Мистическое искусство: скрытые смыслы и спорные теории - Ирина Александровна Шлионская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скандальная «Олимпия»
Французский импрессионист Эдуард Мане (1832–1883) всегда имел репутацию скандального художника. Но когда публике в феврале 1865 г. на Парижском салоне во Дворце промышленности была представлена его картина «Спящая Венера» (1863), зрители просто впали в шок!
На полотне изображена обнаженная молодая женщина. В изысканных украшениях и изящных туфлях-панталетах она полулежит на кровати, опираясь на подушки. У кровати стоит темнокожая служанка, которая держит букет цветов, очевидно, присланный кем-то из поклонников девушки. В изножье кровати сидит черный котенок, у него точно такое же выражение глаз, как и у хозяйки…
Считается, что Мане скопировал композицию с «Венеры Урбинской» Тициана (1538). Моделью ему послужила натурщица Викторина Мёран, услугами которой он часто пользовался, но есть и версия, что художник использовал образ известной куртизанки Маргариты Белланже, состоявшей в любовной связи с самим Наполеоном Бонапартом.
Венеру на полотне обозвали «бесстыдной куртизанкой после ночи любви». А еще ее окрестили «Олимпией», уж слишком описанная Мане сцена напоминала строчку из стихов модного тогда поэта Закари Астрюка «Лишь успеет Олимпия ото сна пробудиться».
Но обвинение в распущенности – это были еще, как говорится, цветочки… Мане обвинили… в демонизме. Пошли слухи, что в юности художник побывал в Южной Америке (это, кстати, правда) и после этого стал практиковать вуду или еще какие-то местные культы. Отсюда и служанка-негритянка, и черный кот у ног Венеры (или Олимпии).
Мане пояснял, что он проживал в Рио-де-Жанейро и ни в каких вудуистских обрядах не участвовал. А служанку сделал чернокожей, чтобы оттенить белизну кожи своей героини.
Это не помогло. Посетительницы возле картины падали в обморок, а потом уверяли, что взгляд красавицы на полотне преследует их, выкачивая жизненную силу. И что Мане изобразил никакую не богиню, а ведьму… А еще выяснилось, что не все посетители видели на холсте черного кота – иногда он просто исчезал… На это художник оправдывался, что просто кот находится в темном углу и не все присматриваются… Тем не менее, нашлись те, кто верил – время от времени животное выпрыгивает из картины и уходит по своим делам, а затем снова возвращается. И несомненно, кот связан с самим дьяволом!
Рассказывают, что однажды Мане сам явился взглянуть на свое полотно и… не обнаружил кота! Обескураженный, он несколько раз моргнул – и кот вновь появился на своем месте. Живописец решил – просто померещилось…
После салона почти четверть века «Олимпия» (это стало уже официальным названием работы) нигде не выставлялась. В 1889 г. она впервые за много лет появилась на выставке по случаю 100-летия Великой Французской революции. К тому времени самого Мане уже не было в живых. В конце концов «Олимпия» была выкуплена друзьями художника у его вдовы за 20 000 франков и передана в дар государству. Однако власти не слишком охотно приняли такой подарок, и в результате полотно очутилось в запасниках Люксембургского дворца.
Когда картина в 1907 г. попала в Лувр, тамошние служители стали уверять, что время от времени дьявольский кот на ней начинает противно мяукать… Кстати, на репродукциях «Олимпии» этого кота вообще не видно.
С 1947 г. на «Олимпию» можно посмотреть в Музее импрессионизма Орсе.
Автопортрет-убийца
Если говорить о проклятых полотнах, тут никак не обойтись без Ван Гога – одного из самых таинственных художников в мире. И прежде всего славу «проклятого» снискал его «Автопортрет в соломенной шляпе» (1887), который одни называли «картиной-путешественницей», а другие – «картиной-убийцей».
Легенда гласит, что однажды под Рождество некий бродяга принес в лавку известного французского коллекционера и торговца картинами Амбруаза Воллара холст, который объявил известным автопортретом знаменитого Ван Гога, попросив за него «всего» тысячу франков. Но Воллар сам проводил экспертизу оригинала для барона Ротшильда, поэтому был уверен, что перед ним подделка! Он прогнал клошара прочь, а тот, так и бросив картину в доме Воллара, с горя утопился в Сене. Перед смертью он выкрикнул имя Воллара. Об этом торговцу сообщили полицейские.
Воллар припомнил, что утопленник рассказывал: якобы он получил картину от своего приятеля, а тот, в свою очередь, выменял ее на бутылку можжевеловой водки у парня, служившего официантом в баре, завсегдатаем которого являлся Ван Гог. Как-то молодой человек поделился с художником своей мечтой – поступить стюардом на корабль и отправиться в плавание, посмотреть дальние страны… Тогда Ван Гог подарил ему свою новую работу, сказав, что он хотел бы, чтобы картина путешествовала по миру. Сам художник был уже серьезно болен и путешествовать не мог.
Почему официант отдал портрет, а не оставил себе, непонятно. Впрочем, возможно, тогда Ван Гог еще не был так прославлен… Но, так или иначе, Воллар на всякий случай очистил полотно от грязи и пыли, и перед ним засияли краски знакомой палитры: это несомненно был Ван Гог! Значит, таких автопортретов он написал два! Художник вообще часто делал «дубли» своих полотен.
Воллар за хорошую цену продал картину одному аргентинскому землевладельцу, некоему сеньору Лопесу. Та приглянулась его юной дочери, которая захотела повесить портрет в своей спальне особняка в Буэнос-Айресе. Но в Буэнос-Айрес девушке не суждено было вернуться. Когда она поднималась с только что купленным портретом в квартиру, которую ее отец снимал в Париже на бульваре Распай, ее подстерегли в лифте двое поклонников, приревновавшие красотку то ли друг к другу, то ли к кому-то третьему, и… зарезали ее!
Безутешный отец вернул холст Воллару. Тот вспомнил, что Ван Гог вроде бы хотел, чтобы картина путешествовала по миру. Поразмыслив, он предложил приобрести портрет известному политику Жоржу Клемансо, который, как он знал, постоянно находился в разъездах. Но тот сразу же повесил холст над кроватью. И в тот же вечер на него было совершено покушение… Через неделю Клемансо навестил его друг – сталелитейный заводчик Генри Фрик, которого прозвали «королем гвоздей». Глянув на картину, гость сказал, что рама слишком тяжелая, а гвоздь, на
