Большие Надежды (СИ) - Оськина Варвара

– Пойдём, – прошептала она. – Тебе надо отвлечься.

Хант в последний раз взглянул на тёмный Город, прежде чем отвернулся и направился вглубь тонувших в полутьме комнат.

Глава 4

Есть такие типы людей, которым лучше никогда не встречаться друг с другом. Любой их разговор, совместное действие или один лишь неуместно брошенный взгляд способен либо убить их самих, либо всё живое вокруг. Мы с Алексом оказались именно этой породы. Живое и мёртвое. Глава Карательной службы и подающий надежды генетик. Чёрный доспех и белый халат. Шахматная партия, которая привела к катастрофе.

Должна сказать, я повела себя малодушно. Нет, тогда мне казалось, что это решение было верным, ведь во мне кипел энтузиазм учёного. Но, увы, я не предусмотрела главное – тот самый выпестованный эволюцией человеческий фактор, который оказался сильнее любой науки. Именно он повлёк за собой цепочку других трусливых поступков, о чём я буду сожалеть вечно.

Я не сказала Алексу. Он ни о чём не догадывался, и я не понимаю, как мне удавалось так долго скрывать от него своё положение. Возможно, не поддайся он чрезмерным амбициям, не займи кресло Канцлера, и всё вышло бы по-другому. Я была обижена и, конечно, зла, но… Но как и для любого Карателя, Город всегда был для Алекса превыше всего, ну а для меня… Для меня мой ребёнок внезапно оказался центром всего мироздания, которое рухнуло и разбилось в тот день, когда Верховный Канцлер Алекс Росс обо всём догадался.

Дневник Руфь Мессерер

Холодные гулкие тоннели, по которым мчались несколько квадроглиссов, становились всё уже и теснее. Они петляли и пересекались между собой, как хорошо продуманный лабиринт, и если не знать дороги, то здесь можно было провести целую вечность без шанса выбраться на поверхность. Когда-то это было чем-то вроде метро с сетью подземных переходов. Теперь это был тайный город. Старые каменные своды нависали так низко, что слабый свет фар без труда освещал потрескавшиеся цементные стены и потолок. И местами ещё даже оставались ржавые рельсы, которые в своё время не успели убрать и переплавить. Теперь на них то и дело подпрыгивал глисс.

Давным-давно именно здесь прятались люди. Они жили в нишах и тупиках, что уходили вниз на глубину нескольких сотен метров, и в своих исследовательских путешествиях члены Сопротивления несколько раз натыкалась на чьи-то тряпки, подобие мебели и даже кости. После катастрофы оставшиеся в живых ушли под землю – естественную защиту от того, что они натворили. Через несколько лет, конечно, не выдержав, вернулись обратно. Создали Город, построили Щит и, на первый взгляд, идеальное общество, но потом что-то случилось.

Вероятно, это копилось с первого дня, а может, просто оказалось чей-то причудой, или в том действительно была необходимость. Доподлинно уже никто не знал. Но со временем мысль стала идеей, идея – стремлением, стремление – целью, а цель – инъекцией «Милосердия». Тем прекрасным и нежным паралитическим ядом, что помогал умереть без боли, страха и сожалений. Человечество всегда боялось смерти. Это был тот эволюционный базис, который миллионы лет считался незыблемым, пока в один момент вдруг не оказалось, что твоя жизнь – чья-то смерть. Теперь в Городе рождались и умирали согласно строгому подсчёту службы Регулирования Единообразия Населения, и было нечто забавное, как во имя сохранения жизни, реальность опять загнала людей в подземелья. Всё в мире до смешного циклично. И потому Убежище возникшего несколько лет назад Сопротивления пряталось на третьем уровне далеко за границей Щита, в самом сердце старого подземного города.

– Здесь направо и выход на поверхность, – раздался в динамике голос Стивена Джонса.

Как главный нарушитель порядка, за которым вот уже несколько лет охотились все службы Канцеляриата, он лучше всех ориентировался в подземных Городских переходах. Без него они бы уже давно запутались в лабиринте, но Стив всегда находил выход. Возможно, это было чутьё, но, скорее всего, секретные знания, которыми обладал каждый работник службы Щита. А Стив отработал там без малого десять лет. Для всех в Городе он был предателем, но для Сопротивления – единственной возможностью выжить.

