Выбор (СИ) - П. Белинская Ана

Накладываю себе овсяную кашу, на блюдце аккуратно раскладываю гренки, делаю чай, Максиму-кофе. И все это под звуки гнетущей тишины.

Как должны вести себя любовники, которые ненавидят друг друга и у которых нет никакого будущего? Может есть инструкция поведения? Удивительно, конечно, что мы еще не наорали друг на друга и не поубивали, но вот это молчание и упорные попытки изображения, что ничего не произошло, — не облегчает ситуацию.

Сажусь на место Никитки, ставлю чашку кофе перед Максимом. Он бессознательно делает глоток и морщится. Смотрит то на меня, то на чашку. Я даже от его выражения лица жевать гренку перестаю.

— Что за помои? — фыркает Максим и отодвигает от себя чашку из маминого немецкого сервиза.

Пытаюсь переварить услышанное, а когда до меня доходит, взрываюсь петардой.

— Ну простите, Ваше Величество, — вспыхиваю я. — Не накопила на кофемашину, — развожу в сторону руками, хватаю чашку и выплескиваю кофе в раковину.

Вот же осел.

Да, у меня обычный растворимый кофе в банке. А что он ожидал от одинокой девушки с ребенком, перебивающейся от зарплаты до зарплаты и живущей в съемной панельной однушке?

Ненавижу.

— Проваливай. Тебе уже пора, — указываю рукой в сторону прихожей и складываю руки на груди.

Этот недоумок пристально вглядывается мне в лицо, чему-то ухмыляется, но встает. Ленивой походкой направляется в прихожую, а я плетусь за ним.

Медленно, словно нарочно, надевает свои стильные кроссовки, задевая локтями стены. Мда, такие квартирки явно не для его роста и статуса.

Выпрямляется, и мы смотрим другу в глаза. Вот и настал момент прощания. Если честно, я долго представляла, каким он будет. Опять же повторюсь, где взять инструкцию для «недолюбовников» с конкретными пунктами действий?

У Максима дергается кадык, он собирается что-то сказать, но отворачивается и проворачивает замок. Выходит в подъезд, и я мысленно готовлюсь к звуку захлопывающейся двери, как слышу:

— Всё было круто, малышка. Но кофе и правда дерьмовый, — нагло подмигивает и закрывает за собой дверь.

Прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе: я же должна чувствовать раздражение, обиду, злость? Но их нет, мне отчего-то легко и смешно: глупо улыбаюсь, а потом и вовсе начинаю смеяться в голос.

34.

Саша

— Рассказывай! — я легко угадываю, что хочет выпытать Агата. Почти уверенна, что она сидит на удобном диване с поджатыми коленками, обложившись попкорном и колой.

Но я строю из себя дурочку, будто и впрямь не понимаю, о чем она.

— Нечего рассказывать, — равнодушно отвечаю я, пожимая плечами, как будто она может увидеть.

— Нечего рассказывать? Ты издеваешься, Жукова? — переходит на ультразвук Игнатова. — Я, конечно, понимаю, почему ты решила скрыть такого красавчика, но мы же подруги и у меня есть Игнатов вообще-то. — Деланно обиженно произносит Агата. — Кто он такой?

Кто он такой? Грубиян, хам, мерзавец с дьявольскими ямочками, нахал — вот, кто он. А еще тот, кто доставил мне неземное удовольствие.

— Нууу…Он-младший брат Данилы. Максим, — пытаюсь звучать отчужденно и сдержанно, а сама заливаюсь краской от воспоминаний вчерашней ночи.

— Ты не рассказывала, что у Филатова есть такой секси-младший братишка.

— Потому что у нас, как ты выразилась, с секси-младшим братишкой, изначально сложились недружелюбные отношения. Мы терпеть друг друга не можем.

Ага, как же. Так терпеть не можем, что моя шея вся в засосах и укусах, а на бедрах чуть ли не синяки, в глубоком порыве ненависти приобретенные.

— Слушай, вот правда. Он, конечно, привлекательный мужчина, но взгляд у него такой тяжелый, прям брр, — чувствую, как Агата передернула плечами. — Как вспомню, как он тех уродов уложил хладнокровно, так мороз по коже. Опасный тип.

Еще какой опасный. И чертовски притягательный этой своей опасностью. Опять начинаю краснеть, а внизу живота чувствую томление.

