Свобода и любовь (сборник) - Александра Коллонтай

– Лиза, я пришла к тебе… Приюти меня. Я ушла него… Совсем.

Голос осекается. Но глаза сухи. Горе слишком велико, слез нет.

– Ушла? Давно пора!.. Мы все только удивляемся, как ты так долго терпела…

– Чужие мы с ним, Лиза, стали… Вот в чем горе, – тоскует Вася.

– Еще бы не «чужие»… За что только ты его любишь?

Вася не отвечает. Она еще сама не верит тому, что произошло. Но такой обиды она не простит, не забудет. В первый раз попросила… А он? Точно через труп ее перешагнул. И для чего? Для чего? Чтобы с негодяем, спекулянтом Савельевым и, верно, с такой же дрянной, спекулянтской компанией в картишки сразиться!.. Пусть Вася с горя умрет, ему все едино, лишь бы повеселиться, развлечься, когда ему вздумается… И это любовь? И это друг-товарищ? И это коммунист?…

Слушает Лиза несвязную Васину речь. И сразу невдомек ей: что же вышло-то у них? И при чем тут Савельев?

– Как при чем? Да ведь все же из-за него, из-за этого негодяя-спекулянта Владимир-то к нему пошел…

– Ты думаешь, к нему?

– А к кому же? Ты думаешь, нет?

– Да что же там думать!.. Весь город знает, одна ты будто слепая… Или нарочно видеть не хочешь. Не поймешь!..

– Что видеть? Лиза! Да говори же!..

– Да что у Владимира-то твоего сударушка есть.

– Сударушка? – Вася не сразу понимает. Она смотрит на Лизу большими глазами. В них не испуг, не горе, а просто удивление.

– Ты говоришь, сударушка? Кто же она?

– Не наша, не работница… Из конторских.

– Ты ее знаешь?

– Видала. Ее весь город знает.

– Почему?

– Нарядами щеголяет… Из-за того и на Владимира твоего больно обижаются товарищи… Про эти-то знакомства и Михайло Павлович тебе говорил. Как это тебе невдомек было! Ведь не дура, а в этом деле хуже последней дуры оказалась.

Но Васю заботит другое.

– Он ее любит?

– Как это разберешь? Должно быть, любит, если уж столько месяцев канителится… Думали, ты приедешь, кончится канитель. Какой там!.. Продолжает к ней на квартиру в автомобиле катать.

– У ней своя квартира?

– Пошикарнее твоей будет…

Вот что значит «на два дома живет»!.. Теперь все ясно Васе. Неясно лишь одно: зачем Володя Васе лгал? Зачем мучил? Зачем обманывал?…

– Что же ты хочешь, чтобы он к тебе с покаянной пришел? Или разрешения у тебя попросил: позволь к сударушке ездить?… Уж это твое дело было глядеть… Недоглядела, в дуры попала – сама себя вини.

– Что ты все про дуру поминаешь, Лиза!.. Не это важно… Важно другое… Любит он ее или это просто так?

– То есть как это просто так? Не понимаю, что ты такое говоришь!.. Наверное, любит, если на всем готовом содержит да еще дорогие подарки дарит…

– Ты думаешь?… А я вот не знаю…

– Что же, думаешь, что он тебя любит, что ли? Ты себя, Вася, не обманывай, больнее будет! Тобою-то он, конечно, дорожит. Ты жена, да и товарищ хороший. Но любить тебя давно разлюбил. Поверь мне…

Вася качает головою:

– А я вот не верю!

Лизу сердит Васина глупость. Она нарочно рассказывает ей про Володину сударушку. Красавица писаная. А уж рядится как!.. Вся в шелку. И все около нее кавалеры увиваются. Ухаживатели. И Савельев при ней, дружит с ним. По вечерам «кутят». Рассказывают, будто Владимир пополам с Савельевым девицу эту держит…

Васе это почему-то особенно больно.

Неужели Владимир стал «таким»?… Неужели он мог любить «гулящую»? Не верит Вася, что хочешь – не верит! Что-то тут не так…

А Лиза сердится…

– Не верь. Твое дело. Кого хочешь спроси. Все то же расскажут… Конторской барышней была. Секретаршей у Савельева. А потом на хлеба к директору перешла… А может, и другие пользуются. Про Ивана Ивановича слух тоже идет. Из правления кое-кто у ней бывает… Самая что ни на есть гулящая девица, только что без «билета»… Благо, в Советской России не требуется…

– Но Владимир бы такую не полюбил, – протестует Вася.

– Почему ты думаешь? Мужчины именно таких любят. Особенно такой, как твой Владимир. По нем сейчас видно: чем развратнее баба, тем ему милее.

– Замолчи, Лиза! Не смей!.. Ты его совсем не знаешь. Как ты можешь судить?

– Чего заступаешься-то? Он тебя, можно сказать, на весь город опозорил, а она нате-ка! За него горой.

– Опозорил!.. Подумаешь, чем опозорил!.. Я-то тут при чем, как Владимир себя ведет?… Я, что ли, ответчица? Не понимаешь ты, Лиза, меня. Не то мне больно… Совсем не то…

– Что тебя разлюбил, вот что тебе больно.

