Пленники темной воды - Александр Уваров

Прошептал: «Пора бы…»

Третий снял с предохранителя автомат, передёрнул затвор («раньше, на ходу перезаряжать надо было» прошептал тот, кто лежал в овраге, и погрозил третьему кулаком). И тоже разметил мысленно свой участок на дороге так, чтобы при стрельбе не задеть своих спутников, залёгших на другой стороне.

Прошло минут десять.

В лесу было по-прежнему тихо. Даже птицы, будто почувствовав неладное, улетели куда-то прочь и ни один звук не мог уже встревожить эту волчью, мертвящую тишину.

Ещё пять минут ожидания.

Человек в овраге посмотрел на часы. Вздохнул и медленно перекатился на другой бок, разгоняя застывшую от долгого лежания кровь.

«Опаздывает, гад…»

Он провёл по стволу рукой, сбрасывая налипшие песчинки.

«С утра не курил. Хорошо, дыхание не собьётся. И хреново — курить то хочется».

Пискнула рация.

«Тайга», приём!»

«Тайга» — «Базе». Группа на позиции. Полная готовность».

Человек в овраге пальцем плотнее прижал наушник и положил ладонь на приклад так, чтобы указательный палец был ближе к курку.

«База» — «Тайге». Машина без сопровождения. Чёрный «Джип Чероки». Объект на заднем сиденье за водителем. В машине два телохранителя. Оба по правой стороне. Машина идёт с высокой скоростью, не прозевайте. Через три минуты будет у вас».

Человек в овраге приподнялся, вытянул вверх руку со сжатым кулаком. И потом — три пальца вверх.

Время. Готовность.

И снова замер в последнем, самом тяжёлом ожидании.

Секундная стрелка ещё два раза пробежала по кругу. И на исходе третьего круга прошло время тишины.

Взревев от нагрузки, джип взлетел на подъём в облаке взбаламученной пыли и понёсся прямо на нацеленные на него стволы.

После подъёма водитель не успел набрать скорость.

И участок дороги в этом месте был ровный, без резких поворотов.

Они всё правильно рассчитали.

Первым по машине ударил пулемёт. Точно по двигателю.

Куски металла полетели в стороны от разбитого пулями капота. Пули рикошетом выбили полыхнувшие оранжевым искры. Чёрный дым окутал машину, языки пламени лизнули изгрызенный пулями капот и кислый пороховой запах смешался с едкой, удушающей вонью вспыхнувшего бензина и чадящего масла.

Заднее стекло брызнуло блеснувшей на солнце стеклянной пылью и покрылось трещинами от пробившей его пули.

Снайпер перевёл ствол винтовки и вторую пулю послал в водителя, лишь в долю секунды ухватив взглядом его силуэт, метнувшийся за тёмным боковым стеклом.

Пуля попала водителю в шею, перебив сонную артерию, и кровь фонтаном хлестнула на дверь через разбитый, осыпающийся триплексной крошкой проём, и потекла вниз едва различимыми на тёмной поверхности разводами.

В агонии водитель вскочил, развернувшись, схватился за край двери, подался вперёд, словно пытаясь вырваться из расстрелянной машины, высунулся до половины — и третьей пулей снайпер пробил ему грудь.

Водитель обмяк, повис на открывшейся двери; болтающимися в такт рывкам машины, мертвеющими руками загребая холодный, липнущий к крови песок.

Машина продолжала по инерции катиться вперёд, вынося оставшихся в живых прямо под пули третьего стрелка.

Телохранитель, что сидел на переднем кресле, попытался выпрыгнуть на ходу, но успел лишь едва приоткрыть дверь — и длинная очередь, выпущенная в упор, отбросила его назад.

Второй телохранитель выстрелил через стекло, наугад, и, поджав ноги, скатился с сиденья на пол.

Автоматчик подполз ближе к машине и разрядил обойму в последнего оставшегося в живых пассажира.

Потом, перезарядив в долю секунды автомат, дал очередь по колёсам.

Перекатившись, подобрался ближе к остановившемуся джипу — и бросил гранату в салон.

И едва успел отползти к скату у края дороги…

Джип подлетел в воздух. Слепящий огненный столб взвился к самым верхушкам сосен. Взрывная волна гулким ударом смяла воздух, с размаху налетела на деревья, раскачивая скрипящие стволы, и унеслась прочь, затихая в бесконечном лабиринте леса.

«Смотрящий» — «Стрельцу». Проверка клиентов».

Снайпер вскочил, выбежал из своего укрытия и бросился к машине.

Глянув мельком на развернувшиеся к небу лепестки пробитой взрывной волной крыши, и левой рукой в перчатке (не обжечься бы! да и следов меньше будет…) с силой рванул на себя согнувшуюся, оплавленную огнём левую заднюю дверь.

Держа наготове винтовку (палец — прочно, плотно и неподвижно на спусковом крючке), заглянул в салон.