Вот и сейчас их группа остановилась около крутого подъёма, в конце которого чернела беззвёздная ночь. Наверное, раньше здесь была лестница, но за почти сотню лет ступени давно раскрошились и их засыпало песчаными бурями. Некогда красивая облицовка потрескалась, местами осыпалась, а в остальном представляла налёт из грязи и копоти.

– Придётся тащить вручную. Глисс здесь не проедет, – послышался чей-то голос, который Флор не смогла разобрать из-за шума помех. Похоже, это всё же был Льюис.

Она посмотрела наверх и тяжко вздохнула. Подъём был крутой, зыбкий из-за слоя песка, но другого выхода не было. Так что, соскочив со своего глиссера, Флор вцепилась в ручки и молча двинулась наверх. Стиснув зубы, она толкала перед собой машину, хотя ноги тут же провалились по самую щиколотку, и уже через пару шагов тащить тяжеленный глиссер стало невыносимо. Пот катил по лицу и спине, несмотря на царивший вокруг ночной холод. Однако с трудом выдохнув, Флор перехватила поудобнее ручки и упрямо двинулась дальше. В динамике слышалась чья-то тихая ругань, и это отчего-то придавало сил. Сама она не могла позволить себе такой роскоши и тратить дорогое дыхание на сердечную брань. Наконец, два передних колеса упёрлись во что-то твёрдое, и Флор с неимоверным усилием вытолкнула глисс на последние пару ступеней. Подъём закончился, и перед ней открылась покрытая жухлой травой унылая пустошь.

Флор тяжело выдохнула и нервно дёрнула ворот костюма, что нещадно сдавливал шею. Хотелось сорвать с себя маску и тесный защитный комбинезон, который так облепил тело, словно хотел выжать из неё все доступные соки, но было нельзя. Так что она лишь согнулась, уперев руки в колени, и попробовала отдышаться. Искалеченные лёгкие тяжело ныли в груди, и сердце непонимающе бухало, требуя воздуха. Флор задыхалась. Её сиплое с присвистом дыхание не могли заглушить даже три слоя фильтров и герметичная маска, а глаза слезились от прокатывавшихся по груди раскалённых волн боли. Было жарко, душно (потому что приходилось отчаянно экономить запас кислорода в баллонах) и, конечно, темно. Шумно дыша сквозь плотно стиснутые зубы, она подняла голову и огляделась.

Здесь, за пределами Щита, была ночь. Не обычное серое блёклое нечто, которое опускалось на Город вслед за таким же невыразительным вечером, а настоящая темнота. Флор подняла голову и впервые за долгое время посмотрела в небо, которое не портили холодно переливавшиеся гексагоны Щита. Луны не было. Быть может, её осколок ещё болтался где-нибудь над горизонтом, но в дымке окутавших Землю облаков этого было не видно. Да и звёзд, в общем-то, тоже, но хотя бы было темно. По-настоящему.

Ещё раз тяжко вздохнув, Флор оглянулась. Вдалеке зелёным потусторонним мерцанием светился уснувший Город. Он выглядел инфернально. Призрачно. Подобно диковинному украшению из популярного у Канцеляриата уранового хрусталя, он рисовал на чёрном небе тонкий зелёный узор, который переливался в холодном воздухе ночи. И Флор им залюбовалась. Она смотрела, как тёмные пятна на нём, чередуясь с почти белыми вспышками, то и дело скользили по вуали Щита и создавали иллюзию, будто Город дышал. Медленно. Вдумчиво. И её дыхание выравнивалось вместе с ним. Она любила Город. Действительно испытывала невыносимую нежность к его улицам, виадукам для поездов, старым зданиям. Даже коричневая плесень, которая стремилась пожрать каждый камень, не могла отравить это чувство. А вот люди смогли. Те, кто засел в Башне. Но Город был в этом не виноват. Флор желала ему только лучшего и, наверное, только поэтому продолжала свои дурацкие, никому, кроме неё и вот этих вот стен, не нужные опыты. Но им нужна зелень – хоть травинка, хоть кустик, чтобы однажды закончить дурацкие Бури. Чтобы вздохнуть…

– Флоранс, – раздался совсем близко приглушённый фильтрами голос Стивена, и она резко обернулась, натыкаясь на встревоженный взгляд. – Как ты?