Сценарий счастья - Эрик Сигал

Конечно, я начал с великого творения Баха — «Фуги соль-минор». Я уже возносился к небесам первыми тактами, как вдруг раздался строгий голос:

— Кто вы такой, позвольте спросить?

Я испытывал такой восторг от возможности снова сесть за инструмент, что мой ответ, кажется, прозвучал без должного почтения:

— В данный момент я всего лишь смиренный слуга Иоганна Себастьяна Баха. Нам назначена встреча с главным викарием Йифтером. Вы не подскажете, где нам его найти?

— Вы его уже нашли, — ответил незнакомец. — Вы рано приехали, дети мои. — И несколько высокопарно прибавил: — Должно быть, вас несли крылья любви.

Подобно большинству своих сограждан монсеньор Йифтер был крепко сбит, хотя куда лучше одет, чем те, с кем мы общались в Ади-Шуме. Это был лысоватый, с тяжелой нижней челюстью человек. Очки в металлической оправе тесно сидели на мясистом лице каноника, придавая всему его облику интеллектуальный вид. Некоторое время он многозначительно смотрел на меня, давая понять, что пора оставить орган в покое. Наконец пастор был вынужден объявить:

— Достаточно музыки, мистер Хиллер. Не соблаговолите ли вы оба пройти за мной?

В его уставленном книгами кабинете были приготовлены три чашки кофе. Мне бросилось в глаза обилие книг на латыни.

— Прошу вас, — он указал на угощение. — Это местный кофе, его выращивают монахи-капуцины. Ага, — не удержался я, — стало быть, это настоящий капуччино.

Он как-то странно на меня посмотрел и изобразил то, что в его представлении следовало называть улыбкой.

— Итак, дети мои, вы сейчас очень далеко от родного дома. Вы познакомились здесь, в Африке?

— Нет, монсеньор, это было три месяца назад в Париже, во время подготовки к поездке.

— Так-так, — заметил пастор. — Выходит, вы знакомы совсем недавно?

Не знаю, было ли это игрой моего воображения, но мне в его вопросе почудилось недоверие.

— Полагаю, с точки зрения чистой хронологии это действительно срок небольшой, — ответил я за двоих. — Но все это время мы прожили вместе — я имею в виду работу, которой мы занимаемся денно и нощно. В таких условиях нетрудно как следует узнать человека.

Ну да, — согласился монсеньор Йифтер. — Даже до нас дошли вести о ваших успехах на медицинском поприще. Поздравляю. Итак, с чего начнем?

«Для начала, — подумал я, — неплохо бы перейти на более приветливый тон». Насколько я мог судить, он не мог похвастать успехами в прозелитизме, а тут такая возможность — увеличить паству сразу на двух человек.

Викарий откинулся на спинку кресла, сомкнул кончики пальцев и посмотрел на Сильвию.

— Мисс Далессандро, брак — это очень серьезное решение. И разумеется, оно принимается раз и навсегда. Вы связываете себя неразрывными узами на всю жизнь.

Сильвия повернулась и примирительно сказала:

— Мы это понимаем, монсеньор. Именно поэтому и отдаем себя в ваши руки. В Уилтшире я посещала приход Святого Варфоломея.

Судя по всему, эти слова пришлись ему по душе, во всяком случае, он поддакнул:

— Вот именно.

Что он имел в виду?

Сильвия поставила вопрос ребром:

— Так вы нас пожените?

— Разумеется, только в свое время. Церковь предписывает готовить пары к браку. Это означает, что вам потребуется еще пять или шесть раз ко мне приехать. Раз в месяц вас устроит?

Не могу сказать наверняка, но у меня создалось впечатление, что это была не более чем уловка, чтобы отложить наше венчание на полгода. Но я ошибся.

— Конечно, в вашем случае, — добавил он, — существует еще одна проблема: один из будущих супругов не принадлежит к католической вере. — Он посмотрел на меня. — Правильно ли я понимаю, что вы готовы принять от меня наставление?

— Да. А правильно ли понимаю я, что, если я не захочу принимать католичество, мне этого делать не придется?

— Да, при условии, что вы согласитесь растить детей в истинной вере.

Я ответил не сразу. Я уже говорил Сильвии, что охотно стану воспитывать детей в католическом духе, но мне не нравилось, что этот тип на меня давит. Однако я понимал, что от меня сейчас требуется только один ответ. Поэтому я сказал:

— Да.

— Отлично. — За всю беседу это было самое бурное проявление энтузиазма. — Уверен, для человека вашей эрудиции это потребует не более трех месяцев дополнительно к основному сроку.

Так. Значит, отсрочка составляет уже не шесть, а девять месяцев. Я молча кивнул.

— Прекрасно. — Он поднялся. — Еще одно: это время дня вас устраивает?

— Устраивает, монсеньор, — вежливо ответила Сильвия. — Так мы успеваем обернуться туда-обратно за один день.

— Очень хорошо. Значит, жду вас… — Он сунул руку в карман и извлек аккуратный блокнот в кожаном переплете. Полистав его, он закончил: — Двадцать четвертого. Договорились?

Это означало через три недели.

— Отлично, — за двоих ответила Сильвия, схватила меня под руку и вывела из кабинета.

Убедившись, что нас никто не слышит, она шепнула:

— Дыши глубже, Мэтью. Глубже! Мы еще не на улице.

Чтобы попасть к машине, нам надо было выйти из собора через парадный вход.

И тут мой взгляд упал на бронзовую табличку. Она была датирована 1922 годом и поименно называла жертвователей на строительство собора. Среди этих имен значился не кто иной, как Винченцо Далессандро, основатель корпорации «ФАМА». Был там и его задушевный друг Бенито Муссолини, Дуче, которому он служил верой и правдой.

— Что ж, — с сарказмом заметил я, — это многое объясняет. Ты что же, не знала, что это фамильный храм?

— Если б знала, стала бы я тебя сюда тащить?

Тут она посмотрела на меня своими прекрасными глазами и нежно произнесла:

— Ты еще хочешь на мне жениться?

— Конечно, Сильвия. Только не здесь.

Прием, оказанный нам в американском и итальянском посольствах, был прямо противоположным. Дружелюбно настроенные функционеры обещали сделать все от них зависящее, чтобы получить от своих правительств разрешение зарегистрировать наш брак за рубежом. В обоих случаях нас заверили, что это произойдет недели через две.

Рискуя вызвать разочарование у Франсуа, мы отменили свой заказ на вечер в ресторане отеля «Ньяла», наскоро выпили по чашке кофе в кафе и выехали назад.

— Мэтью, о чем ты думаешь? — спросила Сильвия.

— Да так, пытаюсь угадать… — ответил я.

— Что именно?

— Сколько потребуется времени твоему отцу, чтобы расстроить наши планы.

Она стиснула мою руку.

— Не глупи. Нас ничто и никто не может разлучить.

— Я бы не стал говорить так уверенно.

— Да брось, не будь пессимистом. Мы совершеннолетние. Как он может нам помешать?