Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал - Франсин Хирш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому времени Потсдамская конференция частично разрешила вопрос о репарациях, чем сняла одно из главных препятствий для МВТ. Главы союзных стран отказались от попыток выработать общий подход к этой проблеме и договорились, чтобы каждая из четырех держав взимала репарации со своей оккупационной зоны так, как сочтет нужным, – чем, собственно, СССР и так уже занимался. Сталин также гарантировал обмен немецких станков и другого капитального оборудования из британской и американской зон на продовольствие, уголь и прочее сырье из советской зоны. Так называемое Потсдамское соглашение не упоминало прямо трудовых репараций, чем устраняло один из источников беспокойства Джексона. Но советские руководители интерпретировали это соглашение как разрешение действовать по-своему[246].
Теперь СССР уже не нуждался в санкции со стороны международного трибунала, позволившей бы требовать репараций с Германии. Но Сталин по-прежнему полагал, что участие в нем очень полезно. Трибунал даст Советскому Союзу возможность занять место среди послевоенных великих держав и показать миру, какие жертвы он понес ради победы. 2 августа, в заключительный день Потсдамской конференции, Сталин, Трумэн и Эттли вновь подтвердили намерение подвергнуть главных военных преступников «скорому и верному суду» и выразили надежду, что лондонские переговоры приведут к заключению договора по этому вопросу. По настоянию Сталина лидеры пообещали опубликовать список главных подсудимых-нацистов до 1 сентября[247].
Сталин в Потсдаме дал ясно понять, что поддерживает проект МВТ, и, когда переговоры в Лондоне возобновились, Никитченко и Трайнин стали гораздо уступчивее. Лейбористское правительство Эттли назначило британским делегатом лорд-канцлера Уильяма Джоуитта на смену черчиллевскому назначенцу Максуэлл-Файфу. Джоуитт умело посредничал между Никитченко и Джексоном, и делегаты достигли консенсуса по основным пунктам разногласий, включая формулировки статьи 6. Американцы и британцы были удовлетворены таким поворотом событий: Джексон злорадствовал в дневнике, что советские представители «заглотили нашу наживку со всеми потрохами»[248].
Истина была сложнее, потому что советская сторона тоже получила большую часть желаемого. Никитченко согласился, чтобы «первые судебные процессы» в рамках международного трибунала прошли в Нюрнберге, но продолжал настаивать на том, что постоянной штаб-квартирой трибунала должен был служить Берлин. В этом случае советские власти пользовались бы престижем, принимая на своей оккупационной территории трибунал, избегая при этом трат на снабжение самих судебных процессов. Никитченко больше не настаивал на поправке, по которой «агрессивная война» считалась бы преступной лишь тогда, когда ее вели европейские страны Оси, – но только потому, что Москва сочла приемлемым четкое ограничение юрисдикции МВТ военными преступлениями этих стран[249]. По мнению советских руководителей, это предотвратило бы превращение суда во всеобщий хаос. Джексон добивался, чтобы вместо термина «агрессия» использовалось «преступление войны», но по предложению Джоуитта и в виде уступки советской стороне его заменили в статье 6 термином «преступления против мира», предложенным ранее Трайниным[250]. Другим спорным вопросом в течение последних двух месяцев была экстрадиция. Делегаты договорились, что они предпримут необходимые шаги для выдачи на суд МВТ главных военных преступников из своих стран и попытаются добиться экстрадиции тех, кто нашел убежище в других государствах[251].
В конечном счете все четыре делегации сделали уступки. Джексон больше не настаивал на том, чтобы дать дефиницию «агрессии», и, по крайней мере на время, оставил надежду повлиять на международное право Уставом МВТ. Гро согласился на несколько выхолощенную версию «преступлений против мирных жителей», которые по предложению Джексона переименовали в «преступления против человечности» (этот термин предложил в ходе прений КОНВП американский юрист Герберт Пелл, эту же формулировку предпочитал влиятельный польско-британский юрист Герш Лаутерпахт), но ограничили область ее применения преступлениями, «совершенными во исполнение или в связи с другими преступлениями в рамках юрисдикции настоящего Трибунала». На практике это означало, что данное обвинение покрывает лишь преступления, совершенные от имени государства-агрессора в связи с планированием или ведением агрессивной войны[252]. Наконец, британцы отказались от своей идеи приговора по внесудебному указу[253].
8 августа в Черч-Хаусе закрылась Лондонская конференция. В 11 утра перед небольшой группой журналистов и фотографов состоялась церемония подписания Лондонского соглашения и Устава МВТ в Нюрнберге. Объявили, что Никитченко будет главным советским обвинителем, а Гро – заместителем пока еще не назначенного представителя Франции[254]. Этим представителем суждено было стать Франсуа де Ментону, бывшему министру юстиции и тогдашнему генеральному прокурору нового французского правительства – он только что руководил судебными процессами против главных деятелей режима Виши. Публика давно знала, что главным американским обвинителем будет Джексон. Представители Британии еще не были названы, но скоро стало известно, что главным обвинителем будет сэр Хартли Шоукросс, а его заместителем – Максуэлл-Файф.
13 августа Вышинский сообщил Молотову, что Комитет главных обвинителей (бывший Следственный комитет) в течение недели начнет в Лондоне работать над обвинительным заключением, и попросил его подобрать в помощь Никитченко четырех помощников обвинителя, двух машинисток, стенографиста и двух переводчиков с английского и немецкого[255]. Советские руководители также всерьез задумались о том, кого они могли бы включить в список подсудимых Нюрнбергского трибунала. В советских тюрьмах не было заключенных ранга Геринга и Риббентропа – большинство главных нацистов сдались американцам. Вышинский и Молотов обсудили главных немецких военных преступников, находившихся под стражей в СССР, и остановились на списке из пяти имен: фельдмаршал Фердинанд Шёрнер, вице-адмирал Ханс-Эрих Фосс, генерал-лейтенант Райнер Штаэль, бывший немецкий посол в Болгарии Адольф Бекерле и замминистра пропаганды Ханс Фриче (бывший с Гитлером в бункере в его последние дни). 20 августа Вышинский отправил этот список главе НКВД Лаврентию Берии. Тот не отвечал больше недели. Выдать заключенных МВТ означало выпустить их из-под контроля НКВД[256].
В Лондоне Комитет главных обвинителей приступил к составлению окончательного списка подсудимых. На заседании 23 августа обвинители согласились, что 28 августа список нужно будет сообщить прессе, так что к 1 сентября его успеют опубликовать (1 сентября было крайним сроком, на котором Сталин настоял в Потсдаме)[257]. Никитченко все еще не получил известий из Москвы. 27 августа Берия наконец сообщил Молотову, что пять заключенных нацистов могут быть выданы международному трибуналу. Он также составил список из еще девяти военачальников, которые сидели в советских тюрьмах и, по мнению НКВД, могли быть включены в список подсудимых. Среди них были генерал-лейтенант Вилли Мозер, гроссадмирал Эрих Редер и обергруппенфюрер СС Фридрих Йекельн (руководивший массовыми убийствами евреев в Украине и в других частях СССР). Затем Берия выставил условие для включения любых заключенных в состав подсудимых
