Спасти Кремль! «Белая Гвардия, путь твой высок!» - Герман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лишь после беспощадного и поголовного истребления панства можно будет строить «из оставшегося прежнего человеческого материала», как любит говорить Бухарин, новую жизнь…
– Ще Польска не згинела!
Громкий яростный крик вывел Дзержинского из размышлений по поводу ускоренного строительства социализма. И тут же грохнул взрыв, за ним другой – идущая впереди машина с охраной скрылась в густом клубе дыма и пламени, из которого вылетело горящее человеческое тело и какие-то непонятные ошметки.
Автомобиль подбросило, начальника ВЧК сильно тряхнуло – Феликс Эдмундович остановившимся зрением видел, как к нему бросились какие-то люди, в руках заполыхали огоньки выстрелов. Тело во многих местах пронзила боль, мгновенно заполонившая все его естество, и в яркой вспышке нахлынуло черное забвение…
Верден
– Майн готт!!!
Отчаянный выкрик Гудериана словно услышали на небесах – сильные руки, подобно щупальцам осьминога, обхватили майора за плечи и грудь и мощным рывком выдернули из пылающего стального гроба.
– Держись, камерад!
Офицер почувствовал, как его тело закрутили по земле, хлопая по нему крепкими ладонями, словно лопатами. «Они с меня пламя сбили!» – Догадка пронзила его мозг, но глаза он так и продолжал держать закрытыми – еще в танке он сделал это, боясь, что пламя выест очи. И сейчас, дрожа от пережитого ужаса, майор приоткрыл веки и испытал невыразимое облегчение.
– Я вижу…
– Конечно, видишь, камерад! У тебя ноги и руки чуток обожгло, а вот жо… кх, кх… Заднице твоей много хуже, как у обезьяны стала – красная до безобразия! Совсем как на рисунке, что в книге видел. Но ничего – доктор у нас хороший, мазью тебе помажет, здоров будешь, через неделю-другую в седле сидеть сможешь!
Плавная и ободряющая русская речь ласкала слух – никогда еще Гудериан так не радовался жизни, готовый возлюбить весь мир. Выбраться живым из такой передряги многого стоило, тут всю жизнь то ли всевышнему молиться, то ли этому русскому парню поклоны бить и водкой поить, как это принято у них. А то и все вместе делать…
– И чего тебя в танк понесло, служивый, какого хрена?! Поджариваться в этой консервной банке?! Помилуй боже от такой напасти! К землице хоть прижаться можно, она завсегда спасет. Воронка та же, как эта, укроет – пули поверху свистят, нас минуют. А тут… Недаром говорят, только на свою задницу приключения искать! Вот, испей – кисленькое винцо, дюже полезное. В нутрях-то все иссохло, пожалуй.
В потрескавшиеся губы уткнулось горлышко жестяной фляги, и кислая живительная струя принесла невероятное облегчение – Гудериан жадно глотал вино, чувствуя, как все его изможденное тело возрождается к жизни. Будто в русской сказке о «живой воде».
– Спасибо, товарищ…
Майор с трудом оторвался от горлышка и взглянул на своего спасителя – обычный славянин, с пронзительно голубыми глазами, в которых отражалось лазурное русское небо, с русыми, слипшимися от пота волосами на грязном лбу. Улыбка этого солдата была такой же доброй, почти отцовской – понимающей и одобрительной.
– Эй, камерад! Ком цурюк! Помоги товарища командира в лазарет дотащить!
На громкие крики русского в воронку вскоре скатился щуплый немец в изорванном мундире цвета «фельдграу» и без каски. Косая черная челка прикрывала узкий лоб, заляпанный грязью, под острым, как у голодного галчонка, носом топорщились щеточкой черные квадратные усики, безобразные до омерзения в сочетании с бегающими горящими глазами.
– Кто такой, товарищ?
Гудериан удивился своему голосу – слабому, слова еле выдавливались из горла, и куда подевалось знаменитое рычание, которое прекрасно ставили в имперской армии. Солдатик сразу опознал в нем бывшего офицера и четко ответил, даже дернулся встать, но живо сообразил, что делать это в воронке под пулеметным огнем сродни безумию.
– Посыльный от командира штурмового батальона товарища Кригера ефрейтор Адольф Гитлер.
– Судя по говору, ты австриец?! Кем был до службы? Воевал?
Вопросы из майора посыпались градом. По мягким интонациям в голосе Гудериан сразу же опознал уроженца бывшей «двуединой» монархии, а из них, в отличие от урожденных пруссаков, таких, как он, солдаты плохие. Не воины они, мало злости, да и бездельники поголовно – то скрипки мучают, то стишата сочиняют, то вообще дурью маются.
– Проживал в Вене, художник. Здесь и воевал, награжден «Железным крестом», герр офицер!
