Хранитель истории - Тэффи Нотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказала сначала о сиротке Вере, которая осталась без единой родной души на этом свете, с которой так немилостиво обошлась судьба и родная тётка. Потом о своём преступление, о прибытии в Петербург, неприятном происшествии в подворотне и так вплоть до дома губернатора. Доктор подтвердил мои слова начиная от синяков, заканчивая тем фактом, что он лично вправлял мне руку.
– Теперь я хотя бы знаю, как вы познакомились. – Усмехнулся Голицын, но было видно, что взгляд его крайне серьёзен.
И лишь после этого я поведала выдуманную историю о японце, который, якобы жил у нас в поместье. Скромно добавив:
– Если я смогу быть полезной в подготовке к Вашей миссии, Сергей Александрович, то я в Вашем распоряжении.
За столом повисло неловкое молчание. Иванов не знал, что ещё добавить к моему рассказу, а графи, видимо, размышлял над моими словами. Он в задумчивости водил пальцами по ручке своей чашки, а я с замиранием сердца ждала его ответа. Теперь я взаправду доверяла свою жизнь этому человеку.
– Вера Павловна, Вы сделаете меня должником до конца жизни, если сможете поведать, всё, что знаете. Но я готов быть им. – И Голицын, чуть приподняв голову, улыбнулся мне. Зелёные глаза сверкнули в отблеске свечей. Я не могла взгляда оторвать от этого взгляда, завораживающего по-змеиному.
О блюдца громко ударилась ложка. Я вздрогнула, вспоминая, что Роман Гавриилович всё ещё тут, и быстро отвела взгляд в сторону.
Мы проговорили втроём до поздней ночи. Я поведала пару историй, которые смогла на ходу вспомнить. Все они были старыми японскими сказками, которые вполне могли зайти за те, что рассказывают детям на ночь. Но на первый раз этого было достаточно. Сегодня стоило обдумать, что именно из японского быта я бы могла рассказать Голицыну, чтобы это было менее подозрительно.
Тем временем близился день приёма у императора. Теперь днём я была целиком погружена в музыку. То, что я собралась играть перед взыскательной публикой было странной смесью известных произведений и моей собственной импровизации, старательно записанной на бумаге. На мой вкус, выходило весьма недурно. За обедом Голицын воспретил мне что-либо о делах, подождав до вечера. Он, совершенно воодушевлённый вчерашним разговором, вбил себе в голову, что раз уж Иванов и так знает многое, обязан выслушать все мои истории.
– Он человек разумный. Полагаю, что он сможет дать нам пару дельных советов на этот предмет. – Конечно, мне польстило это волшебное «нам». Но, кроме того, мне просто казалось, что граф, игнорируемый большей частью петербургского общества, просто соскучился по человеческому общению.
Но вечером доктор не явился на ужин. Мы ждали Романа Гаврииловича до последнего, но всё же начали без него. Вздрагивали на каждый шорох и шум за окном, но Иванов так и не показался. Голицын заметно погрустнел и тихо поведал:
– Знаете, Вера Павловна, почему у меня здесь эдакая берлога? – Я чуть подивилась такой чудной формулировке, но лишь вежливо спросила: почему же? – Потому что я, как правило, бываю в Петербурге от силы пару месяцев в году. Если бы не просьба императора, уже давно бы уехал домой.
Ах, вот оно что! А я всё гадала, отчего педантичный Голицын, который не допускал в своей одежде небрежности, в галстуках носил огромные драгоценные камни, не мог нанять больше прислуги для присмотра за поместьем. Кроме нескольких комнат, в которых мы чаще всего бываем, все остальные стоят пустыми, мебель печально сгружена к стенам и накрыта простынями. Библиотека, столовая, музыкальная гостиная были словно островками жизни в этом заброшенном доме. Не говоря уже про запущенный сад.
– Моё сердце покоится в Москве. Там мой дом, моя усадьба, парк, пруд и рядом лес. Вы бы видели, Вера Павловна, как там красиво по весне! Сад в цвету, пробивается свежая зелень. Отдельная моя гордость – конный двор. Там мои орловские рысаки, на них съезжается посмотреть вся Москва. Там у меня оранжереи, английский парк, а нынче весной взялся я за разбитие французского уголка. – Голицын говорил об этом с такой теплотой, что мне тут же захотелось погулять по его саду и хотя бы одним глазком взглянуть на поместье. – Обещайте, когда я вернусь, Вы поедете туда со мной. – Неожиданно граф взял меня за руку, сжимая пальцы.
– Непременно. – Боюсь, улыбка моя вышла несколько печальной.
Глава 11
Дуняша демонстративно оставила передо мной открытый сундук, а сама вышла, не вымолвив ни слова в знак протеста. Очевидно, горничная была на стороне своей хозяйки. Но я была даже рада. Наконец, смогла дать волю слезам, впихивая как попало в небольшой сундук пожитки, которыми успела обрасти. Я злилась на глупую, как валенок генеральшу, на Толстого, который не смог сказать слова против, даже на Иванова, который так не вовремя решил появиться в саду.
К концу своих нехитрых сборов я даже была рада, что уезжаю из дворца. Главное, чтобы Сергей Александрович после сегодняшнего разговора за обедом, в котором он недвусмысленно дал понять, как относится ко мне, не выставил меня за дверь. Причин, чтобы оставить меня у себя, у него не было, а ночевать на улице с пятью заработанными на занятиях рублями в кармане совсем не хотелось. Предположим, я бы могла на них снять комнату на постоялом дворе, но что делать, когда деньги кончатся? О приёме во дворце можно забыть. Сил на то, чтобы вновь играть перформанс «Сиротка из провинции» теперь перед Голицыным у меня не было совершенно.
Провожать меня никто не вышел. Родители были у постели сына, Иванов успел уехать, слуги обходили меня стороной. В дверях я наткнулась на спешащего на вызов доктора. Одна из служанок с поклоном приняла у него шляпу и трость. Взгляд белёсых глаз врача скользнул по мне без интереса. Только задержался на мгновение на грязном платье, которое я так и не переодела. И я вышла в ночь, таща за собой чёртов сундук, чувствуя, как начинает ныть вывихнутая рука.
– Батюшки, Вера Павловна! – Дверь мне открыла Аглая, всплеснула руками. Быстро смекнула что к чему и побежала звать хозяина. Я пнула сундук и вошла следом в тёплый холл. Удивительно, каким родным здесь
