Лихое время. «Жизнь за Царя» - Евгений Шалашов

– Воевать-то, оно понятно, – вздохнул Данила Иванович. – Только где людей брать, оружие? Про деньги-то уж и не говорю… А тут ведь, господа бояре, еще одна загвоздка имеется… Князь Дмитрий Михалыч Пожарский великого ума был человек. Если бы он, с Мининым своим, сам по себе воевал – кто бы его послушал? С ним грамота была, патриаршая. Святейший Ермоген на войну звал супротив поляков. А мы? Как мы войско-то в бой поведем?

– А что – мы? – хмыкнул Романов. Помешкав, внимательно посмотрел на Мезецкого: – Не мы, князь Даниил Иванович, а ты…

– Что – я? – опешил князь.

– А то, что войско против ляхов ты поведешь…

– А почему я? – удивился князь.

– Ну, кому же еще? – как о само собой разумеющемся ответствовал боярин Шереметев. – Роду ты древнего. Изменников среди Мезецких отродясь не было. И сам ты всем законным государям честно служил. Годуновых не убивал, Василия Шуйского в монахи не ставил, вору тушинскому за боярскую шапку не кланялся. За Пожарским не пошел, так и против Земского войска не бился. Воевода ты добрый. Я ж тебя в деле-то видел, не забыл? Теперь же сам супротив ляхов встал. Думаешь, Струсь забудет? А про ляхов, тобой убиенных, завтра по всей Москве станет известно… Мы-то с Иваном Никитычем, в случае чего, отовремся… Ну, ехали домой, а тут ты…

Боярин Романов неспешно нацедил всем по ковшику и сказал:

– Машку твою с дочкой я на свой двор возьму. Вон, крест, – сотворил боярин крестное знамение, – как за своими детьми глядеть буду… Лучше, коли прямо сейчас за ними и пошлем, а не то отправит пан Струсь-Гусь терем твой жечь. Давай-ка, посылай холопа – пущай Марья собирается. Ну а ты, князь, холопов своих забирай да из Москвы съезжай.

– Куда мне съезжать-то? – недоумевал князь.

– Как куда? – усмехнулся Романов. – Вначале в вотчину свою. Народ возьмешь – кому оружие можно дать да на коней посадить, зерно у мужиков вытрясешь. Ну а мы с Федор Иванычем деньги, какие сумеем, для войска соберем.

Князь Мезецкий сидел, будто мешком ушибленный. Все, что говорили бояре, было и неожиданно, и желаемо… А ведь правы Романов с Шереметевым – на Москве ему оставаться нельзя. Но становиться новым Пожарским? Нет, Пожарским ему не стать, да и не надобно. Чем он, князь Мезецкий, хуже?

– Холопов дадите сколько-нибудь? – спросил Мезецкий.

– Хм… Сколько-нибудь… – задумался Романов. – Ну, с десяток дам. Больше не проси.

– А я пятерых, не обессудь, – прикинув, сказал Шереметев. – У меня их и так только тридцать душ осталось.

– Я тебе мужика дам, – сказал Романов, хитренько посмотрев на князя: – Он тебе тыщу боевых холопов заменит.

– Это что за богатырь? Никак, Илью Муромца мне сватаешь?

– Лучше, – совершенно серьезно сказал Иван Никитович. – Я тебе Кузьму Минина дам…

– Минина? – удивился князь. – Так его ж Ходкевич приказал на кол посадить…

– Так, помнишь, Димитрия-царевича первый раз в Угличе зарезали, потом в Кремле палками убили да сожгли, потом еще раза два убивали… А он, стервец, живехонек да здоровехонек…

– Это как понимать? – воззрился на Романова боярин Шереметев. – Я ж сам видел, как Кузьму на кол сажали…

– Ну, всяко бывает… Может, Кузьму верные люди из темницы выкрали, а ляхи, кого ни попадя, на кол и посадили?

– Никитыч, ты бражки не перепил? – озабоченно спросил Шереметев. Иван Никитыч, прищурив левый глаз, погладил бороду и раздумчиво произнес:

– Решил я как-то на торжище заехать. И чего вдруг решил, хрен его знает? Уж и не упомню, когда там последний-то раз и был… Ну, идет торговля – ни шатко ни валко. Мужички сено продают, редьку с хреном, кошек драных заместо зайцев, а москвичи – все больше обноски да разную дрянь, что ляхи разграбить не успели. Ну, там еще и наемники струсевские толкутся – тоже чегой-то приволокли… Подходит ко мне один такой – хорунжий, али кто там у них? Ну хрен-то с ним… Морда небритая, перегаром разит. Вот, подходит и грит: «Купляй, пан, валиске – дешево отдам»… Я-то хотел уже его на хрен послать. Знать не знаю, что за валиске такое…

– Валискэ – по-польски сундучок такой, с ручкой, – перебил боярина Мезецкий, начинающий терять терпение от рассказа. Да и Шереметев еле сдерживал зевоту.

