Вулканы, любовь и прочие бедствия - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин

Примериваю его перед зеркалом: оно великолепно сидит на мне, подходит женщине моего возраста и социального положения. Действительно, я очень довольна!

Пояснительная статья V

Геологическое недоразумение

и вереск и мох

сгорают

в мифическом огне

Маттиас Йоханнесен. Борьба с горой

Мы живем в просвещенную эпоху, у нас есть то преимущество, что к нашим услугам научные методы, способствующие пониманию явлений, которые раньше были совершенно непостижимы. Предкам приходилось прибегать к приметам и суевериям, чтобы хоть как-то попытаться разрешить загадки, которые предлагал им мир, — о ходе светил, смене времен года, жизни и смерти.

Силы земли не исключение, они были многолики, имели множество имен. Тифон — многоголовый бог бури, который ворочался в глубинах и вызывал землетрясения; бог Вулкан разжигал огонь в Этне и Везувии, и римляне бросали в пламя живых животных и даже детей, чтобы он не вырвался в мир и не уничтожил его. У Платона есть описание огненной реки Пирифлегетон, которая течет по коридорам в земных недрах и иногда вытекает на поверхность; Пе́ле создала Гавайские острова и защитила их от неистовства моря и ветров. Обычно я на такую чепуху внимания не обращаю, и все же не могу перестать завидовать жителям вулканических островов Тихоокеанского хребта, что у них есть эта красивая могущественная огненная богиня с черными лавовыми канатами, раскинувшимися по плечам, словно косы, и пылающим цветочным венком на лбу. А еще они понимали творящую силу огня и его борьбу против выветривания: Пеле постоянно воюет со своими сестрами — морем, ветрами и снегом. По сравнению с этим те мифологические объяснения, которые сложились у нас, на разломе литосферных плит, на другом конце земного шара, не особенно убедительны. Великан Сурт сторожил пламя в царстве Муспельхейм с горящим мечом, словно такое царство вообще нуждается в какой-то защите, и земля содрогалась, когда на лицо Локи капал змеиный яд… Сказки о чудесах, принесенные с континента, где землетрясения и извержения были в диковинку.

Но наш народ получает от меня плюс за то, что он, судя по всему, с самого начала решил наплевать на мифы и относился к извержениям с ледяным реализмом. Они то появлялись, то исчезали, по двадцать-тридцать раз за век, выдували столбы черного дыма, насылали на селения тучи пепла и ледниковые потопы, опустошали плодородные края, воздвигали новые горы и острова, убивали овец и лошадей. Народ вздыхал и вытряхивал из волос песок, находил для новых деталей ландшафта подходящие названия, а потом продолжал будничные занятия: пасти овец, ловить рыбу, прясть и ткать, слагать висы, бороться за существования. Извержения редко мифологизировались, большая их часть была далеко от человеческого жилья, а самые интенсивные просто-напросто относили к прочим орудиям Господа Бога для наказания своих грешных детей, так что они сливались с другими бедствиями, зимними бескормицами и повальными болезнями.

Тут прибежал человек и сказал, что в Эльфусе началось извержение и лава вот-вот потечет на хутор годи Тородда.

Тогда язычники заговорили: «Неудивительно, что боги разгневались на такие речи».

На это Снорри годи сказал: «А на что тогда гневались боги, когда текла та застывшая лава, на которой мы стоим сейчас?»[22]

Это рассказ о крещении Исландии всегда казался мне на удивление современным. Я так и вижу Снорри годи, одетого в зимнюю куртку, как он хмурит брови, глядя на этих недоумков сквозь свои большие очки, качает головой и выбивает трубку: мол, этого еще вздора не хватало! Снорри стоял на лаве возрастом в восемьсот лет и кривил губы над суеверием; сто тридцать лет назад его предки переплыли океан и заняли землю на этом острове, который на самом деле не суша, а океанское дно, поднявшееся из пучины: ее сформировал горячий столб магмы на разломе литосферных плит: век за веком, извержение за извержением. Так что в строгом смысле Исландия не суша, а геологическое недоразумение, она возникла в результате случайности и продолжает формироваться, пока этот столб струится под нее из земной мантии, подобно тому как столб пара поднимается из вентиляционной решетки в заграничном мегаполисе и поднимает подол летнего платья у женщины, шагающей через эту решетку на тротуаре. Исландия — это вздутие юбки в тот момент, когда она вздымается вверх — за секунду до того, как женщина судорожно вдохнет и придержит подол.

