Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр

В образовавшийся же в потолке разлом, через который сейчас было видно хмурое свинцовое небо столицы, красной кометой влетело нечто, и приземлилось прямо перед моими ногами – буквально в одном шаге. От удара каменный пол пошел паутиной трещинок, а меня чуть не сбило с ног ударной волной. Впрочем, досталось не только мне – мелкие осколки не то гладкого камня, не то гранита, разлетелись во все стороны. Послышались крики тех, кому не повезло увернуться от острого камешка.

Через несколько секунд пыль немного улеглась и я увидел, что в месте удара, пальцами вниз, на полу стояла сжатая в кулак высокая, по самый локоть латная перчатка, на которой красным огнем горела руна Пала. И только его. Это не было артефактом Сидира. Эта вещь принадлежала лично богу Войны.

Я потянулся к ней сияющей божественным светом рукой – ей уж точно ничего не будет, а левую, я все же поберегу – как перчатка задрожала, будто бы рядом был мощный магнит. Я не успел ничего понять, как дар первородного оторвался от пола и устремился по направлению к моему конструкту из божественной силы, мощно ударив в культю.

Меня обожгло силой бога – перчатка была абсолютно черной, но по ощущениям – раскаленной. Рукав рубашки и куртки вспыхнули от божественного огня, а я взвыл от боли – обрубок, который остался на месте руки, разрывало на части, будто бы его сейчас резало тысячей лезвий.

Я упал на колени и схватился левой рукой за правую. Наощупь перчатка была даже холодная. Гладкий, идеально отшлифованный металл, сейчас этот предмет доставлял мне боль, которую не смог мне причинить даже проклятый Гарен. А он очень старался.

Сквозь накатившие слезы я увидел, как металл перчатки стал сливаться с культей – будто неизвестный металл врастал в мое тело. От этого зрелища стало еще больнее, так что про храму прокатился вой, который уже не имел ничего общего с человеческим криком. И источником этого звука был я.

Наконец‑то боль ушла – прошло меньше минуты, которые показались мне вечностью – и я понял, что вновь ощущаю руку. Правую.

За то время, что я стоял на коленях, ослепленный от боли, латная перчатка стала меньше – как подогналась по размеру, и уже была не такая массивная. Это выглядело даже красиво, потому что она казалась продолжением моего тела, которым, впрочем, и являлось. А вот место соприкосновения с культей выглядело отвратительно: будто кто‑то на самом деле разлил на мою руку раскаленное железо и оно, сжигая кожу и мышцы, так и застыло кусками в мясе.

Я, не веря до конца в происходящее, я попытался пошевелить новой рукой.

Перчатка отозвалась мгновенно, и я увидел, как черный металл пальцев, без единого звука или сопротивления из‑за трения, зашевелился в той последовательности, в какой мне хотелось.

У меня снова была рука, точнее, весьма странный по своей форме и происхождению протез.

Только после первичной инспекции я понял, что вокруг было как‑то подозрительно тихо, хотя еще минуту назад эти люди жаждали увидеть, как проклятый выскочка будет плясать в петле.

Вокруг реально стояла гробовая тишина. Так что когда в разломе появилась еще одна сияющая красным и гудящая от сжигаемого перед собой воздуха комета, все присутствующие как по команде задрали головы. Я же только улыбнулся уголками губ. Я догадывался, что сейчас спустится в храм.

В пролом влетел горящий красным огнем продолговатый предмет. Второй дар Пала, в отличие от латной перчатки, поднял пыли меньше, но вошел в пол, наверное, по локоть. Глубже, чем в прошлый раз так точно.

От удара по камню под моими ногами пошла еще одна сетка трещин, на которую я просто не обратил внимания. Я молча потянулся новой рукой и, одним мощным движением выдернул из камня почти дрожащий от наполнявшей его силы боевой посох. Артефакт, который остался на палубе посольского корабля и, как я думал, сгинул в морской пучине, теперь снова был у меня. Я осмотрел оружие – все еще в идеальном состоянии, а в самом центре приветливо горели руны моих богов‑покровителей. Ярче всего – Барда и Воина.

Так вот значит как, да?

