Год багульника. Тринадцатая луна - Джен Коруна

— Я… это… хотел сказать, что обед был просто на славу! — быстро проговорил он. — Ты — настоящее сокровище.

— Я знаю, — процедила Моав. — А ты, выходит — искатель сокровищ?

Она сузила синие глаза.

— Кстати, в следующий раз, когда будешь подсматривать, выбери место посуше, чтобы удобнее лежать было.

— А ты, в следующий раз, когда будешь подслушивать, не бегай в одной сорочке, чтоб не простудиться, — не остался в долгу Сигарт. — Ты что, не знаешь, что хэуры могут видеть сквозь стены?..

— Я думала, они умеют это только будучи в теле рыси…

— Ну, мало ли какие фантазии посещают людских женщин! — развел руками Сигарт. — Может, ей мои уши понравились…

Бледные щеки Моав вмиг стали пунцовыми — на этот раз зацепить хэура ей не удалось.

***

На следующий день эльфа вела себя удивительно тихо, с самого утра Сигарт не услышал от нее ни одной колкости. Все время, пока они шли, она представляла собой образчик кротости и любезности. Дабы поддержать хрупкую идиллию, хэур решил вечером сам приготовить ужин. После недолгих размышлений выбор пал на рыбу — недалеко от лагеря протекала небольшая, но перспективная речушка. Разведя костер, Сигарт отправился прямо к ней и приступил к рыбалке.

Обернувшись рысью, он терпеливо бродил по мелководью, выслеживая добычу. Время от времени раздавался громкий всплеск — пятнистая кошка со всех четырех лап прыгала в воду, и через мгновение в острых зубах билась блестящая рыбина. Побродив так с полчаса, Сигарт добыл семь небольших форелей. Хотя обычно он съедал улов прямо на месте, сегодня он решил запечь пойманных рыбок в листьях кувшинки, и не зря — рыба получилась настолько аппетитной, что даже Моав попробовала немножко.

— А ты, оказывается, неплохо готовишь, — признала она.

Со всей доступной ему любезностью Сигарт протянул ей еще одну завернутую в листок рыбу, но она покачала головой.

— Жаль только, я забыл, что ты не ешь мяса, — вздохнул Сигарт. И как он мог упустить из виду этот факт.

Эльфа улыбнулась, на бледных щеках заиграли веселые ямочки.

— Ничего страшного, это не мешает мне оценить качество блюда. Тем более, я давно привыкла ко всем этим соблазнам — некоторым эльфам в Рас-Сильване разрешено есть мясо, так что мне часто приходится сидеть и облизываться, глядя на вкуснятину, которую они готовят.

— А я-то думал, вы все грызете капусту, — удивленно отозвался хэур.

— Нет, не все — эльфы ведь тоже разные бывают. Капустой питаются только эллари — остальные лопают мясо не хуже хэуров.

— Может, скажешь еще, что они и ростом повыше?

— Есть и повыше, — рассмеялась Моав. — И дерутся не хуже вас. Так что считай, тебе повезло, что тебе в попутчики попался такой мирный поедатель капусты, как я.

— Да уж, по крайней мере, один плюс у этого точно есть — мне больше достанется, — довольным тоном заключил хэур, разворачивая последнюю рыбку.

Весело улыбнувшись, Моав потянулась за своей сумкой и стала выуживать из нее овощи себе на ужин. Сигарт тем временем приканчивал рыбу. С аппетитом заглатывая остатки рассыпчатого белого мяса, он нет-нет да и бросал любопытные взгляды на подругу. У него из головы не шло то, что сказал Барет за время недолгой встречи. И что это еще за особые правила?..

Мысли Сигарта все вертелись вокруг слов товарища, разжигая любопытство, а уж оно-то оно еще с детства было одним из главных его недостатков. Ему было интересно все, что творилось в Риане — за время жизни в Сиэлл-Ахэль он успел обшарить все горы вокруг, заглянуть в каждую гномью мастерскую, подержать в руках каждый меч, который попадался ему на глаза, за что был неоднократно бит не только приземистыми бородатыми оружейниками, но и своими же братьями из Серой цитадели. За это он и получил свою кличку — верткий и непоседливый, как речной окунь… Вот и теперь ему не терпелось расспросить кое о чем, но он никак не решался. Наконец, любопытство взяло верх. Моав как раз разрезала капусту на дольки. Сытый и довольный, хэур подсел к ней и, приняв равнодушный вид, завел разговор — как ему казалось, издалека.

— Я тут подумал, — начал он, — ты такая… эээ… тонкая…

Эльфа непонимающе подняла на него глаза.

— Наверное, слывешь красавицей в своем Рас-Сильване: небось, и дружков там у тебя мерено-немерено, меняешь их, небось, как птица перья…

Он пытливо взглянул на эльфу и тут же смутился — ему показалось, она догадывается, что его интересует. Моав рассмеялась — звонко и от души, чем окончательно сбила с толку.

— Хочешь узнать, много ли у меня было мужчин? — просто спросила она, успокоившись, наконец. — Видать, немного ты знаешь об эльфах, раз так говоришь.

