Полтавское сражение. И грянул бой - Андрей Серба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бунчужный тронул Цыбулю за локоть.
— Не гневись, друже, однако не по пути нам с тобой. С важной вестью скакали мы, а потому как можно скорее надобно быть у Батьки Голоты. Помоги добраться к нему.
Полусотник расправил роскошные усы, ковырнул носком сапога слой опавших листьев.
— Не дело молвишь, казаче. Весь берег до самого Шклова шведы стерегут как зеницу ока. Даже нас к реке не подпускают. Идти туда — верная гибель. Скачем быстрей на хутор, а по пути, может, что-нибудь и придумаем.
Полковник Розен не первый год воевал против русских и неплохо знал их язык, есаул Недоля владел им как родным, а потому шведский офицер и украинский казачий старшина прекрасно понимали друг друга без переводчика.
— Господин есаул, есть ли в вашем отряде казаки, видевшие когда-либо царя Петра и знающие его в лицо?
Недоля мог ожидать от Розена любого вопроса, кроме услышанного, но, тем не менее, ничем не выдал своего удивления.
— Думаю, что нет, пан полковник. Я и сам не видел царя, равно как и вашего короля.
Розен на мгновение задумался, потер чисто выбритый подбородок.
— Тогда другой вопрос. Трудно ли вашим сердюкам выдать себя за казаков царя Петра?
— Нисколько. Надобно лишь сменить кунтуши сердюков на жупаны полковых казаков.
— Прекрасно. В таком случае отберите мне сотню-полторы своих людей. Смелых, преданных нашему делу, готовых на все. Предупредите их сразу, что действовать придется бок о бок с русскими войсками под видом царских казаков. — Розен взглянул на бесстрастное лицо украинского старшины. — Вы знаете, господин есаул, что сегодня наши войска начали переправу через Днепр. Думаю, через трое суток они закончат ее полностью. К этому времени должен быть готов и ваш отряд.
Недоля слегка наклонил голову.
— Будет исполнено, пан полковник...
Выйдя из палатки Розена, есаул неторопливо двинулся к группе поджидавших его сердюков. Проходя мимо одной из Шведских телег, он услышал лязг цепей и слабый голос, окликнувший его.
— Друже Недоля...
Телега находилась среди штабного обоза генерала Левенгаупта, невдалеке от нее прохаживались шведские часовые с мушкетами на плечах. Но есаул Недоля был хорошо им известен и не вызывал никаких подозрений, поэтому ни один из солдат даже не насторожился, когда тот подошел к телеге.
На ее дне, скованный по рукам и ногам толстой цепью, лежал полуголый человек. Его тело представляло сплошную кровавую рану. На груди и ногах виднелись следы ожогов, плечи были вывернуты и распухли, на бесформенном от побоев иссиня-черном лице выделялись лишь горящие лихорадочным блеском глаза. Вид лежащего был насколько ужасен, что есаул невольно вздрогнул.
— Ты кликал? — спросил он, усилием воли заставляя себя остаться у телеги.
— Я, сотник.
— Откуда знаешь, кто я?
— А ты меня не узнаешь?
Недоля внимательно посмотрел на лежащего. Но лицо того было настолько обезображено, что он отрицательно покачал головой.
— Я не знаю тебя. И почему кличешь меня сотником, ежели я уже давно полковой есаул?
— Мне известно это. Но есаулом ты стал у гетмана Мазепы, а я помню тебя сотником у батьки Голоты.
— У батьки Голоты? — как эхо, повторил Недоля. — Кто же ты, добрый человек?
— Твой стародавний друг-товарищ куренной атаман Левада. Не позабыл такого?
— Левада? — лицо есаула побледнело, он отшатнулся от борта телеги. — Но как очутился ты здесь?
— Из-за нашей с тобой дружбы, сотник. Батько Голота снова на Украине и послал меня, дабы кликнуть тебя к себе.
Задрожавшей рукой есаул провел по лицу, его глаза не отрывались от лежавшего.
— Батько действительно на Украине? Неужто простил царю свои муки и бесчестье?
— Простил или нет — ведает лишь он да Господь Бог. А тебя, друже, как и иных верных соколов, кличет он под свой пернач для защиты родной земли от недруга-шведа.
— Я не верю тебе, — глухо произнес Недоля, нахмурив брови. — Не мог батько послать тебя ко мне без своего письма. Никогда не доверял он подобных дел одним чужим языкам.
— Верно молвишь, друже, а потому возьми батькину грамоту в шинке, где меня схватили. Отдал ее в руки хозяина. И коли ты еще не валяешься рядом со мной, значит, она до сего часу у него.
5
Драгунский полковник с трудом протиснулся сквозь узкий вход палатки, завертел головой, ища Меншикова.
— Здесь я, — проговорил князь, поднимаясь с кучи прикрытых плащом еловых веток. — Говори, с чем пожаловал.
— Худые вести, ваше сиятельство, — ответил полковник, сбрасывая с головы капюшон плаща и стряхивая с него снег. — Мы что есть мочи скачем к Орше, а, может, совсем напрасно.