Боги дождались, когда меня выгонят из Клерии, а потом все же решили вмешаться в мою судьбу. Все как обычно. И я не мог понять, игрались ли они со мной, услышали меня, или просто Пал решил спасти незадачливого смертного таким эксцентричным образом от верной смерти в виде арбалетного болта в груди.

Хотелось верить во что‑нибудь четвертое. Например, в то, что таким образом они закрыли все мои обязательства перед клерийским престолом. Ведь когда‑то я обещал служить Каю в качестве личного менталиста, если он поставит по всей стране храмы Лу. Но у любой службы должен быть конец, увольнение. Иначе это не служба, а рабство.

Число желающих меня вздернуть сразу поубавилось, точнее упало практически до нуля. Только пара молодых горячих голов еще пытались прорваться через гвардейцев, но так, скорее для виду, так что я беспрепятственно вышел через главные ворота храма, где меня уже встретил «спасательный отряд», быстро собранный лично королем и возглавляемый им же.

Кай мгновенно узнал посох, увидел и латную перчатку, руна на которой горела красным огнем бога войны. Король ничего не сказал – только отошел в сторону, как‑то странно на меня при этом посмотрев, пропуская посланника богов. Гвардейцы и городская стража повторили вслед за ним. Те, кто был со мной знаком – тихо улыбались, на лицах других читался страх и непонимание происходящего. Неужели перчатка выглядит так угрожающе? Или дело в огне, исходящем от рун на посохе? Мне было все равно. Мое дело – убраться из Пите. Ведь ничего не изменилось.

Слово короля – закон. Пал заступился за меня слишком поздно и пусть сейчас я был самым опасным человеком на этой половине континента – с куском доспеха бога на руке и посохом, выкованным лично Сидиром – он не мог все переиграть.

Приговор обжалованию не подлежит.

Это я прочитал в мыслях Кая, так что просто на прощание кивнул ему – как мужчина мужчине, а не как подданный своему королю – взял первую попавшуюся гвардейскую лошадь и во всю прыть поскакал в доки. Пора отчаливать. Не уверен, что смогу поймать рукой еще один арбалетный болт, пусть у меня теперь и была рука бога. Тем более, мне приходилось сжимать посох, а надеяться на помощь Калиты, которая однажды помогла уже отразить летящий в грудь болт… Нет, не лучший вариант.

Надо будет заказать новые чехлы – старые я с собой не брал, отослав их с другими, как я думал раньше, ненужными вещами в поместье де Гранжей.

Не знаю, как слухи дошли до пристаней быстрее, чем я прискакал, но никаких препятствий мне чинить не стали, а пара грузчиков заволакивала мои вещи с такой скоростью, будто бы от этого зависела их жизнь.

Я поднялся на борт корабля, который ждал только меня – канцелярия придержала судно, оплатив стоянку – и поприветствовал капитана, сухого мужчину средних лет, у которого не хватало нескольких передних зубов.

– Ну что, господин барон, готовы к путешествию?

– Просто господин, или Антон, если угодно. Я более не дворянин, – поправил я капитана.

На душе было легко и просто. Я стоял на палубе, опираясь на свой посох, и смотрел на Пите, который, как мне казалось, я больше никогда не увижу. Куда занесет меня судьба? Не знаю. Но теперь я не был беспомощным калекой. Внутри все буквально пело. Возможно, эйфория была вызвана и переполняющей меня силой Пала, которая растеклась от перчатки по моим венам. Ну и пусть!

– Эй, Сурвин! Погодь отдавать швартовы! Второго пассажира забыли! – прогремел знакомый голос.

Прямо за плечом капитана, взгляд которого немного остекленел, стояла Оранса.

– О, великий старпом, здравствуй, Ора, – чуть шутливо поприветствовал я богиню, сгибаясь в низком поклоне.

– Привет‑привет! А ты неплохо выглядишь! Думала, что несчастные грузчики себе шеи свернут! – посмеялась богиня.

– Ты про перчатку? – уточнил я. – Да вроде обычная, латная. Только что куртку поменять, чтобы не так в глаза руна бросалась…

Оранса наклонила в бок голову, будто разглядывая меня, как какую‑то диковинку.