Дастур ал-Мулук (Назидание государям) - Ходжа Самандар Термези
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стихи
О небо, сегодня ты обрушило на мир такое смятение,
Твой огонь упал в душу, ты бросил в душу огонь,
Садовник взрастил кипарис с сотнями трудностей,
/Та 121/ А ты бросил [его] на черную землю, словно ветку иудина дерева[199].
Когда эта печальная весть, это чрезвычайно горестное известие дошло до бодрствующего слуха жителей Мавераннахра, [у которых еще не зажили] старые раны от пламени огня разлуки [с ханом, которые] испытывали горечь от дыма, [исходящего] из кельи огорчения, потоки [слез] скорби побежали из [их] глаз, дым смятения поднялся к их мозгу. Известно, что, если дым идет от огня горести, он иссушает мозг, вызывает слезы на глазах. Но что же делать, ведь она (т. е. судьба) |Л 167б| превращает в прах Дария[200] и делает на этом свете Двурогого[201] (Александра Македонского) нуждающимся, и это она — возмутившая степь Кербела[202], убившая имама Хусейна, сына прекрасной Фатимы[203], да будет доволен ими обоими Аллах! В конечном счете приговор каждому человеку она завершит словом ”конец”. Каждый человек отведает из рук виночерпия смертного часа чудодейственный [напиток в] чаше, [на которой начертано:] /Та 122/ ”всякая душа вкушает смерть”[204].
По этому случаю его святейшество Мухаммед Бакир-ходжа Джуйбари, ведущий происхождение от Али, восседающий на троне величия и счастья [ходжей], сочинил в виде элегии и хронограммы несколько бейтов, выражающих скорбь и печаль, вызывающих слезы, [что является] плодом его поэтической натуры и творением его чудесного дарования.
Хронограмма
Великий хан Абд ал-Азиз,
Бесподобный шах, впоследствии прославившийся [тем, что]
Удостоился чести [увидеть] Ясриб[205] и Бетху[206]
По милости бога Творца.
Неожиданно по божьему предопределению
Душа его вознеслась до небесного трона,
[Словно] солнце скрылось в сердце земли |Т 36б|
И обрело покой по соседству с посланником бога.
Какую же неблагодарность проявил хан-паломник,
Что поднялся дым [горя] из сердец [его] искренних друзей!
Жаль, что по дарованию и по мягкости
Нет в мире такого человека, как он.
Дата [смерти] государя, величественного, как Джам, [содержится в стихе]:
Однажды ночью Бакир не мог преодолеть беспокойства,
Утром до слуха донесся крик: /Та 123/ ”Скончался шах Абд ал-Азиз”[207].
Следующее прекрасное кыт'а также является его (т. е. Мухаммеда Бакир-ходжи) произведением.
Кыт'а
Когда из Мохи вознесся [слух] до райских садов,
Что [скончался] шах, прах из-под ног которого был тутией[208],
Тогда дату смерти этого великого государя
Некий небесный голос возгласил: ”Скажи: умерший в Мохе”[209]. |Т 168а|
Аллах знает лучше.
Раздел второй — о событиях, которые произошли в тысяча девяносто шестом году
Когда великодушный хан, наследник владений, [подобных владениям] Джама, счастливый могущественный государь сеид Субхан-Кули Мухаммед бахадур-хан украсил трон власти над Мавераннахром блеском своей благословенной особы, он раскрыл врата справедливости и благотворительности перед обиженными судьбой. Управление подобным раю Самаркандом он пожаловал Ходжа-Кули-бию утарджи, а тот вместо [проявления] верности его величеству сошел /Та 124/ с истинного пути преданности [хану], прибыл на стоянку возмущения и мятежа. Надеясь на многочисленность племени хытай, он избрал неверный путь и отвернулся от кыблы покорности [хану]. Поражаешься поступку [этого] подлого неблагодарного [человека]: когда он добрался до источника милости его величества, он замутил [этот] источник благожелательства. Когда он возвысился благодаря силе величайшего хакана, подобной [горе] Каф, он зажег огонь мятежа. По невежеству, выказав неблагодарность [хану], он выступил из |Т 37а| додобного раю Самарканда и вошел в крепость Касан[210].
Его величество величайший хакан по [присущей ему] исключительной мягкости и терпеливости вызвал его [к себе], послав через бедняка (т. е. автора) письмо с выражением благосклонности. Бедняк, подобно саламандре, накалив свой язык в огне доброжелательства [к хану], /Та 125/ добрым советом и всякого рода обещаниями легко вывел его из крепости Касан и |Л 168б| привел до местности Ходжа-Мубарек[211]. Однако несколько мятежников письмом и известием, содержащим угрозу, усилили огонь в горне мятежа ходжи-беглеца. Когда до слуха великого и славного [хана] дошло известие о его отступлении, он вторично послал за ним бедняка, [на этот раз] вместе с Ходжам-берди шигаулом кыпчаком, который являл собой образец [человека], лаконичного в речи. Названный шигаул, подробно рассказав о справедливом обхождении его величества, напоил его щербетом исцеления от недуга его сомнений. Этот безнравственный, неблагоразумный [человек] поступил по-иному, логику слов шигаула он не допустил [даже] до края своего сердца, пропитанного злом. По возвращении из местности Ходжа-Мубарек, тот злосчастный [Ходжа-Кули] собрал некоторое число /Та 126/ распутных бродяг. Эти алчные, [сжигаемые] огнем злобы, протянули руки насилия и притеснения к имуществу каршинских мусульман, стопами мятежа сошли с пути повиновения [хану]. Наконец, вражда его (т. е. Ходжа-Кули) дошла до того, что он был на приеме у ургенджца [Ануша-хана и уговорил его] выступить из Хорезма. Неопытный хорезмиец, воспылав желанием [овладеть] Бухарой, послушав его (Ходжа-Кули) слова, избрал путь мятежа. Он не |Т 37б| испытал того, что заключено в следующем изречении, которое произносят [в стихах].
Стихи
Войско, которое восстает против [своего] эмира,
Если можешь, не нанимай на службу; |Л 169а|
Оно не было признательным своему предводителю,
Точно так же оно не будет признательным и тебе[212].
Словом, после того, как стало известно о [походе] Ануша-хана, один из слуг его величества[213], которому было передано управление Самаркандом после ухода Ходжа-Кули-бия, /Та 127/ услышав об этом событии, выступил против врага. Еще до сближения двух войск и до вспышки огня сражения много состоятельного и бедного [народа][214] перешло на сторону хорезмийцев[215].
При этих обстоятельствах Гаиб Назар-бий сарай, Джани-бек туксаба[216], Шир Гази-бий дадха[217] с отрядом воинственных мужей выступили на конях. Несколько слуг могущественного царского двора и вельможи прекрасного царского дворца вместе с Яйлак кушбеги[218], высказав желание воевать с противником, получили разрешение [хана]. Названный кушбеги от желания напасть на наглого врага пришел в возбуждение, уподобившись сильно разъяренному леопарду.
По прибытии отважных мужей на окраины Аксача войска