– Господ нет, я товарищ…
Гудериан поморщился, скривив губы. Так и есть – бездельник, картинки мазал, наверное, такие же пошлые, как и его мерзкие усики. Потому в посыльные попал, ибо из него настоящего штурмовика, что с «колотушками» и кинжалами в руках ужас на французов наводят, никогда не выйдет. Плохие солдаты из бывших подданных Франца-Иосифа, хуже их только итальянцы. Недаром говорят, что последние существуют лишь для того, чтобы было, кого бить австрийцам.
– Камерады, я не понимаю, о чем вы говорите! И зря языками треплетесь! Тебя, командир, в лазарет нужно не мешкая доставить. Поможешь товарища нести? Хотя нет, слабоват ты, парень!
Русский прервал разговор немцев совершенно бестактно, но Гудериан не обратил на такое нарушение субординации внимания – он считал себя обязанным ему за спасение. И тут земля под ним ощутимо задрожала, но нет, не от взрывов, тут было другое. Майор приподнял голову и окаменел от восхищения перед развернувшейся картиной.
По изрытому воронками полю лавиной шла кавалерия большой массой, невиданной им прежде. В прорыв, сделанный его танками, русский усатый командарм бросил всю свою армию – всадники скакали тысячными массами, плотно друг к другу.
Разделяя колонны, неслись пулеметные эскадроны – тачанки немилосердно трясло, но они лихо шли вперед вместе с орудийными запряжками конно-артиллерийских батарей.
По паре уцелевших дорог, которые специально не обстреливали, урча моторами, пылила длинная колонна грузовиков, над бортами которых возвышались солдаты в касках. То тут, то там виднелись угловатые бронеавтомобили – из их круглых башенок угрожающе топорщились орудийные и пулеметные стволы.
Вот только небо было хмурым, с придавленными облаками, и то было хорошо – слишком велико было преимущество французов в аэропланах. Хотя ситуация уже стала меняться в лучшую сторону – германские заводы снова развернули военное производство, и пусть самолетов и бронемашин было пока еще очень мало, но ведь русские недаром постоянно говорят, что «лиха беда начало».
«Все правильно – танки должны быть очень хорошо забронированы, чтобы с ходу рвать любые позиции. А за ними, уже в «чистый» прорыв, устремляются подвижные войска со своими средствами усиления и саперами. И с воздуха должна быть постоянная поддержка, а не как сейчас. Вот тогда будет настоящий блицкриг!»
Копенгаген
– Дыхание войны и здесь ощутимо…
Адмирал Колчак прошелся по мостику флагманского крейсера «Олег», задумчиво поглядел на вечерний Копенгаген – сумерки уже укутали старинные дома под черепичными крышами, прикрыли торчащие остроконечные шпили и вычурные жестяные флюгера.
Серенький такой город, невзрачный, как одеяние скупого бюргера. А ведь всего две недели назад столица Датского королевства была украшена флагами, в ней царило неприкрытое веселье. Еще бы, вдовствующая российская императрица Мария Федоровна, супруга «миротворца» Александра III и мать замученного большевиками Николая II, в девичестве датская принцесса Дагмар, отплыла на английском линкоре «Эрин», что ушел в сопровождении двух маленьких крейсеров в далекий Севастополь.
Вот такой прихотливый зигзаг вычертила в очередной раз судьба! Два года тому назад императрица покинула берега Крыма на борту линкора «Император Индии», а возвращалась домой, да-да, именно домой, уже на русском корабле. Ведь сразу по приходу в Ахтиарскую бухту «Эрин» сменит свое имя на «Синоп» – именно в гавани этого черноморского порта в Крымскую войну русская эскадра под командованием вице-адмирала Нахимова одержала блестящую победу над турецким флотом, обратив вражеские корабли в пылающие развалины.
Этот британский линкор строился по заказу Османской Порты как «Решадие». Однако началась война, англичане конфисковали корабль и теперь не знали, что с ним делать. «Эрин» хотели было пустить на слом, но тут подвернулся покупатель в лице России.
Конечно, линкор бы не продали, если бы не ряд обстоятельств – экстренная нужда в помощи белых, ведь фронт на западе трещал по швам под натиском красных, и главным образом весьма настоятельное ходатайство заокеанских заимодавцев, стремящихся урезонить нарастающий аппетит японцев. Но, как всегда, чужими руками, которыми легче всего таскать каштаны из огня, – на этот раз русскими.
Сыграло свою роль и то, что греческий флот, воюющий супротив турок за английские интересы, понес просто катастрофические потери. Колчак знал из рассказа Арчегова, что в той войне жуткое поражение потерпела как раз армия эллинов, но здесь все произошло с точностью до наоборот. Сухопутные войска королевства быстро заняли территории с греческим населением в Смирненском округе, а также оккупировали зону проливов Босфор и Дарданеллы и продолжали торопливо укрепляться на новых позициях, успешно отбивая редкие и спонтанные турецкие атаки.