем ты ведешь себя так? — В голосе ее нет ни укора, ни любопытства, одна лишь усталость.
— Затем, что я их ненавижу!
— Но они не такие уж плохие…
— Ненавижу! — Я едва сдерживаюсь, чтобы не кричать. — Я возненавидел их за этот вызов по телефону к угрозы, которыми они приперли Генчева к стенке! Все они уверены, что весь мир должен обслуживать их! Потом я еще больше возненавидел их из-за собак, а теперь, — из-за тебя. Скажи честно — что ты делаешь здесь? Неужели тебе так интересна компания этих сволочей?
Я задавал вопрос за вопросом, с силой тряс ее за плечи, потом увидел, что ей больно.
— Извини… Меня все это, конечно же, не касается. Но… — я с трудом перевел дух, — любопытно все же было бы узнать, кто из них твой любовник? Скорее всего, этот, с черепашьей рожей?
Надя положила руки мне на плечи, заглянула в глаза:
— Неужто ты стал таким злым? Не может быть…
— Может.
Она обняла меня за шею, прижалась, я чувствовал, как она вздрагивает всем телом — что это? Неужто какой-то глубоко скрытый страх, которого никогда раньше не было? Я рассуждал об этом так, как будто я был не я и рядом — чужая, вернее, ставшая чужой женщина…
— Я… я прошу тебя, обещай мне… — наконец едва слышно произносит она.
— Что? Что обещать?
— Что… мы увидимся в первый же день, как только ты приедешь в город. Обещаешь?
— Не знаю… Может быть…
Я не вижу ее глаз, но так, пожалуй, лучше.
— Когда ты будешь в городе?
— Не знаю… Наверно, в среду утром.
— Я тебе позвоню. Может быть, пойдем куда-нибудь, поговорим… Нет, не спеши отказывать мне! Ты не знаешь, как много накопилось… Так ты согласен?
Я долго молчал. Гораздо дольше, чем следовало, но она ждала терпеливо и тихо.
— Да.
Надя встала на цыпочки, приложилась губами к моим губам, медленно повернулась и пошла к даче. С веранды на меня пристально смотрела черепашья физиономия.
V
Дяко услышал шум лодочного мотора и вышел встречать меня на террасу. Из столовой доносился звон стаканов, чей-то громкий смех, пьяный голос требовал:
— Налей ему, что ты с ним церемонишься!
— Что — гуляют?
— Гуляют, что им… А как там? — Голос у Дяко глухой и усталый больше, чем всегда.
— Я принес тебе подарок от любезных хозяев дачи «Очарование»! Это американские…
Даю ему сигареты и в двух словах рассказываю обо всем — кроме встречи с Надей. Потом снова спрашиваю, чем занята компания Генчева.
— Чем заняты? Надрызгались, как свиньи. Позвонили сюда, что автобусы придут только утром, ну, тут наши герои и распустились. Те застряли в Козарице. Из города им вышлют снегорасчистку.
— К чертовой бабушке их всех!
Вынимаю из кармана куртки «Куин Энн». Пьем по очереди по глоточку.
— И этот гостинец оттуда? Неплохо там тебя встретили! — В глазах старого лесничего грустная ирония.
— Ты знаешь, что я видел там, на даче?
Я делаю длинную паузу и медленно, четко произношу:
— Я видел голову и рога рыжего муфлона, которого застрелили весной!