Вулканы, любовь и прочие бедствия - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин

Да что она себе позволяет?! Кем, черт возьми, себя возомнила?!

Затем возвращаюсь в кабинет.

Старая мебель и пейзажи из папиной квартиры, обветшавший диван и кресла из потрескавшейся зеленой кожи, его письменный стол, громоздкий и тяжелый, как рояль; темные глубокие книжные полки, полные давным-давно устаревших научных трудов, которые у меня не поднимается рука выкинуть, пухлых фолиантов в мягких кожаных переплетах, приятно пахнущих типографской краской и пылью, с папиными отпечатками пальцев. Сентиментальность, и ничего более, она никак не подходит для шикарной комнаты-солярия, спроектированной для того, чтобы в ней наслаждались простором и видом на озеро Эдлидаватн, лес Хейдмёрк и полуостров Рейкьянес, лучше всего — попивая коктейль с мартини, лежа на минималистичной итальянской кушетке. А я вместо этого набила ее всяким барахлом, тут и шкафы для бумаг, и старый, видавший виды глобус, который можно открывать и использовать как минибар, но я держу в нем только маленький электрический чайник и пачку моего любимого «Twinings Earl Grey» на случай, если слишком увлекусь работой, чтобы бежать через весь дом и готовить себе чай на кухне.

* * *

— Дизайнер приходила? — спрашивает муж после ужина. — Она же сегодня должна была прийти.

— Нет, у нее не получилось, — отвечаю я. — И по-моему, нам этот дизайнер не подходит.

— Да? Ну ладно, тебе решать, — говорит он и начинает расставлять тарелки в посудомоечной машине. — У нас и так красиво, нет смысла менять что-то просто так.

— Да, — соглашаюсь я. — У нас дом в отличном состоянии, ничего не нужно менять.

Сама не понимаю, почему не рассказала ему о случившемся днем, об этой грубой бестактной женщине. Я же не привыкла его обманывать, но сейчас словно стыжусь. Как будто наш разговор с дизайнером — это грязная тайна. Я качаю головой, убирая со стола, выжимаю тряпку, протираю. На кухонном столе — обесцвеченный волосок, и я незаметно выкидываю его в мусорное ведро.

Починка трещин снизу

На полуострове Рейкьянес чередуются периоды извержений и движения земной коры в роях трещин, курсом на северо-восток и юго-восток, и периоды землетрясений с активностью в трещинах протяженностью север — юг. В последний период извержения вулканическая активность перемещалась между вулканическими системами с интервалом в 30–150 лет. Вулканическая активность характеризуется трещинными извержениями, продолжающимися несколько лет, но между ними бывают перерывы. Волны извержений такого рода по-исландски называются «огнями» (eldar). Кристьяун Саймундссон, Магнус Сигургейрссон. Полуостров Рейкьянес. Вулканы Исландии

На самом деле нам ничегошеньки не известно. Мы можем выдвинуть сотню различных предположений, каждое из них обосновать научными аргументами и геологическими фактами, но абсолютно не в состоянии сделать прогноз на следующие недели, месяцы или годы. Извержение Кедлингарбаус — одиночное изолированное событие, как вообще подводные извержения на хребте Рейкьянес в последнее время, или же предвестие нового периода последовательных извержений на полуострове? Свидетельствует ли сейсмоактивность у гор Торбьёрн и Фаградальсфьядль о том, что начали просыпаться другие вулканические системы, одна за другой, по всему полуострову по направлению на северо-восток, в то время как литосферные плиты разъезжаются, словно у земной коры расстегивается молния? А может, это все происходит из-за смены температуры земли? Мы не знаем.

— Вы используете бомбы в своих исследованиях?

Милан произносит это таким тоном, словно спрашивает, не налить ли мне молока в кофе. Джип переваливается через неровности колеи, словно гигантское насекомое, я говорю как заведенная, в то же время высматривая столбики, выглядывающие из пепла, и иногда мне даже приходится останавливаться или сдавать назад, чтобы не выехать за колею и не посадить машину в расщелину. Он совершенно спокойно сидит рядом со мной и слушает, ничем не выдавая скептического отношения к моей манере езды, и я ему благодарна: обычно мои коллеги-мужчины мертвой хваткой вцепляются в дверную ручку и судорожно давят на воображаемую педаль тормоза с пассажирской стороны, когда я веду машину по этому бездорожью.

