Брачный контракт кентавра - Дарья Донцова

Добравшись до этого момента, баба Сима хитро прищурилась.

– Интересно?

– Пока не очень, – призналась я. – Мне уже известна история сватовства Федора. Правда, о том, что Ирина служила у священника, я услышала лишь от вас.

– Давно дело было, – довольно закивала Серафима. – Люди считают, что все умерли, но я-то еще живехонька. Ты слушай, сейчас самое интересное начнется. Прасковья померла, когда Ирка уже несколько лет была замужем. Я тогда в церкви порядок поддерживала, и вот один раз, апрель тогда был, как сейчас, подзадержалась немножко, пришла к полуночи. Собираю спокойно огарки, вдруг слышу издалека голос Иры: «Ванечка, неужели ничего нельзя изменить?»

Глава 17

Хоть Серафима и верила в бога, но с грехом любопытства справиться никогда не могла. Уборщица на цыпочках прокралась по небольшому коридорчику в ту часть, где к церковному зданию примыкал домик отца Иоанна, и вся превратилась в слух. На улице было тепло, даже странно душно для апреля, и священник открыл на кухне окно, а в коридорчике церквушки стояла нараспашку фрамуга, звуки чужих голосов беспрепятственно долетали до ушей Симы. Священник с Ирой понятия не имели, что неподалеку затаился посторонний любопытный человек, и продолжали откровенный разговор.

– Нет, Ирина, – мягко ответил батюшка, – плохо придумано.

– Но ведь Прасковьи больше нет! – со слезами в голосе воскликнула Ирина.

– Невозможно нам соединиться, – сказал отец Иоанн. – Я-то вдовец, но ты замужем.

– Развестись недолго! – запальчиво заявила Ира.

– Между вами с Федором свершилось таинство брака, – начал увещевать ее священник, – значит, жить вам вместе в печали и в радости до той поры, пока один не уйдет в царствие небесное.

– Никакого брака нет! – заплакала Ирина. – Ты же знаешь про уговор, сам согласился нам помочь. Неужели Федя кому-то признался?

Серафима слушала, боясь пошевелиться, а батюшка с Ириной детально обсуждали свои дела, и в конце концов уборщице открылась их тайна. Ира была симпатичной бойкой девушкой, отец Иоанн имел на руках жену, не способную из-за травмы исполнять супружеские обязанности. Конечно, священник не имеет права заводить шашни на стороне, но он был слишком молод, вот и поддался соблазну. Сейчас симпатии Буравкиной были на стороне церковного служителя: Ирину Серафима осудила – по-деревенски говоря, курочка не захочет, петух не вскочит, нечего было перед парнем в короткой юбке ходить, с виду он батюшка, а под сутаной обычный мужик.

Когда Ирина забеременела, она рассказала матери о своем положении. Но у девушки хватило ума не выдать любовника – она сообразила, что отца Иоанна за произошедшее по голове не погладят: мало того, что он при живой жене связался с прихожанкой, так еще и совратил несовершеннолетнюю. Церковника могут лишить сана. А если и не прибегнут к столь суровому наказанию, то совершенно точно отправят провинившегося батюшку в далекий приход на другом конце страны. Ирочка же не хотела лишиться любимого, поэтому объявила матери:

– Отец ребенка дачник, москвич Федор Привалов.

У Галины не возникло сомнений в словах дочери, в гневе она бросилась к дачникам, припугнула их заявлением в милицию – и Федор сделал предложение Ире. В Мопсине немного посудачили о скоропалительной свадьбе, но никто девушку не осуждал. Наоборот, ей завидовали, считали, что она отлично устроилась, стала невесткой в богатой семье…

– Постойте! – не выдержала я. – Очень странно!

– Что тебе непонятно? – удивилась Серафима. – Старая как мир уловка: от одного забеременела, за другого замуж вышла. Таких случаев полно.

– Ирина спала с обоими мужчинами? С отцом Иоанном и с Федором? – изумилась я.

– Нет, – возразила Буравкина. – Ирка во время разговора плакать стала и призналась: «Почему нам вместе не жить? Я тебе верность храню. Сам знаешь, Федор ко мне никогда не приближается, поэтому ты его в качестве мужа и посоветовал, знал, что мое чувство к тебе вечное».

– Еще лучше! – я окончательно потеряла способность соображать. – Батюшка подсказал Ирине, как надо действовать?

– Верно, – согласилась Серафима.

– Посоветовал объявить Федора своим любовником, чтобы скрыть истинного отца ребенка? – спросила я.

– Угадала, – хмыкнула Буравкина. – Видишь, все очень просто. Сколько я таких историй знаю!