– Во-во, сундучок с ручкой, – кивнул боярин, как бы не заметивший недовольства собеседников. – Сует он, стало быть, мне под нос сундучок и говорит – една талер! Глянул я на валиску ту, а там, с самого крайчика, печать сургучная стоит, а на ней – мужик в кресле, а рядом с мужиком – кувшин с узким горлом – амфора греческая. Тут-то меня и пробило… Говорю – а внутри валиски твоей ничего не было? А он крышку открыл, а там, внутри – грамотки всякие и печать… А на печати – тот же мужик с амфорой. Смекаешь?

– Мужик с амфорой? Ну и что? – недоуменно переспросил Шереметев. – Ну, хоть с амфорой, хоть – с горшком ночным…

– Погоди-ка… – заинтересовался вдруг Мезецкий, вспоминая, где он видел такое тавро… – Это не та ли печать, которой Кузьма Минин земские указы заверял?

– Вот! – вздел Иван Романов вверх указательный перст. – Она самая и есть! А еще грамотки есть, на которых подпись покойного патриарха. Ну, те самые, в которых Ермоген призывал Москву освобождать да ляхов взашей гнать! Есть у меня на примете толковый мужик. Вот, будет тебе Минин…

– Мать вашу так… – выругался Федор Шереметев. – Че на белом свете-то творится! Ляхи с казаками поддельных царей на престол сажают, а тут цельный князь Рюрикович да два боярина древних родов поддельного мужика в земские старосты ладят.

The Moscovie company of the merchants adventurers[11]

– Присаживайтесь, джентльмены, – поднял бритую голову сэр Хонтли, суровый старик в черном суконном камзоле с простым холщовым воротником. Если бы не массивная золотая цепь, первого директора Московской компании можно было бы принять за пуританина.

Оценив место, на которое им предлагали сесть, Джон Меррик обменялся взглядом с Уильямом Расселом и мысленно поздравил себя с повышением. Семь лет назад им, простым подмастерьям, что блюли интересы компании среди льдов и медведей, полагалось место на откидных табуретах у стены. Четыре года спустя, выучив тяжелый, как свинец, и подвижный, как ртуть, язык и завоевав доверие московитов, они получили звание агентов и право сидеть на табуретах. Теперь под задницы вице-королей были приготовлены стулья. Возможно, когда-нибудь они дорастут и до кресел! Впрочем, Джон не обольщался. Это в Московии он управляющий компании, в его подчинении десятки агентов, а в этой гостиной, предназначенной для совещаний, они с Расселом, первым помощником, всего лишь наемные работники, не имевшие права распоряжаться прибылью. Разумеется, патент на пост вице-королей Московии, выданный год назад первым лордом королевства, чего-то стоил, но – не здесь… Стоит директорам проявить сомнение в надлежащем почтении к интересам компании, и Его Величество отзовет патент и передаст его тем, на кого укажет главный директор и его помощники – губернаторы. Да что губернаторы! Иаков прислушается к мнению даже четвертого консула. После того как король распустил парламент, отказавшийся дать ему субсидии, он был вынужден торговать титулами, чтобы свести концы с концами. Король слишком нуждался в деньгах, чтобы ссориться из-за пустяков с одной из могущественных компаний, которая не протестует против пошлин на ввозимые товары.

Длинный зал, который Меррик по-московски назвал бы «палатой», украшен гербом компании: щит, поделенный на две части. В верхнем поле помещены две розы, между которыми пристроился добродушного вида лев, а в нижней части – трехмачтовое судно, похожее на итальянскую каравеллу.

За длинным столом, на котором не было ни деловых бумаг, ни, упаси господи, выпивки и закуски (как это было бы у московитов), сидели семеро мужчин в возрасте от сорока до семидесяти лет: первый директор, два губернатора и четыре консула. Словом, все руководство компании, что тридцать лет успешно торгует с далекой и загадочной Московией. Нужно отдать должное тем местам – дикие, равно как и сами московиты, но безумно богатые. По мнению сведущих людей, Московская компания в скором времени будет уступать только Ост-Индской. Московия не приносила таких прибылей, как торговля сахарным тростником, хлопком и табаком, спрос на который повышался все больше и больше. Но все же, все же… Торговля с варварами давала то, что не могли дать другие колонии. Воск и мед, китовый жир и ворвань, соленая рыба и меха, железо, пусть и скверное, но дешевое, приносили огромные барыши! Но и они не могли сравняться с русским лесом, пенькой и коноплей!

Королевство с каждым годом спускало на воду все больше и больше кораблей. А как спустить судно без вологодских канатов, колмогорской парусины, а самое главное – из чего делать корабли, если не из русских сосен? Спрос на пеньку и лес рос со страшной силой. Скоро их потребуется еще больше, потому что Голландия, вместе с которой королевство растерзало Испанию, возомнила о себе слишком много! Не случайно, что в составе двухсот семи акционеров компании было шесть лордов, двадцать два рыцаря и тринадцать эсквайров.