Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III - Дэн Абнетт

Бьорн взглянул на хроно-отметку на дисплее шлема. Они сражались уже второй час, и от этого факта у него подскочил пульс.

«Нам нужно выбраться отсюда, — подумал Бьорн, врезаясь в защитников переборки и давая волю когтю, который он уже научился так люто любить. — Нам нужно выбраться».

I

Тремя днями ранее, внутри туманности Алаксес, прозванной кровавым колодцем и кислотным оком, Волки собрались на военный совет.

Только крайняя необходимость вынудила Легион направиться в скопление, исключительная опасность которого позволила Волкам выжить и продолжать сражаться. Газовое облако — красно-ржавый клубок на лике пустоты — по мере продвижения в его глубины становился только опаснее. Сенсоры слепли, двигательные системы получали повреждения, а поля Геллера шипели, словно магний в воде. Ни один здравомыслящий навигатор не повел бы корабль сюда, если только снаружи не было гарантировано полное уничтожение.

Туманность пронизывали туннели — небольшие участки чистого космоса среди огромных скоплений едкого вещества. Корабли могли скользить по этим проходам под защитой и одновременно угрозой смертоносных «отмелей», скрытые от вражеских сканеров и торпедных ударов, но беззащитные перед разрушительными вспышками, которые пробивали броню и перегружали пустотные щиты. По мере продвижения в недра кровавого колодца Волки обнаруживали, что туннели становятся все более тесными, загрязненными, перепутанными, словно нервные окончания. Корабль, оказавшийся в пылающих газовых полях, погибал за считанные часы. Его корпус расплавлялся, как только выходила из строя защита щитов, а варп-ядро разрушалось. Поэтому Волки двигались осторожно, отправляя во все стороны эскортные корабли и постоянно проводя авгурное зондирование.

Звездный свет не освещал эти глубины, здесь сам космос светился багрянцем затягивающейся раны. Светло-серые носы кораблей Влка Фенрюка стали кровавыми, как пасти волков. Каждый корабль нес шрамы жестокой битвы с Альфа-Легионом в открытой пустоте. Они попали в засаду, восстанавливаясь после операций, последовавших за Сожжением Просперо. Превзойденным числом и маневром, Волкам только оставалось отступить в сердце облака, чтобы выжить и продолжить бой. Многие корабли были более неспособны к варп-переходам, даже если бы газовые течения им это позволили. На обшивке каждого линкора копошились команды техников, работая изнурительными сменами, чтобы только восстановить работу генераторов щитов и установок макроорудий. Но выполнить работу должным образом им было не под силу, не без помощи верфей Механикума, ближайшие из которых находились невообразимо далеко.

Таким образом, потрепанные и истощенные Волки были принуждены к отступлению более сильным и бесконечно терпеливым врагом. Они постоянно подвергались атакам и двигались вперед подобно скоту под ударами хлыста, пока сводящее с ума ощущение заточения не распространилось вирусом по всем палубам.

Вот при таких обстоятельствах докладывал Гуннар Гуннхильт, ярл Онн, прозванный братьями лордом Гунном, выше которого стоял только примарх.

— Они затравят нас, — сказал ярл.

Командование Легионом — совет из сорока воинов — внимательно слушало. Сам Русс молчал. Примарх с задумчивым лицом сгорбился на гранитном троне, у ног свернулись его истинные волки. Под русой гривой повелителя Зимы и Войны тускло мерцали голубые глаза. Он не сражался с момента неудавшейся попытки выманить Альфария на «Храфнкель», и вынужденная бездеятельность, казалось, истощила его.

Бьорн участвовал в том последнем бою, видел, как примарх разорвал, словно детскую игрушку дредноут «Контемптор». Эта сила все еще должна быть где-то там, запертая глубоко в сердцах драчуна даже посреди бесконечной череды поражений. Но внешний огонь погас. Русс окружил себя рунами, прислушиваясь к холодным шепотам беловласых жрецов и пытаясь разгадать предсказания, подобно древнему годи.

До Бьорна доходили слухи, что Волчий Король утратил вкус к битве. Говорили, что оказавшись вдали от главных боев, он помешался, что смерть Магнуса не давала ему покоя, и что он не спал с тех пор, как Хан отказался прийти на помощь. Бьорн не верил в эти глупые сплетни, но вынужден был признать: что-то в примархе изменилось. И лорд Гунн, и Хельмшрот знали это, как и жрецы, капитаны кораблей и ярлы Легиона.

