Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Александров сообщал о заслугах цензуры. После введения нового порядка предварительного просмотра версток и рукописей Главлитом, «цензура предупредила появление в печати некоторых книг и статей, содержащих грубые ошибки». Но Александров говорит и о перегибах, которые иногда допускает Садчиков, работники его аппарата. В качестве примера приводится оценка цензурой статьи академика С. И. Вавилова (брата Н. И. Вавилова) «Ленин и современная физика». По оценке Садчикова, она содержит грубые «ошибки идеалистического и махического характера». По мнению же Александрова, хотя у Вавилова «имелись некоторые неудачные формулировки», но статья его правильна и относить ее «к идеологически вредным не было никаких оснований». Не исключено, что в придирках Садчикова косвенно отразилась судьба Н. И. Вавилова, репрессированного и погибшего в 43 г.

Так же неправильно, по мнению Александрова, оценена Главлитом, как «политически вредная, опошляющая героику нашего народа», статья С. Богуславского «Великая Отечественная война в русском народном творчестве»: в ней, действительно, с похвалой приводятся некоторые плохие стихи, но в целом в статье «много интересного материала об отражении в русском народном творчестве борьбы советского народа против фашистских захватчиков. Запрещать статью к печати не было оснований».

Говорилось Александровым и о том, что Главлит иногда оценивает недостатки редакционного характера как политические ошибки и в то же время разрешает печатать материалы, содержащие политически вредные положения. Как пример, приводится статья, в которой «весьма скупо характеризуются достижения отечественного производства и дается непомерно восторженная оценка успехов производства США и Англии».

Критика работы Главлита выдержана в относительно умеренных тонах, хотя и выдвигается обвинение в «серьезных перегибах». Управление пропаганды предлагает провести совещание руководящих работников Главлита, обсудить ошибки цензуры, разъяснить ее задачи, обязать Садчикова навести порядок, ввести ежедневное представление Главлитом в Управление… сведений о запрещенных изданиях, с точным указанием мотивов запрещения (Бох 86–88, 606. курсив мой — ПР). Партийные инстанции все жестче берут под свой контроль не только литературу, но и проверяющую ее цензуру.

Не обходилось и без курьезов. Так 17 августа 44 г. Управление пропаганды ЦК… направляет Маленкову Записку о «серьезных недостатках в работе Главлита». По поводу приказа по цензуре о произведениях А. И. Иванова, который во время оккупации «сотрудничал с немцами, изменил родине и перешел на сторону врага». Главлит занес в список запрещенной литературы произведения всех А. И. Ивановых, в том числе начальника Военно-Морской медицинской академии генерал-майора медицинской службы Алексея Ивановича Иванова, находившегося на фронте и к перешедшему на сторону врага Иванову никакого отношения не имеющему. Почти анекдот, но в нем отразилась и лень цензора, и твердое убеждение в том, что лучше переусердствовать, чем недоусердствовать. Записка оценивает происшедший случай как свидетельство несерьезного отношения к делу. Предлагается предупредить начальника Главлита, что при повторении подобного он будет привлечен к партийной ответственности (Бох 89).

Далее пойдет речь об отношении власти к художественной литературе и искусству. Прежде всего следует отметить, что в первый период войны начальству было не до литературы. Приходилось решать проблемы, неизмеримо более важные, жизни или смерти. Появление множества патриотических стихотворений — наиболее мобильных откликов на военные события (как и в начале Крымской, первой мировой войн). Они в значительной части искренние. Их охотно печатают все газеты, и общие, и военные (даже «Правда»). Стихотворения К. Симонова, Н. Асеева, С. Маршака, С. Михалкова, песни В. Лебедева-Кумача. В «Правде» напечатано стихотворение А. Ахматовой «Мы знаем, что ныне лежит на весах». Ахматова печатает патриотические стихотворения и в других газетах, журналах. В 43 г. в Ташкенте выходит её сборник «Избранное» (Гром 329). О противоречиях на время позабыли. Все охвачены одним порывом: выстоять, дать отпор врагу. Печатается и проза, прежде всего статьи, очерки: А. Толстой «Кровь народа», Б. Горбатов «О жизни и смерти», И. Эренбург «Выстоять!» Всеобщий подъем. Известными становятся новые имена и произведения, которые позднее войдут в историю советской литературы.

