Год 1914-й. До первого листопада - Александр Борисович Михайловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейчас, – сказал Сосо, имея в виду 1914-й год, – товарищ Ленин является сторонником сочетания легальных и нелегальных методов борьбы. Но с началом мировой войны он тут же уйдет в глухую оппозицию к царскому режиму. Едва прозвучат первые выстрелы, как товарищ Ленин объявит о превращении империалистической войны в гражданскую, а также натворит, с вашей точки зрения, много других непоправимых глупостей. И тогда вы его опять того… – Сосо сделал жест, будто двумя пальцами отрубал кому-то голову. – Ибо я вас, товарищ Серегин, уже знаю. Никакой гражданской войны вы допускать не собираетесь, и за одну мысль об этом будете карать со всей своей свирепостью.
– Нынешний царский режим мне нравится не больше, чем товарищу Ленину, – сказал я. – Это факт! Но вот российское государство и российский народ – под моей безусловной защитой. Это тоже факт! Поэтому прежде чем товарищ Ленин, как вы сами правильно сказали, не наговорил непоправимых глупостей, мы собираемся его немножечко изъять…
– Изъять – то есть арестовать? – спросил Сосо с плохо скрыто издевкой.
– Изъять, – ответил я, – это значит пригласить в гости, как я когда-то пригласил вас. Но поскольку товарищ Ленин – человек гораздо более опасный для нашей страны, то ни о какой добровольности не может быть и речи. Как и любой нормальный Старший Брат, в аналогичной ситуации я могу предоставить ему только один свободный выбор – между добровольным сотрудничеством и могилой. Да и вы сами, достигнув высот товарища Сталина, не стали бы колебаться ни одной лишней минуты. Послали бы к смутьяну человека с ледорубом, чтобы потом – труп в могилу, а дело в архив.
Сосо хотел было возразить очередной колкостью, но Кобра строго посмотрела на него и сказала:
– Товарищ Ленин утверждал, что Гражданская война будет для России наименьшим злом, но в ней погибло людей в десять раз больше, чем на фронтах Мировой Войны, а довоенного уровня промышленного производства Советский Союз смог достичь только к двадцать восьмому году, преодолев последствие разрухи, вызванной внутренней смутой. Товарищ Ленин этого уже не увидел, а вот товарищу Сталину пришлось прилично разгребать за ним строительный и политический мусор.
– Наверное, тут ви правы, товарищ Кобра, а я ошибался, – немного погодя уже совсем миролюбивым тоном произнес Сосо. – Товарищ Серегин поступает вполне разумно, намереваясь пригласить товарища Ленина для того, чтобы прояснить ситуацию. И в то же время мы понимаем, что легитимного претендента в запасные цари надлежащего качества для создания любимой товарищем Серегиным социально-ответственной монархии в России сейчас не имеется, и не представляем, что он с этим будет делать. Из нелегитимного претендента, какого бы качества он ни был, монарха уже не получится, а годится он только в тираны и диктаторы.
– Да, это так, – сказал я. – Единственный тип государства, который я не воспринимаю ни в каком виде, это буржуазная демократия, потому что она каждый раз норовит выродиться в тоталитарные формации: либо нацизм, либо олигархию. Поэтому передо мной выбор только между социально-ответственной монархией и государством рабочих и крестьян по схеме мира товарища Половцева, где из числа людей, именующихся «трудящимися», исключили только откровенных эксплуататоров – скажу сразу, этот вариант большевизма мне симпатичнее всех прочих. А потому товарищ Ленин нужен мне здесь живой, здоровый, вменяемый и полностью дееспособный. План такой. Мы изымаем, то есть приглашаем, товарища Ленина, после чего начинаем разговаривать разговоры и строить дальнейшие планы. Ответственным за операцию назначаю товарища Антонова. Изъятие, то есть приглашение, должно быть скрытым от посторонних и не влечь за собой человеческих жертв. И только переговорив с товарищем Лениным, мы приступим к наведению мостов с товарищем Сталиным и делению партии большевиков на чистых и нечистых. Dixi! Я сказал всё!
Два года назад в связи с активизацией в Российской империи революционного движения Владимир Ильич Ульянов-Ленин из тихой и индифферентной Швейцарии перебрался в Западную Галицию, прямо под бочок к проклятому царскому режиму. В зимнее время он гнездился в самом Кракове, а на лето выбирался на природу. Горное село Поронин в нескольких километрах от модного курорта Закопане показалось ему наилучшим местом. Красивейшие места, здоровый воздух, без всяких там промышленных миазмов, отсутствует электричество, зато имеется почта и железнодорожная станция. Местное гуральское население откровенно нищее, а потому тут все дешево: от двухкомнатных-трехкомнатных домиков, которые местные сдают в аренду приезжим, до экологически чистых продуктов. А в свободное от революционной деятельности время вождь мирового пролетариата берет под мышку товарища Инессу Арманд или других товарищей (ибо не только он один окопался в Поронине) и отправляется бродить по горным лесным тропам, чтобы поправить душевное равновесие, нарушенное тяжелыми классовыми боями и идеологическими спорами с однопартийцами.
И вот 23 июля, в роковой для себя день, Ленин, Арманд и группа молодых польских социал-демократов и демократок (из этого гадюшника шесть лет спустя вырастет пилсудчина) отправляется в однодневный поход по склонам горы Госницовая Галя. Крупская остается в арендованном домике крестьянки Терезы Скупень, ибо после перенесенной недавно болезни не способна выдерживать большие физические нагрузки. Настроение у польских товарищей было бодрым и даже веселым; в воздухе пахло войной, в ходе которой австро-венгерская армия непременно разгромит восточных варваров и освободит царство польское от русского владычества, после чего Франц-Иосиф наденет на свою голову еще одну корону. Ленин думал о том же, но немного в другом ключе: начавшаяся война пошатнет власть царского правительства, продемонстрирует всему миру его глупость и некомпетентность, и в итоге приведет к возникновению революционной ситуации. Так было в тысяча девятьсот пятом году, так будет и сейчас.
И тут случилась незадача. Когда компания, пыхтя и отдуваясь, дружно топала по тропе в горном лесу, прямо перед ней из кустов вышел человек. Лицо, размалеванное черными и зелеными полосами, и маскировочная накидка типа «кикимора» делали его похожим на лешего. Человек поднял руку в жесте, повелевающем остановиться. Ленин, шагавший первым, расширенными глазами уставился на
