Папарацци (сборник) - Светлана Алешина

Произнеся эту пламенную речь, я приподняла край блузки и вынула из-за пояса джинсов пачку фотографий.

– Вот они, эти фотографии, – сказала я, подняв их над головой, – я вам их отдаю.

И уже сделала легкий замах, чтобы швырнуть пачку в зал, но…

В этот момент снова произошло нечто такое, чего я никак не ожидала. Кто-то схватил меня за запястье мягкой, но цепкой рукой. В следующую секунду у меня из рук вырвали пачку фотографий. Я с удивлением обернулась и увидела стоящего рядом со мной… фотографа Канарейкина. Лицо его было радостным и самодовольным. Как он очутился здесь, я поняла в следующую секунду. Фотограф воспользовался путем, который я заготовила себе для отхода – по дереву, через окно.

Видимо, маневр Канарейкина и имел в виду Данчук, когда говорил Борисевичу, что фотографии скоро будут у него. Как он понял, что я могу скрываться в кинопроекторной, остается только догадываться. Похоже, Данчук был более предусмотрительным, чем Борисевич. Но, увы, вряд ли более везучим. Может быть, если бы не Канарейкин, не разыгралась бы на моих глазах вся последующая трагедия. Вырвав у меня пакет с фотографиями, этот придурок радостно замахал им над головой и закричал:

– Шеф, шеф! Порядок! Фотографии у нас! Вот они, вот!

Похоже, его крик и явился той искрой, от которой вспыхнул пожар.

Борисевич что-то напряженно сказал «кожаной куртке», тот, вскинув руки с пистолетом, прицелился и выстрелил.

Канарейкин покачнулся, схватился за грудь, на его лице отразилось удивление. Он сделал шаг вперед, ухватился за перила и стал медленно наваливаться на них. Руки его разжались, и пачка с фотографиями, выскользнув, упала на пол, прямо к ногам стоящих внизу. Сам же Канарейкин, перегнувшись через перила, так и повис на них. Но этого уже никто не замечал, поскольку внизу уже кипело сражение.

Выстрел «кожаной куртки» послужил сигналом для ответных действий данчуковских «братков». Борян и Вован, не жалея патронов, открыли пальбу по соперникам. Первым упал сраженный в голову «кожаная куртка». Борисевич, получив пулю в грудь, медленно осел на пол. Однако потери несла и данчуковская бригада, так как «длинный плащ» выпустил автоматную очередь. Данчук и Вован упали первыми, на груди каждого расплывалось по нескольку кровавых пятен от автоматных пуль. Только Борян еще продолжал палить из пистолета и достал-таки цель – одной из пуль попал «длинному плащу» прямо в голову. Тот, уже падая, чисто рефлекторно выпустил еще одну очередь из автомата, которая стоила Боряну жизни.

Все это время я стояла неподвижно, словно мумия, не в силах пошевелить даже мизинцем. От выстрелов можно было оглохнуть, пули свистели рядом со мной, выбивая щепки из старых стен киноклуба. Но от страха меня словно парализовало. Я даже не сделала попытки лечь на пол. И когда все затихло, я еще несколько минут стояла истуканом, с ужасом наблюдая за картиной побоища.

Из оцепенения меня вывел слабый стон. Я тут же определила, что стонал – а значит, был жив – Борисевич. В ту же секунду я, не раздумывая, бросилась ему на помощь. Сбежав по ступенькам, я склонилась над ним, пытаясь рассмотреть, насколько тяжело он ранен. Борисевич лежал на спине, вся его грудь была в крови. Кровь текла из раны, расположенной в левой части груди. Я ничем не могла ему помочь, надо было вызывать «Скорую». Вдруг я заметила, что Борисевич вынул руку из кармана и протягивает мне небольшую пачку, состоящую из долларовых купюр. Чисто машинально я взяла эту пачку в руки и с удивлением посмотрела на него. Борисевич сглотнул слюну и тихим, хриплым голосом проговорил:

– Фотографии… Дай мне фотографии.

Я оглянулась и увидела проклятые фотографии – они лежали в двух метрах от нас. Я подобрала пачку и поднесла Борисевичу. Тот цепким жестом вырвал ее у меня из рук и попытался засунуть себе в карман пиджака, но никак не мог попасть.

– Вам нужен врач, – сказала я, – потерпите, полежите спокойно, я сейчас.

Я смахнула навернувшиеся на глаза слезы и побежала к выходу, лихорадочно вспоминая, где же я видела ближайшую телефонную будку. Когда я была уже на пороге между залом и коридором, сзади раздался выстрел. Пуля, сбив локон на моем правом виске, вонзилась в дверной косяк. Я остановилась как вкопанная и стала медленно поворачиваться. То, что я увидела, поразило меня сильней, чем вся предшествующая баталия. Борисевич лежал на левом боку и целился в меня из пистолета. Я, оцепенев от ужаса, ждала очередного выстрела, но его не последовало. Борисевич застонал, его рука с пистолетом бессильно опустилась:

– Сука, – прошипел он, глядя на меня глазами, полными ненависти, и, перевернувшись на спину, затих.