Конечно, встречаются и трагические судьбы. В первую очередь Цветаева. Но не из-за преследования властей, а от безразличия к человеческим судьбам, непонимания масштаба её таланта, равнодушия. Вина лежит на Фадееве, Федине, Треневе, других, стоящих во главе Союза Писателей. Недавно вернувшаяся в СССР, среди тяжелых испытаний войны, без всякой помощи, в захолустной Елабуге, она не выдержала, покончила жизнь самоубийством. Письмо-мольба о помощи к Н. Асееву, оставшееся без ответа.

Но большинство писателей живут трудно, хотя не смертельно трудно (а некоторые и совсем не трудно (стихотворение Е. Евтушенко «Мед»). Союз Писателей эвакуирует писателей в тыл, в основном в Среднюю Азию, в район Волги. Им пытаются создать условия для сносного существования. Писатели, большей частью эвакуированные, выполняют на новом месте поручения властей, сами проявляют патриотическую инициативу, понемногу грызясь друг с другом. Так 17 декабря 41 г. первый секретарь ЦК ВКП (б) Узбекистана, Юсупов, сообщает секретарю ЦК ВКП (б) Андрееву (Совершенно секретно) о ряде московских писателей, приехавших в Узбекистан. Им созданы все возможные благоприятные бытовые условия. Многие хорошо работают, выступают в рабочей и красноармейской аудитории. Н. Погодин, вместе с узбекскими писателями, по заданию ЦК Узбекистана, пишет драму о мобилизации узбекских народных масс на борьбу с фашизмом. А. Толстой создал серьезную статью «Клянемся не осквернить святости нашей родины». Но имеются и нездоровые настроения, попытки организовать выступления против руководства ССП. О приходе к нему А. Толстого, поставившего вопрос о полной реорганизации и обновлении руководства ССП. Толстой говорил, что Фадеев и его помощники растерялись, потеряли связь с писательской массой, заняты в Чистополе своими личными делами. Толстой обвинял писателей в групповой возне. О том, что писатели, живущие во время войны в Узбекистане, подготавливают коллективное письмо в ЦК. Он, Юсупов, уговорил коллективное письмо не посылать. Толстой согласился, сказал, что сделает все возможное для улучшения работы писателей. Решили проинформировать Щербакова, просить его предложить Фадееву существенно улучшить руководство. Для создания условий для более плодотворной работы поддержать ходатайство Тоlстого, Погодина, Вс. Иванова и других о перенесении в Ташкент издания одного из больших литературно — художественных журналов.

Письмо Юсупова и по стилю, и по содержанию создает впечатление удивительной убогости. Да и писатели, о которых говорится в нем, выглядят крайне неприглядно. В то время как шли наиболее тяжелые и кровопролитные бои, эвакуированные руководители Союза Писателей, многие из самых влиятельных литераторов занимались кляузами, взаимным подсиживанием, пьянками, устройством личных дел. И их не «прорабатывали» за это, в отличие от Зощенко. Их «грехи», с точки зрения властей, были вполне понятны и извинительны. Здесь речь не шла об идеологии. В первые годы войны громких цензурных скандалов, касающихся писателей, литературы, вообще было не много. Разве что по поводу поведения Фадеева, но здесь речь шла не об его литературной деятельности.

3 сентября 41 г. С. А. Лозовский (зам. начальника Совинформбюро) докладывал секретарю ЦК ВКП (б) А. С. Щербакову о «совершенно недопустимом» отношении Фадеева к своим обязанностям. Секретно. Лозовский сообщал, что Фадеев во время его работы в Информбюро (заведующий Литературной группой) в первые дни войны исчезал периодически на несколько дней, совершенно не интересуясь порученным делом. Предлагалось освободить Фадеева от работы в Информбюро, а на его место назначить Евг. Петрова.

Комиссия Партийного Контроля разбирала сообщение Лозовского и установила, что Фадеев не исполнял заданий Информбюро; в течение 7 дней он пьянствовал, не выходил на работу, скрывал место пребывания; установлено, что попойка происходила на квартире артистки Булгаковой, причем это не единственный факт, когда Фадеев несколько дней подряд пьянствовал; такое происходило и в конце июля 41 года (т. е. буквально в первые дни войны; видимо, растерянность при внезапном начале военных действий, характерная для многих, привела Фадеева к такой реакции — ПР). В решении комиссии говорилось: «Факты о попойках т. Фадеева широко известны в писательской среде». Его поведение сочтено недостойным коммуниста. Предлагалось объявить ему выговор и предупредить, что если такие проступки будут повторяться и далее, комиссия поставит вопрос о более серьезном взыскании. 21 сентября вопрос о Фадееве рассматривался на Оргбюро ЦК, которое постановило утвердить решение КПК.