— Редко, — отвечаю я, включаю заднюю передачу и вытаскиваю одно переднее колесо из ямы, а потом мы ползем дальше. — Метод отраженных волн в основном используется для изучения строения земной коры, он не подходит для выявления того, как изменяется, поднимается и опускается земля. И он слишком дорогой и громоздкий, так что мы обычно используем другие методы. У Метеоцентра сейчас очень хорошая сеть сейсмографов, как ты и сам знаешь, а еще нам каждую неделю посылают новые спутниковые снимки интерферометрических радаров. И конечно, у нас есть измерения GPS. Только все эти привычные способы не дали нужного результата, потому что слой пепла, оставшийся после извержения Кедлингарбаус, искажает показания.

— Тогда что же мы здесь делаем?

— С нового года земля здесь поднялась на двадцать сантиметров, одновременно опустившись на несколько километров к западу. У Центра энергетики есть гипотеза, что все эти изменения произошли вовсе не из-за подъема магмы, а из-за увеличения давления по причине смены фаз в закачиваемой жидкости в Свартсенги и Хедлисхейди.

— Что?

— В этом учреждении считают, что деформация и землетрясения происходят не из-за движения магмы, а из-за изменения температуры земли из-за электростанций на юго-западной оконечности. А Йоуханн Рурикссон хочет это опровергнуть, взорвав несколько небольших напластований и замерив отраженные волны. Этот метод старомодный и косвенный, но на этой стадии нам нельзя исключать ничего. А мне кажется, что за ним лучше проследить, когда он достанет динамит.

В это время года склоны у озера Дьюпаватн обычно вовсю зеленеют, долина Мьоухаульсдаль — зеленая моховина в вулканической пустыне, но нынешним летом все не так. Полуостров Рейкьянес стал выжженным пепелищем, горы торчат, как гнилые зубы; кажется, единственные растения, выдержавшие пеплопад, — отдельные люпины, тянущие свои фиолетовые стрелки к небу. А оно на картах в прогнозе погоды безоблачное, на самом же деле солнца не видать, юго-западный ветер взвихряет мелкие частицы пепла и заволакивает землю серой вуалью; этот пепел везде: в волосах, в глазах и ноздрях, он просачивается сквозь желобки на ветровых стеклах, сквозь молнии на наших мембранных комбинезонах, мне под бюстгальтер — и кожа краснеет и опухает, словно от шершавых поцелуев.

Джип пробирается по черной колее, и вот мы подъезжаем к времянке, которую Геологический институт возвел, чтобы укрыть свое оборудование, — к маленькому оранжевому, нелепо веселому домику, который возвышается на холме и смотрит на озеро и гору Трёдладингья на севере и отрог Свейплюхаульс на юго-востоке. Группа людей в желтых жилетах столпилась на равнине к северу от холма, их белые каски сияют в черноте, как лампочки. Я припарковываю джип у домика, и мы выходим, закрываем лицо респираторами, надеваем желтые жилеты и обязательные по закону каски.

Когда мы приближаемся, техники не поднимают глаз, а сосредоточенно смотрят в ущелье, где Йоуханнес прилаживает в трещине отрезок трубы. Увидев нас, он усмехается:

— Ух ты, гости дорогие припожаловали! Делегация от самого Научного совета! Вы вовремя успели к столу: мы как раз последний коктейль смешиваем!

Он достает из сумки, стоящей поблизости, красный цилиндр и роняет его в трубу, поднимается от трещины и, вскарабкавшись на край, стряхивает с рук пепел и закуривает сигарету.

— Сейчас начнется… — порыкивает он сквозь бороду.

Домик битком набит компьютерами и измерительными приборами, мы занимаем место у монитора и ждем, пока Йоуханнес предупредит дежурных в Метеоцентре, а один из техников принимается отсоединять пробки.

— Ну, сейчас она у нас запоет, — говорит Йоуханнес, открывая программу, отмечает точки на компьютерной карте и нажимает Enter. Мы прислушиваемся, издалека доносится приглушенный гром, похожий на урчание в животе из соседней комнаты.