Цветок счастья - Эльза Вернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На таком пути, что я вас принял за вора, – продолжая смеяться, перебил его Генрих. – Простите меня и объясните, для чего вы проделываете такие сложные гимнастические упражнения? Разве не проще войти прямо в калитку?
Жильберт тщетно старался объяснить свой странный поступок, косясь на упавшую бумагу и не решаясь поднять ее.
Генрих заметил взгляд растерявшегося молодого человека, быстро наклонился, поднял бумагу и начал читать.
– Это моя собственность; пожалуйста, отдайте мне ее! – испуганно воскликнул доктор, протягивая руку за бумагой, но Генрих и не думал возвращать ее.
– Позвольте мне дочитать до конца, мне кажется, что содержание этой бумаги отчасти касается и меня! – спокойно ответил он.
Жильберт готов был провалиться сквозь землю. Это были те же стихи, которые так возмутили доктора Эбергарда, только переписанные начисто. Посвящены они были «Екатерине». В них воспевалась молодая девушка, похожая на стройную лань, и три раза упоминалось одно и то же имя «Екатерина». Не могло быть никакого сомнения относительно того, кому предназначались эти стихи.
«Нужно же было, чтобы бумага попала как раз в руки того, кто должен был жениться на Кетти! – со страхом думал Жильберт. – Ужасное положение!»
Однако жених, по-видимому, не особенно сердился на ассистента Эбергарда; его лицо было веселым, и он с трудом удерживался от душившего его смеха.
– Так вы тоже поэт, доктор? – наконец проговорил он, стараясь быть серьезным. – Вы являетесь конкурентом нашему знаменитому Гельмару. Какие чудные стихи!
– Господин Кронек, – воскликнул Жильберт дрожащими губами, – я понимаю, что вы чувствуете себя оскорбленным; вы имеете на это право, но я не позволю вам насмехаться надо мной!
– Боже избави, я нисколько не чувствую себя оскорбленным, – смеясь возразил Генрих, – наоборот, если бы я знал, с какой целью вы задумали совершить опасный прыжок в парк, to ни за что не помешал бы вам.
– Милостивый государь, – возмущенно остановил Генриха молодой доктор. – Вы, кажется, считаете меня трусом, которого можно безнаказанно осыпать насмешками? Но вы глубоко заблуждаетесь. Я принимаю ваш вызов… мы будем драться!
– Если это доставит вам удовольствие, то я ничего не имею против. Только раньше поговорим благоразумно. Во-первых, я вас не вызывал; во-вторых, я стреляю лучше вас, и вы только пострадаете; а, в-третьих, нам обоим выгоднее не ссориться. Я здесь инкогнито, так как намереваюсь устроить сюрприз, поэтому перелезем вместе через решетку и сядем в беседке. Дальше видно будет, что нужно делать.
Жильберт продолжал растерянно смотреть на своего собеседника, который, действительно, собирался перелезть через ограду. На Генрихе был дорожный костюм, через плечо у него висела сумка. Ловким движением он перебросил ноги через забор и в следующее мгновение был в парке, ожидая, чтобы Жильберт последовал его примеру.
– Перелезайте же скорее, – крикнул он, видя, что тот колеблется. – Только осторожнее, чтобы не наткнуться на острый конец. Ну, вот так, прекрасно!
Они оба были теперь в парке и молча направились к беседке.
– Итак, мой милый доктор и соперник, давайте объяснимся толком, – сказал Генрих, опускаясь на скамейку. – Вы любите Кетти Рефельд, не правда ли?
– Да! – с глубоким вздохом ответил Жильберт. – Я знаю, что вы почти ее жених…
– Тем не менее, я благословляю вас, – торжественно перебил его Генрих.
Лицо молодого доктора сразу прояснилось.
– Вы… разве вы не любите Кетти?
– Нет, я очень люблю свою кузиночку и от души желаю ей всех благ, но жениться на ней не хочу, а потому ничего не имею против того, чтобы она вышла замуж за хорошего человека. Как видите, у нас нет никакого основания быть врагами.
– Врагами? – воскликнул Жильберт, не помня себя от восторга. – О нет, мы будем друзьями, друзьями навек!
– Великолепно! Это, во всяком случае, лучше, чем драться. Ну а теперь перейдем к главному: в каких вы отношениях с Кетти?
Сияющее выражение исчезло с лица доктора.
– В каких? – грустно повторил он. – Собственно, ни в каких!
– Разве она не отвечает на ваше чувство?
– Ах, Господи, да она ничего не знает! Я до сих пор не осмеливался признаться ей в любви. Сегодня впервые я хотел написать ей, что вот уже год, как безмолвно и безнадежно боготворю ее.
– Целый год вы только издали обожаете Кетти, вместо того, чтобы давно объясниться и наслаждаться счастьем? – воскликнул Генрих, укоризненно покачав головой. – Отчего же вы до сих пор молчали?
– Ах, сколько раз я хотел поговорить с ней наедине и услышать из ее уст свой приговор, но всегда мешала моя проклятая робость. У меня не хватало храбрости на то, чтобы открыть ей свое сердце.
– Ну, вы должны сделать это сегодня. Сначала пошлите ей эти стихи, а затем явитесь лично.
– Ведь это мой первый опыт, – озабоченно заметил Жильберт. – Мне кажется, что у меня нет большого таланта к стихам. Как вы думаете, они очень плохие?
– Мысль, во всяком случае, очень хороша! – ответил Генрих, снова едва удерживаясь от смеха. – Молодая особа семнадцати лет будет очень довольна, что ее воспевают в стихах, а хороши ли стихи или плохи – для нее не играет никакой роли. Действуйте быстрее!
– Да, вы правы, – воскликнул молодой врач, решительно вскакивая с места. – Ведь должен же я когда-нибудь объясниться!… Почему же не сделать этого сегодня? Я подожду здесь Кетти, поговорю с ней. Господи, вот она идет. Пустите меня, господин Кронек.
– Куда? – спросил Генрих, удерживая доктора за фалды сюртука.
– Пустите меня! Я не могу, я, право, не могу!
– Пустяки, оставайтесь здесь и признайтесь ей в любви, а я буду стоять возле беседки и стеречь, чтобы никто вам не помешал.
– Нет, я не в состоянии буду произнести ни одного слова!
– Вперед, вперед, действуйте, – скомандовал Генрих, насильно усаживая на скамейку трепетавшего от страха доктора.
Затем он сунул ему в руку стихотворение и быстро скрылся в кустах. Ему нужно было торопиться, так как Кетти легкими шагами уже приближалась к беседке.
Генрих отошел от влюбленного на приличное расстояние, так что не мог ни видеть, ни слышать того, что происходило в беседке. Там, вероятно, говорили очень тихо, так как ни один звук не долетал до ушей молодого человека. Трогательно было видеть, с какой заботливостью и самоотвержением Генрих охранял покой своего соперника, чтобы дать ему возможность отнять у него невесту. Не прошло и десяти минут, как Жильберт снова очутился возле Генриха, причем по его лицу никак нельзя было заключить, что он счастливый жених. Он поспешно направлялся в ту сторону парка, где находилась калитка.