От резкого толчка труп водителя выпал из машины. Он всё-таки выбрался, пусть и после смерти. Только поздно…

Трое в салоне, три дымящихся тела, три угольных трупа. И один, водитель (сгоревший лишь наполовину) — на дороге.

Снайпер ткнул прикладом в тело ближнего к нему мертвеца. И увидел, как струйки из вытекших глаз ползут по черной, взбугрившейся коже, подбираясь к уголкам раскрытого в предсмертном крике рта.

Снайпер отошёл в сторону.

«Стрелец» — «Смотрящему». Клиенты в порядке. Больше танцевать не будут».

Автоматчик, что присел на корточки у края дороги, глянул вопросительно на снайпера. Снайпер кивнул ему и поставил винтовку на предохранитель.

— Вот дела, — сказал автоматчик. — Больше всех водиле повезло. Только жопа подгорела. Почти целого хоронить будут…

Снайпер, не ответив ему, быстро пошёл назад, к смотрящему, что всё это время так и оставался на своей позиции.

«Тайга» — «Базе». Клиенты упакованы. Потерь нет. Отходим».

«База» — «Тайге». Молодцы ребята! В шесть минут уложились».

Они ушли. Уходили быстро, цепочкой. В самую чащу, в глушь. Дальше от просек, троп, открытых пространств.

В лес вновь вернулась тишина.

Только уже не было птиц. И, заглушая запах сосен, тяжёлый дым расползался в стороны от песчаной лесной дороги, смешиваясь с подступающим с запада серым дождевым туманом…

— 17 —

06 сентября, 1994, вторник, 16.25, Клоогаранна

— Ну, кого ты там нашёл на грядке? А? Андрюша, ты чего там в кулаке прячешь? Ну-ка, покажи бабушке!

Мальчик упрямо мотнул головой, крепче сжал кулачок и с досадой отвернулся от надоевшей ему бабушки Зины.

Зинаида Васильевна, обойдя внука с другой стороны, схватила его за руку и решительно затрясла её.

— Выбрось! Кому говорю!

— Баба! — в крайнем возмущении от такого бесцеремонного обращения закричал внук. — Баба Зина! Не тряси меня! Я маме скажу!

И, отчего-то перейдя на шёпот, добавил:

— Я жучка у тебя поймал…

— Это какого такого жучка?! — возмущённо воскликнула Зинаида Васильевна. — Это какого жучка ты тут нашёл? Все жучки спят давно, осень уже. Или на юг улетели…

— Баба Зина, ты чего? — искренне удивился Андрюша. — Жучки на юг не летают. Это птицы летают. А жучки не летают!

— Покажи немедленно! Укусит ещё!

— Зин! — Сергей Петрович решил, что настала пора пресечь воспитательные порывы супруги. — Ты моего внука не трогай. Родители ребёнка в покое никак не оставят, всё педагогикой своей пичкают. Сами недавно на горшок ходили, а всё туда же — воспитатели… Дай человеку отдохнуть!

— Ты, Петрович, вот тоже молодец! — не осталась в долгу Зинаида Васильевна. — За здоровьем внука не следишь. Я как вас одних оставлю — так он и не накормлен и не умыт. И шатается один где попало. А ты вон в гамаке развалишься — и дела тебе нет. Вот и весь твой присмотр…

— Много ты понимаешь, — ворчливо заметил Сергей Петрович. — Человеку свобода нужна. Ребёнку особенно. Вот чтоб с природой общался…

— С собаками уличными, — язвительно добавила Зинаида Васильевна. — Со шпаной местной.

— Нет здесь шпаны. Район дачный, спокойный.

— Молчи, дед, не мешай! Да разожми же ты…

Андрюша, решив, что от надоедливой бабы Зины никак не отвертеться, тяжело вздохнул и разжал кулак.

И обречённо протянул бабушке ладонь.

Божья коровка, мгновенье помешкав, поползла по ладони, словно приходя в себя после внезапной и краткой неволи — и взлетела в остывающий предвечерний воздух.

— Божия коровка, улети на небо… — запел Андрюша.

— Чего там? — переспросил Корнуков. — Коровка? Ты, Андрюш, их не лови. Они полезные. Тлей жрут… Вот ведь живучая! Холода уже по утрам, а эта, видишь, согрелась…

— Он ведь гадюку когда-нибудь поймает! — воскликнула Зинаида Васильевна. — Так, пошли руки мыть!

И повела внука в дом.

— Нет здесь гадюк, — заявил Сергей Петрович и встал со ступеньки веранды, на которой он любил посидеть в сладкий послеобеденный час, любуясь на ухоженный свой, засыпающий к осени сад (так любил посидеть, что протёр ту заветную, крашеную когда-то ступеньку до самой древесной желтизны).

И услышал звук — гул и шуршание шин.

Машина, не успев сбавить скорость, тормознула резко у самого края дороги, ткнув бампером в дрогнувшую можжевеловую изгородь.