Рюбецаль - Марианна Борисовна Ионова

считать, что мы отвечаем не о чем-то, а кому-то, то Кирилл попал в точку, потому что от его слов мне стало лучше. Именно тогда я поняла, что есть не просто то, о чем я могу разговаривать только с Кириллом, но есть то, что я могу сказать только ему.

Но не парадоксально ли, что при взаимной открытости и осознании, видимо, нами обоими веры как связующего этой открытости вера Кирилла оставалась для меня не в фокусе. Он знал ответы на мои вопросы и даже узнавал на свои – у себя же, беря измором (возможно, и диспут о смерти проходил внутри, но уже то, что Кирилл прикрылся подставным вопрошателем, о чем-то говорило). Его веру я назвала бы четкой, под ней ощущалась кристаллическая структура, но была ли в ней ясность не кристалла, а луча, пронизывающего кристалл? И не было ли его постоянное напряжение тоже явленностью структуры, мог ли он не быть напряжен, будучи изнутри четко задан, принадлежа своей структуре, а не себе?

Я взялась перечитывать «Доктора Фаустуса» и однажды процитировала Кириллу фразу о том, что быть художником значит сообщать непрерывному становлению характер неизменного бытия, а это значит – верить в образ. И ведь действительно, что такое образ, если не капсулированная неизменность, напоминающая о том, что движением, внутри которого мы пребываем, бытие не исчерпывается, что время – это еще не все. Я больше не смущалась говорить то, что Кирилл вряд ли поймет правильно, мне нужна была не правильность понимания меня в произнесенных мною словах, но ответ на сами слова, такие, какими Кирилл их понял. Так и теперь он отнес «образ» насчет иконы и заметил, что для нее не только времени, но и пространства нет; хотя человеку легче вообразить себя вне пространства, чем вне времени. Этот второй тезис – время тождественно самобытию, другими, задолго до Кирилла произнесенными словами – не показался мне убедительным, но еще менее убедительным показалось бы Кириллу мое доказательство обратного. Я не смогла бы ни описать, ни нарисовать остановленное пространство, благодать, даруемую долгому взгляду; неподвижность, которую не спутаешь с покоем, относящимся к действию, а не зрелищу, неподвижность, которую пересекает вдруг птица или падающий лист, не внося с собой фактор времени, но показывая что-то еще не поименованное, чем можно его заменить.

В Пасхальную ночь по дороге домой я отправила Кириллу поздравление, и он откликнулся сразу, а в понедельник позвонил. Он хотел бы встретиться, не откладывая, спешность объяснялась, как я подумала, моим пришедшимся на Страстную седмицу днем рождения. Предложив мне выбрать место, он укрепил меня и в этой догадке, и в той, что встречаемся мы только вдвоем, и последнее подтвердилось.

Уступая мне выбор, Кирилл заведомо соглашался на что-то вблизи моего дома или моей работы, я вспомнила про Нескучный сад и, не дерзнув назвать его, назвала «Шоколадницу» у метро «Октябрьская»-кольцевая. Случайно или нет, но Кирилл был в персиковой рубашке, видневшейся тогда, осенью, из-под белого джемпера. Короткая стрижка, из-за которой лицо его казалось одновременно и шире, и меньше, чем я еще помнила, была недавно обновлена и как будто стремилась раз от раза ко все большей лаконичности.

Кирилл подарил мне шариковую ручку с позолоченным корпусом, явно сувенир от его компании, и яйцо из папье-маше, оклеенное тонкими салфетками, в технике декупаж, Ланта сделала таких несколько, персональных, для меня она нашла «ренессансную тему»: растиражированный фрагмент росписи Сикстинской капеллы – соприкасающиеся персты. Мое дарственное яйцо было, нет, не золотым, а красным с золотыми буквами ХВ. Как будто повторяя за суфлером, которого едва ли не проклинала, я упомянула последнее, недоконченное Карлом Фаберже яйцо, которое мы с Кириллом не сподобились отыскать в экспозиции музея Ферсмана, но виденное мною, когда на свой день рождения я сводила туда родителей.

По церемонно терпеливой внимательности, с которой он меня слушал, мне все более становилось ясно, что для него еще длится пролог, включавший мотивом и день моего рождения. И вот титульная страница была перевернута: все поменялось, и он летит не в Иркутскую область, а в Австрию. Еще год назад одна австрийская компания, разрабатывающая железорудные месторождения, наткнулась неподалеку от рудника Эрцберг на самородное золото. Почему-то, видно, по чьей-то рекомендации, они обратились к той компании, где подвизался Леня, с просьбой прислать консультантов, помочь наладить инфраструктуру для очищения золота, но, поскольку у компании сейчас другие первоочередные проекты, этот поручен «дочке». Разве в Альпах прежде золота не находили? Только шоколадное. В этой части Центральных Кристаллических Альп – никогда. Юго-западнее, в Высоком Тауэрне, где высочайшая вершина Австрии Гросглокнер, есть старые месторождения золота, когда-то его добывали, но к XX веку запасы почти иссякли, а сейчас там природный заповедник, разработка давно не ведется – нецелесообразно с промышленной точки зрения. Но вот в Штирии, «железной» Штирии, как ее прозывают, в Айзенэрцких Альпах отродясь не находили золота. Это сенсация. Но как оно туда попало? Золото способно мигрировать. Но почему его обнаружили только сейчас? Пришел срок. Видимо, понемногу золото выходило на поверхность в течение какого-то времени, пока не стало очевидно, что количество золота в руде делает промышленную разработку целесообразной.

Значит, Земля находится в непрерывном становлении. Она живая, она меняется.

Во всяком случае, она сама знает, когда, что и кому открыть. Кирилл помолчал, как бы переключая регистр. Это было то же структурирование, которому он был привержен и искусством которого и впрямь владел, внося ритм и порядок, отчерчивая одну фразу от другой, если следующая касалась иных материй и требовала другой интонации не только взятием паузы, но и самой малой переменой выражения и позы.

Месторождения золота – вопрос государственной важности, это договор не между двумя компаниями, а между двумя странами, почти дипломатия. Если месторождение окажется большим и золото качественным, экономика страны радикально изменится. Возможно, поэтому австрийцы до сих пор не заявили о ней не то что на весь мир, но даже от своих граждан держат в секрете. Хотя Золотая лихорадка в Австрии крайне маловероятна. Почему-то сочетание слов «Австрия» и «Золотая лихорадка» показалось нам обоим смешным, и смех стал водоразделом, который провели уже мы вместе.

На улице, когда оставалось только попрощаться, Кирилл сказал как будто внезапно, прищурившись куда-то выше моей головы: «Скоро я буду зарабатывать столько, сколько не мог и мечтать».

С каких-то пор мне стало казаться, что все вокруг говорят о деньгах. И мне вдруг начали приходить мысли о том, что стоило бы, возможно, поискать более доходную работу. Я поделилась этим соображением с