– Нет, Лиза, опять не то… Это, конечно, тоже обидно. Только главное не это… Чувствовать-то я чувствую, а сказать не умею… Как же так? Были мы товарищи, родные такие, близкие, и вдруг Владимир от меня прятался, лгал мне… Боялся меня… Меня? Да как же он мог? Да разве бы я ему стала поперек дороги? Да разве бы я его любви помешала?… Не мог, не мог Володя так подумать!.. А значит, тут что-то не то… Значит, не так-то он ту любит…

– Ну, развела канитель, – махнула Лиза рукой с досадой. – С тобою не столкуешься… Больно ты еще в своего Володьку влюблена… Бей меня, топчи – все равно покорной женой буду! Ноги твои лизать стану… Я не таковская! Я бы за этакое дело так бы ему отплатила, что ого! Только держись.

Вася не спорит. Но чем больше Лиза Владимира осуждает, тем Вася крепче за Володю стоит. Хочется ей Лизе доказать: не в том его вина, что сударушку завел, что другую полюбил. А в том, что ей-то, Васе, этого не поведал… Будто не друг она, не товарищ. Будто чужая… Значит, не только в деле чужая, а и тут уж веры нет в нее, в Васю?… Думает, что она все равно, что жена законная, за права свои, что ли, вступится?

– И вступись! – кричит Лиза. – Обязательно вступись… Как смел тебя позорить?… А потом уж и уйди от него… Не стоит он тебя, Вася, мизинца твоего не стоит.

Вася спорит. Вот всегда так осуждает часто Вася Владимира в душе, поступки его не одобряет, а чуть кто Владимира задел, Вася на его сторону переметнется и обидой за него вся закипит… Не понимают его люди. Одна Вася знает всего Владимира, Американца… Сказала «Американца» – и тут только Вася заплакала… Вспомнился ей Владимир-Американец, как кооператоров вел, как за Советы стоял… Тоска взяла…

Обняла Лизу, плачет. Не о Владимире-директоре думает, об Американце, о нем тоска, смертельная, неизбывная.

– Тяжело мне, Лизонька… Мочи нет.

– Знаю, голубушка моя, знаю, драгоценная… Потерпи, Василиса. Пройдет. Со мной в прошлом году то же было… А теперь встречусь, и хоть бы что… Пройдет, друженька моя. Все пройдет.

Гладит Лиза Васю, утешает. Но разве в таком горе утешишь?

Не спит Вася. Лиза ее в свою постель уложила. Сама на стульях примостилась. За день измоталась Лиза. Крепко спит. А Вася с боку на бок ворочается, то присядет, то приляжет опять. Нет ей покою. Думы так и бегут, так и толпятся. Мучат, сердце на части рвут. Как тогда в ту страшную ночь, когда кровавый бинт нашла, а Владимира арестовали…

Не ревность мучит. Змейка притаилась, не шевелится, выжидает. Мучит Володино недоверие. Кабы не это, все бы простила! Не волен человек над сердцем своим… Но вот не верит Вася, что ту, другую, любит! Не верит!.. Просто «связь» такая совершилась. Один жил месяцы. Владимир горячий. Вспомнила Стешку… Связался. И пошло. А она не отпускает. Говорит же Лиза, что «тянет» с него. А раз тянет, значит, не любит. Значит, просто выгоду берет. А такие девки хитрые да ловкие. И не такого, как Володя, оплетут. Хотел бы вырваться, да не может. Вспоминает Вася теперь, что Владимир все печальный ходил, вспоминает, как неровен был: то ласковый, то вдруг чужой… Мучился. Сам страдал. Шутка ли! Пытка этакая! С близким человеком живи, а будто злодей какой за спиной его нож точит… Вспоминается Васе, как не раз Владимир будто в чем покаяться хотел, а потом вдруг обрывал… Вот и в то утро, когда с грузчиками конфликт приключился, уже совсем начал… На языке было, Вася чувствовала. Сама чего-то испугалась. Да как назло раскашлялась… Владимир и замолчал. Значит, пожалел? А если пожалел, значит, любит. Любит? Нечего сказать, любит!.. А голубой отрез?… Обеим одинаковый… На, жена постылая, ей, красавице своей любимой, подарочек куплю, и тебя, постылая, не забуду… Получай шелк да молчи! У, проклятый!.. Зажимает Вася свои кулачки, будто в драку с Владимиром лезть собралась. А змейка-то обрадовалась. Вьется вокруг сердца, сосет… Язычком пощипывает… Нет Васе покоя!.. Больно Васе. Тоска душит. Змейка сердце обвила. Думает: значит, вчера-то не к Савельеву ходил? И Савельев-то ни при чем! Так, предлог один. Чтобы концы в воду, чтобы «покрышкой» служил… Не простила бы Вася, кабы в самом деле из-за Савельева, из-за компании «теплой», из-за картишек дурацких, через Васину душу вчера перешагнул… Проси, не проси по-своему сделаю!.. Хоть с горя умри, а свое возьму!.. Для тебя, постылая, и пустяком не пожертвую!.. Вот, вот что самое больное было! Вот из-за чего Вася-то и ушла от мужа. Если бы знала, что сударушка у него, что «любовь крутит», зла бы на Владимира не имела. Плакала бы, горевала, а поняла бы. А то нате! Из-за Савельева, спекулянта подлого, Васю обидел. Сударушку поняла бы. И простила? Как тогда с сестрою, со Стешей?… И пуделя белого бы полюбила? И про голубой бы отрез забыла? Нет, теперь не такие времена. Тогда одно было, тогда душа в душу жили. Тогда товарищами за руку на борьбу вместе шли… Теперь каждый сам по себе… Что вместе-то держало? Сердце. А если Владимир и сердце отнял? Что осталось? Как же простить-то? Как же забыть?… Тут не забудешь… Тут не примиришься!.. Горе-то, горе какое…