Легенда о гетмане. Том I - Валерий Евтушенко

— На кой ляд ему было бунтовать Сечь? — в который раз задавал он себе вопрос. — Ну, сбежал бы на Дон, как Гуня, или ушел бы в Слободщину, как Остряница. А там, глядишь, все бы и утряслось.

Черкасский полковник, подобно большинство малороссиян, не особенно любил поляков, но сейчас он руководствовался соображениями здравого смысла. Столько раз уже на Украйне вспыхивали казацкие бунты, но всегда они заканчивались одним и тем же — разгромом восстаний и жестоким наказанием их участников. Даже, когда казалось, что казаки выходят из них победителями, как в Куруковской войне или в восстании Тараса Федоровича, окончательная победа все равно оставалась за поляками.

— Взять, хотя бы Трясило — думал полковник, — казалось бы, разгромил наголову коронного гетмана, воспоминания о Тарасовой ночи до сих пор приводит ляхов в ужас, а чем все закончилось? Слетела буйная голова казацкого гетмана с удалых плеч! На что же, дьявол его забери, рассчитывает Хмель?

На этот свой вопрос он получил ответ той же ночью.

Когда погасло дневное светило и сумрак окутал землю, реестровики собрались у разложенных на берегу костров. То в одном, то в другом месте возникали разговоры о том, что проливать кровь своих же братьев — запорожцев, поднявшихся на борьбу за веру против ненавистных панов, не пристало православным людям.

— Да будь я проклят во веки веков, — горячился молодой казак, — если пойду против своих. Что мне Потоцкий сват или брат?

— А куда деваться? — возразил ему другой. — Знать бы хоть, где Хмель сейчас, можно бы к нему податься. А так куда пойдешь — степь вон она без конца и края.

В этих словах был резон. Наступило продолжительное молчание. Казаки сосредоточенно попыхивали люльками.

В это время в степи перед одним из часовых прямо из темноты выросла высокая фигура. «Пугу, Пугу»- раздался известный всей Украйне пароль запорожских казаков. Часовой крепче сжал в руках копье и крикнул: «Стой, кто идет?!».

— Казак с Луга, — ответил выступивший из темноты на освещенное место в распахнутой керее Ганжа. — Запорожский гетман Богдан Хмельницкий просит своего приятеля полковника Кречовского встретиться с ним.

Пока вызывали на берег Кречовского, Ганжа подошел к одному из костров. Многие из реестровиков его хорошо знали. Посыпались вопросы, взаимные приветствия. Запорожский полковник охотно отвечал на все интересовавшие казаков вопросы. Когда они узнали, что к ним прибыл посол запорожского гетмана, к Ганже сбежались все, кто был на берегу.

— Где же сам Хмель, где же гетман? Чего же он сам к нам не приехал? Неужто, он боится нас, своих боевых товарищей, тех, вместе с кем не раз ходил в походы? — послышалось в толпе.

— Здесь я, — раздалось из темноты и Хмельницкий выехал на своем буланом коне к собравшимся. Оставаясь в седле, чтобы его было лучше видно, он снял с головы шапку и раскланялся на четыре стороны. Слева и справа от него все увидели Кречовского и Дженджелея, также сидящих верхом на лошадях.

— Вы хотели меня видеть — вот я перед вами, — звучный голос запорожского гетмана разнесся по всему берегу. — Чью кровь идете проливать, доблестные рыцари? Не братьев ли своих? Не одна ли мать Украйна нас породила? За кого хотите стоять — за костелы или за храмы господни? Или вы хотите помочь польской Короне, которая за ваше мужество неволей вам отплатила и русскую землю прадедов наших сколько раз казацкой кровью обагряла? Решайте братья! Если вам дороги поляки, то вот я — запорожский гетман стою перед вами, без охраны и оружия, весь в вашей власти…

Дальнейшая речь Хмельницкого была прервана криком тысяч голосов: «Слава гетману! Слава Хмелю! Мы с тобой батько, веди нас на ляхов!».

Внезапно поднявшийся на берегу шум донесся и до байдары Барабаша, который только собирался заснуть. Не поняв, что происходит, он, полусонный вскочил с постели и подошел к борту галеры. На берегу горели костры, метались люди с факелами в руках, слышался нарастающий гул нескольких тысяч голосов, кое-где раздавались выстрелы.

— Черт, что там творится? — крикнул Барабаш, но никто ему не ответил. В это время к байдаре пристала рыбацкая лодка и на палубу поднялся перепуганный сотник Роман Пешта.

— Пан полковник, — крикнул он дрожащим от страха голосом, — там Хмельницкий!

— Какой еще Хмельницкий? — переспросил Барабаш, покрываясь холодным потом.

— Запорожский гетман. Там с ним Кречовский и Дженджелей. Казаки взбунтовались, Караимович и часть старшины уже перебиты, другие из старшины перешли к Хмельницкому. С минуты на минуту они будут здесь, слышите кричат: «Смерть Барабашу!»…

Расправившись с Барабашем и Пештой, который пытался оказать сопротивление, реестровики, возглавляемые Дженджелеем и Кречовским подплыли к байдарам, где находилась немецкая пехота. На самом деле она только называлась немецкой, но служили в этой хоругви не немцы, а малороссияне — наемники, которыми командовал немецкий офицер. Ландскнехты стояли на палубах сдвинутых друг к другу байдар в полном вооружении, в кирасах, держа в руках заряженные аркебузы и горящие фитили. Их командир, внешне флегматичный, худощавый и подтянутый полковник, обратился к Кречовскому, которого хорошо знал, с вопросом, что им здесь надо.

В немногих словах черкасский полковник сообщил о том, что реестровики примкнули к запорожцам и предложил наемникам сдаться, обещая, что, если они сложат оружие, то могут беспрепятственно плыть назад.

Полковник отрицательно покачал головой:

— Мы ландскнехты и срок нашего контракта не истек, он кончается только через месяц.

— Вы не оставляете нам выбора, — попробовал настоять на своем Кречовский. — Сопротивление бессмысленно, вы просто все погибнете. Мы не хотим без необходимости проливать кровь русских людей.

Сохраняя невозмутимость, немецкий полковник обернулся к своим людям и, возможно, какой-то компромисс был бы найден, но в это время у кого-то из казаков сдали нервы и он выстрелил в него из самопала. Схватившись за грудь, смертельно раненый полковник осел на палубу, а наемники на выстрел казака ответили убийственным залпом из аркебуз. Гладь Днепра заволокло черным пороховым дымом.

Ландскнехты сопротивлялись отчаянно, но у казаков был численный перевес. После получасового боя все наемники погибли, унеся с собой жизни более чем трех сотен казаков. Хотя в планы Кречовского первоначально не входило уничтожать немецкую пехоту, но в душе он был доволен — все сомнения как быть дальше отпали сами собой. Теперь у него не было иного выхода, как принять предложение Хмельницкого — с гибелью немецкой пехоты он сжег за собой все мосты…