– Наоборот, никакой логики нет, – возразила я. – Отлично понимаю причины, толкнувшие Ирину на фиктивный брак. Но Федор! Он-то зачем согласился? В те времена, правда, еще не умели делать анализ ДНК, но все равно он мог заявить, что между ним и Ириной близости никогда не было, и попытаться пройти другие тесты, доказать свою непричастность к младенцу.

Серафима начала хрустеть пальцами, и у меня от щелкающих звуков по спине побежали мурашки.

– Чем-то они его напугали, – наконец сказала старушка. – Тайна у Привалова какая-то имелась, да, видно, некрасивая, раз он согласился на их условия. Вот как в жизни получается! Небось Ирка рассчитывала, что после смерти Прасковьи разведется с мужем и станет матушкой. Да не вышло. Отец Иоанн, видно, опомнился, про бога вспомнил. В общем, не удалось Приваловой первой бабой по деревне ходить, она с Федором дальше жила. Батюшка же решил своей грех замолить – приют основал. Священника все очень любили, считали почти святым, да мне кажется, что не о несчастных женщинах он пекся, а свою душу спасал. Вроде как решил: если взвалит на плечи дом призрения, ему Господь прошлые развратные действия простит. А Ирка богомолкой стала. Она и раньше в церковь часто ходила, после же смерти Прасковьи вообще от храма далеко не отходила – в трапезной помогала, в саду ковырялась. Очень ей хотелось поближе к отцу Иоанну находиться, снова в постель его уложить. Все предлагала ему обед сготовить, бельишко постирать, комнаты обмести… Но священник держал оборону, не желал повторения прежней ошибки и взял в экономки Надежду.

– Нынешнюю владелицу ларька на вокзале? – уточнила я.

Буравкина улыбнулась.

– Ее самую. Сейчас, конечно, Надька на Бабу-ягу похожа, но в прошлые годы гляделась красавицей – волосы черные, глаза голубые, талия рюмочная. И Наде отец Иоанн нравился, стала она ему глазки строить.

– Нехорошо кокетничать со священником, – укоризненно заметила я.

Хозяйка смахнула рукой со стола невидимые глазу крошки.

– А ничего плохого. Отец Иоанн вдовец, ему дозволено во второй раз жениться, Надя тоже была свободная, из верующей семьи. Почему им вместе не быть? Но ничего не получилось. С той поры Надька и сестра ее ненавидят Ирку.

– Почему не получилось? – уже предполагая ответ, я все же задала вопрос.

Серафима подперла щеку кулаком.

– Отец Иоанн любил Иру. Он иногда так на нее смотрел! Но жениться не мог, боялся признаться в отцовстве Тани. Да и с разведенной ему под венец негоже идти. Надька же, несмотря на красоту, была ему без надобности. Так и не вышло у них ничего хорошего: Ира рано убралась, умерла от болезни, не помню, сколько ее дочери тогда было. Отец Иоанн бобылем до смерти прокуковал. Надька около батюшки долго крутилась, а потом, в перестройку, в бизнес ударилась. Семьи у нее нет, с сестрой слабоумной живет. А теперь скажи, любовь людям на радость или на горе дается?

– Вы, конечно, знаете, что сделала Татьяна Привалова? – я увела Серафиму в сторону от философских размышлений.

– Ребенка убила, – вздернула брови старушка. – Кто ж про нее не слышал!

– Она сюда не приезжала? – задала я основной вопрос.

– Таньку посадили, – грустно сообщила Буравкина, – давно и надолго, наказали сильно. Говорят, она в заключении померла, где похоронена, никому не ведомо.

– Привалова освободилась, – сообщила я Серафиме.

– Да ну! – всплеснула она руками. – Так сюда Танька не пойдет. Никакого смысла нет, чего ей здесь делать? Может, в Мопсино направится. Но тоже сомнительно: дом Федор давно продал, и Танька к Привалову не сунется.

– Не слышали ничего про женщину по имени Стефания? – продолжала я расспросы. – Вроде она из местных.

– Стефания, Стефания… – забормотала старушка. – Нет, не подскажу. В Казакове так никого не звали.

В моей сумочке резко зазвенел телефон, я вынула трубку.

– Слушаю.

– Могу дать справку на всех интересующих тебя лиц! – доложила Олеся Рыбакова.

– Пришли на почту, – попросила я, – через четверть часа буду дома.

Увидав меня, собаки обрадовались. Я открыла дверь в сад, выгнала псов погулять и крикнула им вслед:

– Эй, девочки и мальчик, как только совершите делишки, не вздумайте возвращаться в дом с немытыми лапами! Ждите меня на веранде. Оставлю дверь открытой, пусть дом проветрится.

Радостно лая, псы вылетели на участок, а я, не заглянув в гостиную, галопом проскакала по лестнице в спальню к Лизе и включила компьютер. Да, Рыбакова очень ответственный человек – письмо с вложенными файлами уже поджидало меня.