— Они считают, что мы разбиты, — продолжил Гунн. — И станут неосторожными. Мы нанесем сильный удар всем флотом и с помощью абордажа уничтожим головные линкоры.

По церемониальному кругу, который освещался только колышущимся светом наполовину потухших огней, прокатилось одобрительное ворчание. Над их головами в полумраке вырисовывались тотемы с родного мира — звериные черепа, топоры с плетеными рукоятками, маски богов и чудовищ, которые по-прежнему несли следы давних фенрисийских ветров и дождей.

— Если продолжим бежать, значит, заслужим умереть здесь, словно псы от голода.

Русс молчал, запуская пальцы в толстые шкуры волков. Примарх уставился в центр круга на аннулюсе, взятом, как и другие сарсеновые камни, из Асахейма на этот громадный корабль. На каменной поверхности камня были вырезаны концентричные и спиральные круги, сглаженные за тысячелетия, что предшествовали Великому крестовому походу.

— Гунн верно говорит, — сказал Огвай, поддерживая высказанный им ранее план действий. Все ярлы были единодушны — они устали бежать.

В ответ Русс поднял взгляд, но не на лорда Гунна, Огвая Хельмшрота или кого-то еще. Он смотрел, как часто с ним случалось, прямо на Бьорна. В этот момент Однорукий почувствовал искру негодования в старших воинах, даже в Огвае, повелителе его собственной Великой роты, и ощутил старую смесь стыда и гордости за уделяемое ему Руссом внимание.

Никто не знал, почему примарх так сильно благоволил ему. Для некоторых это было еще одним доказательством ослабления его некогда несравненной боевой проницательности. Гадатели на рунах и резчики по кости держали язык за зубами, а сам Бьорн никогда не интересовался причинами, не в последнюю очередь из-за страха узнать то, что мог видеть Русс.

Но примарх ничего не сказал ему. Его взгляд снова стал рассеянным, и один из волков тревожно заскулил.

— Это будет твой бой, Гунн, — наконец, произнес Русс. — Ударь, как следует или вообще не бей — они превосходят нас числом.

В прошлом на такие слова лорд Гунн мог бы усмехнуться, но не сейчас.

— Будет сделано.

— Как только начнем, у тебя будет два часа, — рассеянно произнес Русс. — Не больше. За это время мы прорвемся или же я отзову тебя.

— Два часа… — начал Гунн.

— Не больше, — прорычал Русс, на миг сверкнув глазами. — У них больше кораблей и орудий. Мы прорвем блокаду или же отступим. Я не позволю разбить мой флот на их наковальне.

Им снова овладела апатия. Примарх не сказал, собирался ли снова попытаться поймать Альфария или же оставить рукопашную своим воинам. Он сказал так мало.

Лорд Гунн медленно поклонился. Он получил свой шанс, но шансы на успех были небольшими.

— Как пожелаете, — все, что ответил ярл Онн, сжав кулаки на камне перед собой, словно собираясь расколоть его.

Два следующих стандартных дня они следили за Альфа-Легионом авгурами дальнего действия, получив по возможности полную картину вражеской диспозиции. По оценке военного совета лорда Гунна за ними в сердце газового облака последовало две трети флота Альфария, построившись настолько разомкнутым строем, насколько позволяли ненадежные входящие маршруты. Остальные корабли XX Легиона остались снаружи, нависнув над всей обширной туманностью, чтобы предотвратить бегство Космических Волков.

Точное число кораблей было сложно оценить, даже собственного поредевшего флота. Сбои в связи привели к тому, чтобы многие малые корабли ошибочно считались погибшими, в то время как они по-прежнему находились в зоне действия сенсоров. Очевидным было только то, что силы Альфа-Легиона значительно превосходили имеющиеся в распоряжении Гунна, а кроме того их капитальные суда были в лучшем состоянии. «Храфнкель» — единственный во флоте гигант типа «Глориана» — получил повреждения во время бегства в туманность и мог оказать только дистанционную поддержку для попытки прорыва. В итоге главный удар выпало нанести линейным кораблям «Рагнарок», «Нидхоггур», «Фенрисавар» и «Руссвангум», хотя «Фенрисавар» находился в чуть лучшем состоянии, чем флагман.

Залив Алаксес давал тактические преимущества: места для рассредоточения или выполнения сложных маневров не было. Легионам предстояло сражаться в самом крупном из газовых туннелей в окружении дрейфующих багровых завес. Ширина прохода в самом узком месте насчитывала менее двухсот километров, что было слишком мало для встраивания боевой группы и почти не давало пространства для надлежащего маневра.