Лживая весна - Александр Сергеевич Долгирев

Шнайдер немного нарушал инструкцию, но работы действительно предстояло много, а оформление пропуска заняло бы лишнее время.

Вюнша охватывало странное чувство, когда он входил в полицейский архив – как в детстве, когда он долго не мог решиться войти в темную комнату. Хольгер стоял на пороге и вглядывался в черноту. Что ждало его там? Серый волк или ведьма? Или просто пустая кухня? Он до сих пор помнил, как впервые самостоятельно переборол страх и вошел в темноту – Вюнш до сих пор был уверен, что именно этот поступок был самым отважным в его жизни.

Стеллажи, шкафы, полки и ящики сплетались в очертания темной кухни. Что ждало его здесь? Убийцы, насильники, мошенники, грабители или просто старая бумага? Хольгер давно не был ребенком и научился пресекать страх перед неизвестным быстро и решительно, поэтому он просто шагнул в вечно полутемный архив.

Каспар сидел за небольшим конторским столом и читал какую-то тетрадь. Не поднимая головы, он спросил у Вюнша:

– Какой, говоришь, номер?

– 44518.

– Садись и удивляйся. Я читаю сейчас журнал посещений за этот апрель. Ты уверен, что дело взял Калле или просто предполагаешь?

– Просто предполагаю. Я так решил потому, что именно он мне его передал.

– А теперь посмотри вот на эту запись от второго апреля.

Вюнш приблизился и посмотрел на надпись, на которую указывал Шнайдер. «02.04.33. Дело №44518 выдано штурмфюреру37 СС Вольфу по личному распоряжению полицайпрезидента38 Мюнхена Гиммлера» – сказать, что Хольгер был удивлен – значило, ничего не сказать.

– Хольгер, а во что ты ввязался?

– Не знаю, Каспар. Я впервые слышу об этом от тебя.

– Я этого Вольфа запомнил. В черном весь, в форме этих самых СС. И запрос за подписью Гиммлера он предъявлял. Я только номер дела не запомнил дальше двух четверок, а ты мне его напомнил.

Генрих Гиммлер был свежеиспеченным шефом Мюнхенской, а значит, в значительной степени, и всей Баварской полиции. Его назначили только в начале марта. Многие старики ворчали, что десять лет назад таких, как Гиммлер, сажали. Активный сторонник и один из ставленников новой власти. Глава нацисткой военизированной организации менее заметной, но более элитной, чем штурмовики. Поговаривали, что канцлер Гитлер недоволен положением, которое занимают штурмовики и делает ставку именно на организацию Гиммлера – на «Охранные отряды», которые давно уже в беседах называли просто «СС39».

От дел полиции это было довольно далеко, по крайней мере, пока, хотя разговоры о создании политической полиции ГЕСТАПО шли, в том числе, и из канцелярии Гиммлера. «Вот что имел в виду Калле, когда говорил об интересе к этому делу сверху!». Хольгер пока не мог понять, как ему к этому относиться. Так или иначе, сейчас его интересовало другое:

– Спасибо тебе, Каспар, что сказал. Я действительно не знаю, какое дело Гиммлеру до этой истории.

– Ну не знаешь, значит, не знаешь. Если ты хочешь получить результат до вечера – садись и принимайся за чтиво.

Шнайдер переключился к делам более насущным и подал Вюншу тетрадь за январь 1922-го.

– Нет, 22-й имеет смысл отсматривать только с сентября. До этого времени им занималась следственная группа.

– Подай то… Подай это… Вот все эти журналы, начиная с 1915-го года, ты уже не маленький, читать умеешь. Нужен сентябрь? Находишь сентябрь. Предлагаю двигаться с разных сторон. Я начну с ноября 26-го, а ты с сентября 22-го. Увидимся где-нибудь в 24-м. Я, кстати, тогда чуть не женился, ух и стервозная была особа, ну да ладно…

С этими словами Шнайдер углубился в работу. Хольгер последовал его примеру. Через два часа Каспар оторвался от тетрадей и сказал, что должен отлучиться. На его лице Вюнш видел явственную гримасу боли. Он знал, что за этим скрывается и не удивился, когда через пятнадцать минут Шнайдер вернулся с глупой улыбкой на лице. Еще через час Каспар и Хольгер встретились в промозглом мае 1924-го года.

Вюнш потратил эти три часа впустую – никто, кроме Рейнгрубера, не брал дело с осени 22-го до весны 24-го.

– Никто из полицейских, кроме этого Рейнгрубера, за 24-й – 26-й годы дело не запрашивал.

Слова Каспара не радовали.

– Есть одна непонятная запись от пятнадцатого июня 1926-го. Если верить ей – дело запрашивалось Рейхсархивом. Никаких пометок относительно того, зачем им потребовалось уголовное дело, ни даже пометки о том, был ли удовлетворен запрос. Просто запись, без всяких дополнений… Чем чаще я работаю со старыми документами, тем больше понимаю, что до моего появления здесь работа полиции была сродни аду!

«Новые загадки и пища для неудержимого теоретизирования. Впрочем, все пути ведут в Рейхсархив. Если очень-очень повезет, то Майер уже что-нибудь нашел».

– Все это очень странно. Знаешь, Каспар, почему-то, совершенно внезапно, это дело нравится мне все меньше.

– На мое место не меть – здесь занято!

Шнайдер был в своем репертуаре.

– Спасибо тебе, Каспар за помощь. Буду должен.

– Конечно, будешь! Я понимаю, конечно, что ты человек занятой, но мог бы и почаще заглядывать к старым собутыльникам. Стыдно должно быть, стыдно…

– Каюсь и обещаю исправиться, но, как всегда, когда-нибудь потом, а сейчас нужно пообщаться с твоими коллегами из Рейхсархива.

– Ну, удачи! И, Хольгер, будь осторожен.

Последние слова Шнайдер произнес абсолютно серьезно.

Глава 14

Велосипед и розочка

– Добрый день, Франц. Как ваши успехи?

Майер оторвался от рассматривания передовицы старой газеты и подслеповато посмотрел на Вюнша сквозь стекла очков.

– Добрый день, оберкомиссар Вюнш. Бывало и лучше.

Как и опасался Хольгер, сотрудники архива были заняты выполнением нового распоряжения МВД и Майера еще с утра отправили самого разбираться в архивной шелухе. Вюнш нашел Франца в маленьком закутке среди моря стеллажей. Тусклая лампа и небольшая конторка были всеми удобствами, выделенными молодому полицейскому.

– Рассказывайте.

– Во-первых: с утра я съездил на Лайбахерштрассе…

– У вас есть свой автомобиль?

Хольгер был изрядно удивлен, поэтому позволил себе перебить Майера.

– Нет. Я пользуюсь велосипедом.

Возможно, Вюншу показалось, но он услышал нотки обиды в словах Франца.

– Простите меня, Франц. Про велосипед я просто не подумал.

– Да ничего… Так вот: этот господин Ханнинг на сей раз был дома. Я переговорил с ним, и он смог вспомнить Хольца. Ханнинг говорит, что Хольц действительно жил в восьмой квартире, но съехал в начале 1924-го года. Куда точно, старик не смог сказать – начал путаться, выдавать собственные умозаключения за реальное положение дел. В общем, сказать, где сейчас находиться Хольц, мы не можем.

– Вы молодец, Франц. Я, откровенно говоря,