Законы войны - Александр Афанасьев

…к сожалению, следует признать, что впереди – долгий и трудный путь по интеграции наших новообретенных территорий в состав Государства Российского. Будут и мятежи, будут и заговоры, будут и народные волнения. И Мы не сможем всякий раз предугадывать столь неблагоприятное для Нас развитие событий, находясь в Санкт-Петербурге. Поэтому я говорю вам, тем, кому в будущем придется принимать такие решения, решения сложные и неоднозначные. Я лично всегда поддержу тех, кто принимал решения, радея о пользе Моей и Государства Российского, к чему бы такие решения ни привели.

Не сдержались. Зааплодировали. Я, признаюсь, тоже – редко такое услышишь. Я слишком долго пробыл на Западе и знаю, что к чему. Демократия всего лишь означает, что раз в несколько лет тебя, как суверена, подвергают судилищу и ты должен предстать перед ликом народа совершенно чистым, в сверкающих белых одеждах. А с другой стороны – есть совершенно превосходная возможность уйти от ответственности за содеянное тобой, переложив всю ее тяжесть на плечи того, кто придет тебе на смену. И потому в демократических странах принято, что политики любят купаться в лучах софитов, когда речь идет о победах, но ничего не желают знать, когда речь идет о поражениях. Все это можно определить коротко: твоя победа – это моя победа. Твое поражение – это твое поражение.

А как думаете, почему в рядах русской армии служили такие выдающиеся люди, как француз Шарль де Голль, американец Джон Пол Джонс и испанец Хосе де Рибас [37]. Потому что ни один военный не предпочтет демократический бардак и безответственность командованию наследственного монарха, который принял трон у отца и передаст его сыну.

Скромно опустив глаза, Ее Императорское Высочество сошла с трибуны. Гагарин снова закашлялся…

– Господа… – взял дело в свои руки опытный в бюрократии барон фон Ганн, – есть необходимость открывать прения по указанному случаю?

Я поднял палец.

– Господа, адмирал, князь Воронцов желает выступить. Прошу.

Когда шел к трибуне – все взгляды спиной чувствовал. В том числе один… Ксения давно знала меня, очень давно. И знала, что от меня в таком состоянии ждать хорошего не приходится.

– Господа… – экспромтом начал я, – после столь блистательных ораторов мне почти что нечего добавить. Господин граф Казарский был ко мне слишком добр, а Ее Императорское Высочество соизволила указать нам путь к победе, после чего нам остается только склониться перед столь ясно высказанной Их Августейшей волей.

Проведя долгие годы на Востоке, командуя самыми разными частями и соединениями и выполняя особые задания в одиночку, я могу засвидетельствовать – да, все так и есть. Несмотря на все развитие средств связи, несмотря на все технические новинки, когда мы можем прочитать газету в руках у человека с околоземной орбиты, война – это все еще противоборство воли, испытание готовности пойти на все ради того, чему ты служишь и во что веришь. Только перед непреклонной волей нашей могут склониться неприступные твердыни фанатизма, мракобесия и беззакония. Которых, увы, все еще слишком много. Да, и в самом деле – находясь на Востоке, каждый из вас будет вынужден рано или поздно принять решения, сообразуясь только со своими понятиями о чести, долге, товариществе и пользе для России и Престола. Как принял решение я.

Однако же я проиграл. И это привело к тому, что я стою сейчас перед вами, а немалое число более достойных людей похоронены сегодня в Кронштадте. Они заслуживали лучшего, нежели то, что они получили. В том числе и лучшего командования.

Помимо соображений долга, чести, товарищества – есть и другое, то, чего не должен забывать ни один из нас. Это – совесть, господа. Мы чем-то должны отличаться от тех фанатиков и негодяев, которые бросают людей на пулеметы и говорят, что они – шахиды и им – рай. От тех, кто снаряжает пояса шахидов и отправляет одурманенных гашишем и пропагандой юнцов в толпу, чтобы погибло как можно больше невинных людей. Мы так не можем, господа. Для нас ценен каждый, мы не можем себе позволить никаких потерь. Каждый из тех, кто ушел в том бою, будет немым укором моей совести, если я уклонюсь от ответственности.

И потому я заявляю здесь, перед всеми вами: я один виноват в произошедшем и прошу не винить никого более. Я один не предусмотрел то, что должен был предусмотреть, и не сделал то, что должен быть сделать. Я один поставил на кон жизни тех молодых людей в Карачи и проиграл. Это единственный факт, который может быть здесь установлен.

И потому я нижайше склоняюсь перед высказанной Августейшей волей, но полагаю, что найдется немало более достойных людей, способных и готовых исполнить ее. А потому я прошу об отставке с поста Наместника Ее Императорского Высочества на территории Афганистана и готов передать дела любому, на кого Их Императорское Высочество укажет как на преемника. Я верю в то, что это единственно правильное решение, какое возможно принять в данной ситуации. С нами Бог, господа, – и Он нас не оставит…

Российская Империя

Кронштадт, скоростной радиус

29 августа 2016 года

– Господин адмирал…

Передо мной был казак в форме Его Императорского Величества Личного Конвоя. Ясное дело…

– Слушаю, сударь.