Именно так это все и происходит, только гораздо медленнее.

Нет ничего прекраснее красивой женщины, которая молчит

Вода начинает высвобождаться из талого льда, когда понижается давление, его объем многократно увеличивается, и он превращается в пену, подобно тому как пенится шампанское, когда откупоривают бутылку (разумеется, в том случае высвобождается диоксид углерода (СО2), а не водяной пар). Фрейстейн Сигмундссон, Магнус Туми Гвюдмундссон, Сигурд Стейнторссон. Внутреннее строение вулканов. Вулканические катастрофы

Лето ветреное, сырое, пыль пристает к машинам и оконным стеклам, дети сморкаются черным, придя домой под вечер. Пепел летит по улицам и дворам, затеняет свет серым фильтром, небо бледное, бесцветное. Мы все надеемся, что пойдет дождь, теплые струи смоют серость и тоску прочь, снова проявят мир в цвете.

Нам не помешает немного развеяться, и в конце июня Йоуханнес Рурикссон, профессор вулканологии, мой коллега, соперник и друг, отмечает свое шестидесятилетие с помпой и роскошью, с оркестром и открытым баром, двумястами приглашенными в палатке во дворе.

Мы опоздали: Кристинна задержали на работе, и я жду его дома, крася ногти кораллово-розовым лаком и смешивая себе джин с тоником. Во мне бурлит странная суетливость, я переодеваюсь из светло-серого рубахи-платья в брюки и куртку, подкрашиваю глаза, снова переодеваюсь в платье, барабаню пальцами по кухонному столу и шлю ему сообщение: «Ты скоро?»

«Уже еду», — отвечает он, а сам приезжает через полчаса, вспотевший от стресса.

— Прости, дорогая, собрание затянулось. Крупный клиент, важный для нашей фирмы.

Он переменяет рубашку, надевает синий костюм, я смотрю, как он собирается. Время прошлось по моему мужу мягкими руками, волосы слегка поредели, в ухоженной бороде проглядывают отдельные седые волоски, но это только украшает его. Высокий, широкоплечий, обветрившийся от прогулок на велосипеде и на лыжах; пивного брюшка нет, нос от вина не покраснел; одежда и обувь свидетельствуют о немалых доходах, изысканном вкусе. Он устал после трудового дня и вздыхает, проводя пальцами по волосам.

— Тебе не нужно идти со мной, — предлагаю я. — Если хочешь провести сегодня вечер в покое, вполне могу пойти туда одна.

— А мне хочется пойти, — говорит он. — Мне хочется быть с тобой. Четыре месяца почти не виделись.

— Ты вернешься домой до полуночи, как в прошлый раз?

— Прекрати! Конечно, нет!

Он целует меня в щеку, смеряет меня взглядом, заглядывает в глаза.

— Какая ты нарядная! Такси вызвать?

Я киваю, улыбаюсь, мне не терпится.

Когда мы приходим, уже начались речи, гости уже захмелели, раскаты смеха заглушают ораторов, распорядитель праздника объявляет короткий перерыв. Вечер тихий, рябины стоят в цвету, сквозь слой пепла пробилась трава, и каблуки утопают в мягкой почве. Я тихонько браню себя за то, что не надела более подходящую обувь: женщине моего возраста пора бы и знать, что на исландские пирушки во дворе в туфлях не ходят.

Кладу подарок на стол, для этого, очевидно, и предназначенный. Это здорово, что мне удалось раздобыть экземпляр «Духа времени и топонимов в округе Миватнссвейт» в красивом кожаном переплете, книга издана 200 экземплярами в двадцатые годы прошлого века, и ее практически невозможно нигде достать: для старого уроженца Тингэйярсислы это идеальный подарок.