— Что городишь? Говори толком и вразумительно.
— Только что к батьке Голоте казаки доставили какого-то рыбака с того берега. И он уверяет, что Левенгаупт замыслил форсировать Днепр у Шклова.
— Откуда знает?
— У Голоты среди изменников-сердюков имеются свои люди. От них, рыбак и явился с вестью.
— А не врет? — прищурился Меншиков. — Или, хуже того, не подослан ли шведами?
— Кто ведает? Потому и предложил батько Голота на всякий случай доставить его к вашему сиятельству.
— Правильно сделал. Тащи его сюда.
Князь грузно опустился на крепкий деревянный стул, поставил локти на крышку грубо сколоченного стола. Двое казаков с саблями наголо ввели в палатку рыбака, попавшего недавно с бунчужным Марко в шведско-сердюцкую засаду, остановились с ним у входа. Последним в палатку вошел батько Голота.
— Что скажешь, старче? — спросил Александр Данилович, задерживая взгляд на седой бороде рыбака.
— Неприятели начали переправу у Шклова. Все их войска и обозы стягиваются к Днепру в то место.
— Сам видел переправу? — недоверчиво спросил князь.
— Нет. Берег у Шклова неприятели крепко стерегут и никого к нему не подпускают. Весть сию передал мне лишнянский батюшка Ларион. А мне надлежало...
— Батюшка Ларион? Что он за птица? — перебил его Меншиков.
— Он давний мой друг-товарищ, — вступил в разговор Голота. — я уже не единожды получал от него важные вести. Знаю, что помогают ему и верные люди из его прихожан. Однако никого из них сам не видел.
— Та-ак, — нараспев произнес Меншиков, переводя взгляд с Голоты опять на рыбака. — Хочется тебе верить, старче, да не могу... А потому, невзирая на лета твои и седину, посажу под стражу до тех пор, покуда не проверю истинность слов твоих.
Когда рыбак в сопровождении конвоиров покинул палатку, князь встал из-за стола, сердито засопел.
— Что скажете теперь? — спросил он, уставив взгляд на драгунского офицера и Голоту.
— Я уже отправил три разъезда к Шклову, — спокойно ответил Голота. — А двум другим велел переправиться на тот берег Днепра и тоже искать переправу. Может, с вражьей стороны к ней подобраться будет легче.
— А ежели не сыщут, тогда что? А если шведы все-таки у Орши? Что говорят твои драгуны? — повернулся Александр Данилович к полковнику.
Тот переступил с ноги на ногу, опустил голову.
— Мои разведчики не смогли достичь места, что указал шляхтич. На всех путях к Орше полно шведской кавалерии. Крепко бережет генерал свою переправу.
— А ежели не переправу, а место, где ему выгодно нас видеть? — с иронией спросил князь. — Может, генерал специально заманивает нас к Орше, дабы мы не мешали ему под Шкловом или Копысью?
— Но, ваше сиятельство, шляхтич Яблонский собственными глазами... — обиженно начал полковник, но Меншиков раздраженно перебил его.
— В том и беда наша, что мы покуда вынуждены верить чужим глазам и языкам. Потому и ломаем голову, кто говорит правду: шляхтич-униат или рыбак. А я хочу не гадать, а доподлинно знать, где сейчас корпус Левенгаупта и что неприятель замышляет. Слышите, доподлинно и как можно скорее.
Александр Данилович опустился на стул, зябко повел плечами.
— Посылайте кого и куда хотите, скачите хоть сами, но шведов и их переправу надобно обнаружить. А покуда велю остановить все войска и сделать большой привал.
Дверь шинка распахнулась, в ее проеме появился есаул Недоля, за ним четверо сердюков. Сразу позабыв о шведских обозниках, которым до этого прислуживал, хозяин поспешил навстречу новым гостям. Есаул уже стоял посреди избы, его хмурый взгляд был направлен в сторону шинкаря, но смотрел сквозь него. Все сердюки с мушкетами в руках остались у порога.
— Пан есаул, какая честь... Что угодно вашей ясновельможности? — низко кланяясь, заговорил хозяин.
Не удостоив его взглядом, есаул протянул руку.
— Грамоту... Мигом, — тихим, бесцветным голосом произнес он.
У шинкаря от страха отвисла челюсть и перехватило дыхание, на затылке зашевелились последние волосы. Откуда есаул знает о грамоте? Неужто схваченный казак все рассказал? Но он оказался в руках у шведов и должен был сделать признание о грамоте им. Откуда тогда о ней известно есаулу сердюков, ежели о подобного рода тайных делах стараются ставить в известность лишь самых необходимых людей, а казачий есаул для шведского полковника вряд ли является таковым. А может, есаул узнал о грамоте помимо плененного казака и полковника Розена? Недаром сердюцкие разъезды днем и ночью шныряют по всей округе, а местные жители относятся к ним куда с большим доверием и благожелательностью, чем к шведам, а недругов у Москвы на этой уже несколько столетий оспариваемой Россией и Речью Посполитой территории всегда было предостаточно.