Якорь - Наталья Караванова

— Ну, что ей было делать, — продолжил он через половинку минуты, словно оправдывая Жанну, — корабль — в ремонтном доке. И неизвестно, сколько там пробудет. Капитана нет, экипаж почти развалился.

Димыч выглядел искренне расстроенным.

— Это сейчас я капитан. Больше некому было, вот Вак, скрепя сердце, меня и поставил. На место Сандры. Так что у меня тоже, — он усмехнулся, — испытательный рейс.

Из деликатности Игорь не стал дальше расспрашивать. Да это и не требовалось.

Капитан предупредил, что при смене режимов полета непременно будет вибрация, так что хрупкие и чувствительные приборы надо дополнительно закрепить.

Вахтенный штурман Регина Ош скучала перед пультом. А что делать? Курс задан, виртуальный пересчет показал хорошую экономию энергии при переходе на режим иглы. Эйфория от зачисления в экипаж светяшки уже прошла, быт наладился, вот только жаль, обаятельный доктор так редко показывается из кабинета, что хоть болей. На дубль-пульте, нарушая правила внутреннего распорядка, играл в виртуальные шахматы Влад Чернов, программист-навигатор. Влад, сутулый очкарик, как потенциальный кавалер Регину не интересовал.

От нечего делать она включила имитатор внешнего обзора. Снаружи были, как обычно, космос и звездочки.

Дежурство у пульта в режиме иглы — это своего рода пережиток. Сейчас в программу полета уже нельзя внести никакие коррективы. Зачем было капитану вообще расписывать штурманские вахты на этот, довольно продолжительный период?

Капитан сразу показался Регине занудой. Занудой с большой буквы, педантом и догматиком. Ну почему после отбоя нельзя лишний часок посидеть в кают-компании, поболтать с кем-нибудь о чем-нибудь. Или почему чистоту нужно наводить каждые три дня не только в жилой части корабля, но и в рабочих помещениях, свободных трюмах? Нет, конечно, хорошо, когда чисто и красиво, кто же спорит. Но на одну настройку роботов уходит часа три. А ведь эти чистильщики — твари безмозглые, за ними еще и приглядывать нужно, чтобы делов не наделали.

— Влад, — окликнула она товарища по скуке, — ты не знаешь, зачем вообще эти вахты? Автоматика же работает?

— Региша, — по-отечески улыбнулся Влад, хотя они почти сверстники, — все просто. Капитан приобщает нас, лодырей, к дисциплине. Сиди тихонько, скучай и не ворчи. Можешь, кстати, делом заняться. У тебя программа на выход из иглы уже готова?

— Так до выхода почти неделя.

— Ну и что? Знаешь, как за работой время быстро летит? Я свою часть еще вчера закончил. — Последнее было сказано с легким сожалением.

Это в игле штурманам нечем заняться. Их основная работа происходит до смены режимов, когда просчитываются оптимальные варианты курсов, задаются параметры полета. Инфосеть, искин корабля, программы «Лоцман» и «Пионер», завязанные на координационные узлы веток — лишь помощники в этой работе. Выбор всегда остается за людьми.

Регина пожала плечами. Она не понимала трудоголиков. Возможно, потому что все и в учебе и в работе давалось ей легко и без усилий.

Влад вернулся к шахматам, а вахтенный штурман подключилась к встроенной в пульт контактной планшетке, и ушла в мир светомузыкальных аллюзий великого Патрисия.

Примерно через час Регину сменил Илья Коновалов. Большой старший штурман снисходительно улыбнулся «молодежи», отдал Владу друзу с курсом судна в системе назначения, пояснил:

— Расчетная погрешность при выходе на маяк минимальна. Здесь данные на коррекцию по показаниям координатора сектора. Капитан просил посмотреть, нужны ли существенные поправки. И от тебя капитан ждет новую версию «Лоцмана» для посадочного челнока. Сам понимаешь, вряд ли нас встретят с телепортатором.

Взгляд Влада просветлел. Ну, еще бы. Столько интересной и нужной работы. Регина вежливо попрощалась с коллегами, вышла к трапу, и неожиданно для себя решила: а чего мне терять? Пойду, поговорю с доктором. Не выгонит же он меня? Может, кофе предложит. А там, как знать….

Дни под единственной тусклой лампой. Пытка одиночеством. Так бывает: вроде и не тюрьма, а хуже, чем тюрьма. Приходит доктор. А может, это и не доктор, а медбрат. Или санитар. Или охранник в белом халате. Приходит, меряет давление, колет что-то. На вопросы не отвечает. Стараюсь не лежать в постели. Заняться совершенно нечем, поэтому занимаюсь спортом. В палате три кровати с широкими, пластиковыми под дерево спинками. Я придумала себе программу из десятка упражнений, которые можно выполнять при помощи этих спинок. К ним добавилось все, что я помнила из общеукрепляющих упражнений, которые не требуют специальных тренажеров. Смешная получилась гимнастика. Если кто видит, вот смеется-то, наверное. Кто меня похитил и зачем, я, наверное, так и не узнаю.

В палате есть отдельный санузел, и даже гигиеническая кабина. Хорошо хоть, не утку поставили. Спать хочется, мне кажется, куда чаще, чем раньше. Но сами сны… я часто их и вовсе не помню. Но бывает, проснусь и чуть не плачу оттого, что там, по ту сторону, оставила что-то большое и главное. Главнее жизни. Раньше мне снился Игорь. Я совсем забыла его лицо, и не помню, кто он и откуда. Я только помню, что он обещал однажды вернуться. Я помню, что я его жду.

Однажды ко мне в палату пришли очень солидные люди. Один из них оказался приветливым. Расспрашивал о самочувствии, о воспоминаниях, какие из них приходят чаще, грустные или веселые. Я ответила, что веселых воспоминаний у меня не осталось вовсе. Он расстроился так искренне, что я рассказала ему про Игоря. Я спросила, кто он такой, но добрый гость лишь пожал плечами и ответил, что скорей всего, я его просто выдумала оттого, что мне было грустно и одиноко.

Я не то, чтобы ему поверила. Но сомнения все же появились. Я же не помню, не могу помнить, хотя, все время кажется, что память моя где-то рядом, лишь стоит протянуть руку.

Тот спросил, чего бы я хотела. Я ответила, что мне было бы приятно, если бы со мной хоть изредка кто-нибудь разговаривал. У меня даже хватило сил на шутку. Я пошутила — «чтобы совсем говорить не разучиться». Но важный господин отнесся к моей просьбе со всей серьезностью. Это стало ясно через два дня. В моей палате появилась еще одна больная.

Ее привели под локти санитары, положили на крайнюю кровать и ушли, даже не взглянув в мою сторону. Подождав, не скажет ли моя новая соседка что-нибудь сама, я все же решила подойти, посмотреть. То ли она спит, то ли ей дурно…

Она не спала: просто плакала — без всхлипов, без дрожи. Слезы оставляли мокрые дорожки на щеках, стекали на подушку и впитывались в ее мягкий ворс. Я минуту сидела рядом, надеясь хоть на какую-то реакцию. Но она не видела меня. Словно я стала в одночасье невидимкой или фантомом.