– Их Императорское Высочество изволили пригласить вас сопроводить Их Высочество до Царского Села.

– Честь имею, господа… – откланялся я

– Честь имею… честь имею… – негромко в ответ. Думаю, все те, кто сегодня здесь собрался, совсем не ожидали такого исхода. Но, в сущности, он закономерен. Надо кое-что менять.

На выходе казак ловко перехватил зонтик у привратника. Черные «Руссо-Балты» мокли под невеселым дождем…

– Ну, и чего ты добился?

Ксения не злилась – или научилась скрывать это так, что не замечал даже я. Мы направлялись в Царское Село, полным кортежем. Десять машин и двадцать четыре мотоциклиста. Дорожные полицейские едва успевали перекрывать движение…

– Правды. Справедливости.

– Правды?! – вот теперь в голосе было изрядно яда. – И какой же?

– Правда в том, что я на самом деле допустил ряд ошибок. Нет, нельзя точно сказать, виновен я в них или нет. Возможно, что и нет. Да это и неважно. Важно то, что ты надавила сверху с тем, чтобы обеспечить благоприятное для меня заседание комиссии, точнее – благоприятный вердикт. Ты видела, сколько сегодня было офицерства – полный зал. Теперь они знают, что честь – это не устаревшее слово и даже близкие отношения с Высочайшей особой не освобождают от ответственности за сделанные ошибки.

– Дурак.

– Что, прости?

– Дурак, – устало сказала Ксения, – набитый дурак как есть. Кому это все нужно, что и перед кем ты пытался доказать? Перед теми, кто набился в зал? Да мне плевать на них. Понимаешь – нет? Ни одному из них нельзя доверять ни на грош. Когда я собрала их первый раз – всех, чтобы не отвертелись, – и спросила их, сколько надо времени для того, чтобы закончить все это дело, – они сказали мне: два года. И поклялись в том. Да, срок еще не прошел, но я вижу, что никаких изменений нет. И не будет – они просто повинятся, кто-то уйдет в отставку, а все остальные попросят новый срок. Единственный человек, к которому я питаю хоть немного доверия, – это ты, и ты меня сейчас бросаешь. Ну и кто ты после этого? Дезертир.

– Кто сказал, что я собираюсь что-то бросать?

– А разве нет?

– Нет.

Ксения мгновенно перестроилась – это было видно. Работая через анонимные фонды и сама принимая все решения, она увеличила свой капитал на бирже больше чем втрое, показывая среднюю доходность в тридцать семь годовых, и не один год, а на длинном отрезке. Я знал это не понаслышке, потому как сам видел результаты. Они не получаются просто так, они не получаются у простых людей, надо быстро, дисциплинированно и жестко принимать решения, так, как не каждый мужчина умеет их принимать.

– Объяснись.

– Я ведь сам пытался понять, что произошло. Ты думаешь, мне не интересно, каким образом, почему я потерял почти три десятка человек. Я зарылся в приказы, в боевое расписание, в схему подчиненности. И знаешь, что выяснил. Теоретически к приказу имели доступ и могли заблаговременно предупредить противника двадцать девять человек. Двадцать девять потенциальных предателей – немало, верно?

– Немало. И что ты предлагаешь?

– То же самое, что мы делали в Мексике. В Соединенных Штатах. То, что нужно нам сделать для победы.

– Частный подряд?

– Он самый.

Ксения обдумывала ситуацию больше минуты.

– Армии это не понравится. Павлу тоже.

– Павла позволь убедить мне. Я все-таки знаю, как убеждать людей.

– Да я бы не сказала.

– Не ехидничай. Серьезно. Ты знаешь, например, что в Англии сто лет назад полковником становился лишь тот, кто на собственные деньги снаряжал полк? Британский спецназ родился в начале века, и вовсе не по приказу Букингемского дворца – просто шотландский дворянин лорд Ловатт решил, что если его егеря так хорошо умеют выслеживать браконьеров, то и в армии они на что-то сгодятся. Британский САС родился в британском Судане как частная инициатива офицера по имени Дэвид Стирлинг, позже сэр Дэвид Стирлинг. Он же – в семидесятых, когда в Северной Ирландии начались трабблы [38], – организовывал и вооружал отряды протестантской милиции, создал организацию патриотов UK75. Он же основал KAS International, старейшую частную военную компанию в Британии [39]. Тебе не кажется, что сама система, при которой громадная армия гоняется за мелкими бандами, порочна в самой своей сути? Небольшая частная компания справится с этим куда лучше.