— Угу, — бурчу я. — Поэтому и рассказывать нечего, — нагло вру. — Они разительно отличаются с братом. Знаешь, как свет и тьма. Как черное и белое. Даня-он тихая гавань, Максим- шторм, ураган, цунами. Он…такой… — замолкаю, подбирая правильные слова. — Знаешь, когда он смотрит своими темными глазами, я его боюсь, он словно читает меня, — прислушиваюсь, в трубке тишина. — Агата?

— Кхм… — прокашливается подруга. — Понятно, — каким-то странным голосом говорит Игнатова. — Тогда будь аккуратнее с ураганом. Иногда он ничего не оставляет после себя.

— К чему ты это говоришь? — мне не нравится ее интонация. Будто она знает или видит то, что не вижу я. Или не хочу видеть.

— Ладно, подруга, меня Леон зовет. Давай позже созвонимся. Целую. Пока, — оставив мой вопрос без ответа, как — то поспешно сворачивает наш диалог Агата.

***

В среду утром, пробегая мимо зала механотерапии, я заметила знакомую фигуру. Данила Филатов выполнял комплекс реабилитационных упражнений на роботизированном тренажере. С того самого последнего нашего разговора в беседке, мы больше не виделись. Я интересовалась у лечащего невролога Дани о его состоянии, занятиях и успехах. Искренне боялась, что неожиданная встреча с прошлой любовью могла откатить нашу совместную работу на несколько шагов назад. Но врач убедительно заверил, что Филатов все медицинские показания ответственно выполняет, от реабилитационных занятий не отказывается, проявляет даже чрезмерное усердие. Эти слова не могли не радовать: ведь для этого мы, реабилитационные психологи, и нужны, чтобы направить психоэмоциональное состояние на борьбу с недугом, заставить принять себя и свое положение.

Наблюдаю за парнем, стараясь не выдать себя. Данила заметно поправился, особенно в сравнении с нашей первой встречи, его ноги уже не такие худые, руки окрепли, набрав мышечную массу, сейчас под футболкой четко прослеживаются фактурные очертания. Но самое главное, что отчетливо бросается в глаза — его лицо, сосредоточенное, направленное на одну конкретную цель — поправиться. Я больше не вижу апатичного парня, так легко смирившегося с телом, так легко сдавшегося в неравной борьбе с болезнью. Сейчас передо мной волевой, целеустремленный, полный решимости молодой человек. Мое сердце трогает приятная волна гордости, облегчения и радости.

Разворачиваюсь, чтобы уйти и не мешать парню заниматься, как в спину доносится:

— Саша!

Поворачиваюсь и смотрю на Даню, улыбающегося, искреннего, счастливого. Улыбаюсь в ответ, а он машет мне рукой, призывая подойти и я, не раздумывая, иду.

***

Мой рабочий день подошел к концу. На часах начало пятого и я судорожно пытаюсь вспомнить, какие у меня есть несделанные дела. Не привыкла иметь свободное время, ощущение, будто что-то важное упускаю. Смотрю в окно, погода сегодня потрясающая — тепло, на солнышке даже жарко, можно забрать Никитку пораньше из садика, прогуляться и побаловаться мороженым.

Прохожу вдоль парковки и цепляюсь взглядом за яркое, выделяющее пятно, среди припаркованных машин. Сложно не заметить ярко-желтую спортивную машину.

Замедляю шаг, кручу по сторонам головой. Знаю, кого пытаюсь высмотреть, но уверяю себя, что возможно в городе такая заметная машина ни одна, да и, в принципе, хозяину здесь явно нечего делать. Вряд ли он приехал справиться о здоровье брата, который уехал из Центра еще в обед. А о том, что он здесь может быть из-за меня, я и вовсе не имею права думать. Но где-то в области солнечного сплетения самый смелый лучик надежды разливается теплом и мелкой дрожью.

Мое сердце начинает отбивать ритмичные биты, точно такие же, как те, что доносятся из открытых окон машины.

Подхожу ближе и слышу, как сотрясается басами спорткар, а у самой в животе бабочки запорхали быстро-быстро. Наклоняюсь к открытому окну, но к удивлению, хозяина в машине не нахожу.

Он стоит недалеко, курит около урны. Странно, что я его раньше не заметила. Модные солнцезащитные очки скрывают его глаза, но я чувствую, что смотрит он на меня. Его поза максимально расслаблена, а темно-серая футболка и потертые джинсы вкупе с зажатой между пальцами сигаретой, создают образ парня-плохиша.