— Что знаю, то мое… — проворчал Сигарт, мысленно обругав себя за слишком топорный вопрос. — А остальное, может, ты мне поведаешь?

— Похоже, придется, — сказала она, откладывая нож. — В отличие от других существ, эльфы не меняют возлюбленных как перчатки — мы выбираем себе друга один раз в жизни, прося мудрости Эллар, дабы не ошибиться. Такой избранник становится «первым лучом утренней зари», или кейнаром. С ним эльф навечно связывает свою судьбу — мы называем это «взять на сердце», то есть принять на себя всю радость, печаль, боль и страдания избранника. С этого момента их сердца будто срастаются, становятся одним целым. Никому из нашего народа не дано порвать узы, освященные богиней — однажды связав себя ими, эльфы больше не вольны в своем выборе, как люди или хэуры.

— Бред какой! — искренне возмутился хэур. — Живешь себе, живешь, а тут — хлоп! — и мучайся из-за кого-то! Прав был Барет — из-за баб одни проблемы…

— Ну почему сразу из-за баб! — обиделась эльфа. — Кейна — это просто связь, дарованная Эллар, и не важно, кто ее решил на себя принять. Это сейчас кейнарами становятся только влюбленные, а в далекие времена светлые эльфийские воины разделяли боль своих друзей, и их армия сметала вражеские отряды как штормовая волна. Кейна объединяла лунных князей, точно звенья единой цепи, и они были непобедимы! Их гнев был способен окрасить в кровь закат, повернуть вспять ветер, а их слово раскалывало камень. Но теперь чувства измельчали. Сейчас мало кто хочет взваливать на себя чужую боль — разве что по большой любви… — со вздохом закончила рассказ Моав.

Хэур подозрительно взглянул на нее — слишком уж странно звучали ее слова. Он решил узнать еще кое-что.

— И когда же соединяются их сердца? — он все еще надеялся, что она развеет его ужасные подозрения.

— Сердца эльфов едины с их телами. Для друзей достаточно простого рукопожатия — благородные сердца сами находят дорогу; влюбленные же берут друг друга на сердце, соединяя свои тела.

Хэур удивленно поднял бровь.

— Так это что же получается…

Он уточнил, правильно ли все понял — со столь бесхитростной прямотой, что совершенно вогнал Моав в краску.

— Ну, в общем, да, — смущенно пролепетала она.

— Но ведь это невозможно, довольствоваться всю жизнь лишь одной женщиной! Да и сами женщины вряд обрадуются таким правилам.

Моав улыбнулась.

— Это для вас невозможно, да еще, пожалуй, для людей, — сказала она, словно объясняя простую вещь неразумному ребенку. — В Рас-Сильване считают по-другому. Любовь — это искусство, которому можно учиться всю жизнь, искусство понимать свою кейнару, упреждать ее желания, делать так, чтобы ей не хотелось иной любви, кроме твоей… К тому же, есть один важный момент: богиня открывает свою полную силу лишь тем, кто взял на себя кейну — это называется быть принятым в Лунный круг. Так что в этом есть даже некоторая выгода. Для велларов это особенно важно — без этого виденье будет слабым.

С минуту хэур сидел, переваривая информацию. Его заинтересовал еще один вопрос.

— А если кто-то из двоих все-таки найдет себе другого?

Лицо Моав помрачнело, как будто ей сказали о смертельной болезни.

— Он и его кейнар будут испытывать невыносимую боль — и душевную, и физическую. Она не убьет их, хотя, возможно, смерть была бы для несчастных лучшей судьбой.

— Ну а если этот драгоценный кейнар умрет, что тогда? Его подруга снова становится свободной?

— В конце концов кейна покидает сердце, но это может занять годы. Все зависит от того, насколько были сильны чувства — ведь если кто-то покидает этот мир, это не значит, что любовь умирает вместе с ним…

— Да уж, сурово у вас там, — покачав головой, признал хэур. — Нелегко, наверное, страдать за кого-то, когда и своих проблем хватает.

— Ты не понимаешь! — упрямо воскликнула Моав. — Кейна это то, что помогает выжить в самые тяжелые моменты. Есть страдания, которые нельзя вынести в одиночку. Если же одно из таких несчастий выпадет на твою долю, твой кейнар может спасти тебя, взяв на себя половину твоей боли. От боли же, причиненной кейнаром, не сможет спасти никто…

Только немного спустя, уже ложась спать, Сигарт понял, что так и не узнал, свободно ли сердце его попутчицы. Хотя, если честно, его это не слишком волновало — пусть остроухие сами едят этого худосочного цыпленка, рыси же предпочитают мясо понежнее. Гораздо больше его интересовала эльфийская магия — и как это у них так все хитро запутано. И сердца, и виденье, и боль, и радость… Прямо клубок какой-то без начала и конца. Сигарт и представить себе не мог, насколько скоро ему придется познакомиться с лунными чарами и насколько близко: при воспоминании об этом случае его еще долго передергивало.