Я вернулась к нему. Неподвижные глаза равнодушно смотрели в потолок. Я дотронулась рукой до его шейной артерии – пульса не было. Борисевич был мертв. Я в ужасе побежала подальше от этого места.

Уже на полдороге домой, то есть к Станиславу, идя по улице Зеленой, я с удивлением обнаружила, что все еще держу в правой руке пачку долларов. Навстречу мне, сверкая мигалкой, неслась милицейская машина. Видно, кто-то из местных жителей вызвал милицию, услышав стрельбу в киноклубе. Я рефлекторно спрятала доллары в карман джинсов и ускорила шаг.

Дверь мне открыл Станислав. Я забыла, что у меня есть ключи, поэтому позвонила.

– Где ты шлялась, ненормальная баба! – заорал он на меня. – Здесь бандитский район. По ночам выходить опасно. Не так давно я слышал даже стрельбу.

– Да, я тоже ее слышала, и очень отчетливо, – задумчиво ответила я ему.

Станислав замолчал и несколько секунд внимательно смотрел на меня.

– Ты… Ты хочешь сказать… Ты была там?!

– Да, – ответила я ему, глядя прямо в глаза.

В этот момент все напряжение последних часов, копившееся у меня внутри, прорвалось наружу, я бросилась на шею Станиславу и разрыдалась. Он осторожно, словно боясь сломать, обнял меня и нетвердой рукой погладил по голове.

– Успокойся, – сказал он, – лучше расскажи мне все по порядку…

Было четыре часа утра. Я уже рассказала Станиславу, как все было. Он, как обычно, терпеливо выслушал мой рассказ, куря сигарету за сигаретой, и, поразмышляв, произнес:

– Если все так, как ты рассказала, то бояться тебе больше нечего… во всяком случае, до тех пор, пока ты не влезешь куда-нибудь еще, – добавил он.

– Я одного понять не могу: почему он стрелял в меня? Ведь я хотела помочь ему, побежала за помощью! – твердила я, вытирая набегавшие слезы.

– Доподлинно мы об этом уже не узнаем никогда… Возможно, он хотел устранить последнего свидетеля, а потом добраться до машины и уехать, но не рассчитал свои силы – то ли рана была опаснее, чем он думал, то ли сердце не выдержало. А может, просто взыграла ненависть к тебе – подумать только, сопливая девчонка обыграла их всех, богатых, сильных, вооруженных… Да еще ухитрилась уцелеть во всех этих передрягах. Но что он думал на самом деле, нам теперь никто не скажет. Одно лишь могу тебе сказать, цитируя народную мудрость: «Не спешите жалеть несчастных».

Станислав подошел к окну, вглядываясь сквозь клубы табачного дыма в светлеющее утреннее небо.

– Ну а теперь тебе пора отдохнуть. Ложись спать.

– Да, и еще, Станислав, – вспомнила я и вынула из кармана пачку долларов, – это те деньги, которые мне дал перед смертью Борисевич. Куда мне их теперь девать?

– Как куда, – сказал он, – потратишь на себя. Купи себе каких-нибудь шмоток. Снимите с Иркой квартиру в центре города. В общем, оставь их себе в качестве компенсации за все, что ты пережила…

Эпилог

– Живее, живее, ребята, заносите. Складывайте все стройматериалы вон там, у стола. Аккуратнее с мягкой мебелью и картинами.

Рабочие заносили в мастерскую Станислава толстые бруски, доски и банки с красками, а я распоряжалась.

– Значит, как договорились, – подошла я к их бригадиру, – я плачу вам тысячу долларов, и вы завершаете все работы по починке и покраске потолка за три дня.

– Да, договорились, – сказал бригадир, угрюмый и коренастый мужчина плотного телосложения. – Только один нюанс.

– Какой еще нюанс? – встревожилась я.

– Можно в рублях получить? – спросил он, вынимая из кармана пачку купюр, которые я дала ему в качестве аванса.

– Нет, – сказала я, – у меня других денег нет. Обменяете сами потом в банке, не проблема.

– Что здесь происходит? – услышала я голос Станислава от входной двери.

– Привет, Станислав, – направилась я к нему, – это рабочие. Я их наняла. Они обещали мне, что через три дня твой потолок будет как новенький. Усилят все слабые перекрытия, заделают дыру и покрасят. У тебя на чердаке будет нормальная комната.

– А кто тебя об этом просил? – медленно произнес Станислав, и лицо его залилось краской от возмущения.

– Никто, – весело улыбнулась я ему, – я и сама знаю, что здесь надо делать.

– У меня сейчас нет денег, нечем отдавать. Зачем ты лезешь не в свои дела?