Двенадцать, или Воспитание женщины в условиях, непригодных для жизни - Ирен Роздобудько

Родители еще не спят, сидят на кухне, чаевничают. Им хорошо вдвоем. Я прислушиваюсь: оказывается, у нас гости — слышатся голоса дядьев, теток…

— Что будем делать? — тихо говорит папа. — Он подрастает… У него появляются вопросы…

— Да-да, сегодня он спрашивал… — подтверждает мама.

— Это вполне естественно… — басит дядя Петя.

— И что ты ответила? — перебивает его жена, тетя Люся.

— Думаю, ему пора знать правду, — говорит папа, и зависает недолгое молчание. — Он уже достаточно взрослый. Мы сделали все, что могли. Пора получить дивиденды.

— И я так думаю! — поддерживает разговор второй брат отца, дядя Володя. — Сколько нам еще тянуть кота за хвост, горбатиться с утра до ночи? Мне еще дочерей замуж выдавать! За какие шиши?

— Да, а у меня шуба давно потерлась, — капризным голоском попискивает его жена тетя Света. — И нигде я не была-а-а, ничего не видела-а-а…

— Хватит! — обрывает ее папа. — В конце концов, он — наш. А вы так — с боку припеку!

— Не ссорьтесь, — говорит мама. — Ведь все давно решено.

— А если он завтра женится? И вам не сообщит? Молодые сейчас шустрые, с родителями не очень считаются! — Это они уже хором говорят, как в театре.

— Хорошо, — подводит черту папа, — через месяц он заканчивает школу. А после поступления в институт я ему все объясню.

— А я, — с гордостью добавляет мама, — подыщу подходящую кандидатуру. Не сомневайтесь, работа ведется…

Я понимаю, что все это — обо мне. О ком же еще? Они постоянно говорили обо мне. Жак на воду дули…

А потом, примерно через полгода, состоялся тот разговор.

Мне трудно пересказать его подробно. И если уж рассказывать — то с самого начала…

С того начала, о котором я не знал. То есть — с деда.

Раньше я считал, что мой дед давно умер. О нем никогда не говорили. Сохранилась одна фотография, на которой он совсем молодой. „Ты — вылитый дед!“ — как-то сказал папа, и в его голосе не было ни грусти, ни умиления. Я не понял, хорошо это или плохо. Рассматривал себя в зеркале, приложив к его поверхности фотографию деда, переводил глаза с фотографии — на свое отражение. И мне не верилось, что я похож: на этого красивого парня в военной форме, с правильными чертами чуть продолговатого лица, с красиво очерченными губами и прямым взглядом больших, с опущенными вниз уголками, глаз. Здорово, если бы это на самом деле было так! Жаль, что я его никогда не увижу! Мне казалось, что мы поняли бы друг друга.

И вот выясняется, что этот „старикан-проходимец“ (так высказался папа) жив-здоров. И не в какой-то глухомани живет, а в замечательной стране. И не неудачник в приюте для одиноких, а миллионер!

У меня даже дух захватило от такой новости. А отец продолжает рассказывать очень любопытную историю…

Оказывается, много лет тому назад бросил дед нашу дорогую бабушку (царство ей небесное!) и сбежал на заработки в Канаду. И заработал так хорошо, что стал магнатом в отрасли бытовой техники. („Он, — заметил папа, — после войны из обычных чайников делал электрические для всего города!“) И все бы ничего, но почему-то возненавидел дед весь свой род, а сыновей практически проклял. Поэтому сейчас от него ни слуху, ни духу, ни копейки… Разве можно любить такого подлого человека?!

— Сейчас старому хрену, — сказал папа, — пошел девятый десяток. А лет семнадцать тому назад приехал от него гонец и привез странное письмо, над которым мы только потешались…

— А что было в том письме? — навострил уши я.

— Сначала показалось, что полная чушь! — усмехнулся отец. — Тогда же какие были времена: не дай Бог иметь родственников за границей. Да еще таких, как твой дед!

— И все же, что? — Я чувствовал, что сейчас все прояснится, окажется, что я — королевский наследник. И учиться мне не нужно, и работать тоже. Только чемодан собрать в сказочную страну!

— Короче говоря, написал твой сумасшедший дедушка что-то вроде завещания. Правда, не на случай своей смерти, а на случай твоей женитьбы, то есть на случай женитьбы его внука. А смысл завещания заключается в том, что получит все наше семейство пять миллионное долларов только в том случае, если…

Папа замолчал, закурил, закашлялся, загасил почти целую сигарету в пепельнице и устало взглянул на меня. Мне очень хотелось поторопить его, но слова прилипли к зубам, как жевательная резинка, и как я ни старался произнести хотя бы что-нибудь — лишь выдувал невидимые пузыри.

— …если, — продолжал папа, — твоя жена умрет на следующее утро после свадьбы…

— Ха… — весело выдохнул я, — так не видать нам этого наследства никогда! Во-первых, я пока не собираюсь жениться, во-вторых, вероятность один к миллиону, что моя невеста умрет после первой брачной ночи. А в-третьих…

— А в-третьих — ты законченный идиот, — заорал отец, — если считаешь, что наша семья может упустить из рук такой шанс!!!

…Я понял, что он не шутит. И никто не шутил. Шутки закончились. Родные действительно смотрели на меня, как на бога. Но сейчас я улавливал в их взглядах вполне конкретную, предназначенную мне миссию. И растерялся. Но меня не оставили в беде! Дядья и тетки наведывались каждый день. Показывали чертежи своих будущих загородных владений, зачитывали списки самых необходимых покупок, напоминали, сколько хорошего они сделали для меня, лишая своих дочерей всего самого лучшего. Говорили, что настало время послужить на благо всей семьи.

Конечно же, я был не против. Нерешенным оставался вопрос: как выполнить условия завещания? Это немного меня беспокоило.

— Не волнуйся, — успокоила мама, — мы думали об этом семнадцать лет! Все будет замечательно!

И на семейном совете она огласила план, который тщательно разрабатывался на протяжении всей моей беззаботной жизни. Оказывается, все давно уже было решено: хороший сын из добропорядочной семьи влюбляется в девушку-наркоманку и женится на ней. В первую же ночь горемычная жена гибнет от передозировки.

— Сейчас таким никого не удивишь, — мягко говорила мама, — тебе будут сочувствовать. А потом мы уедем отсюда или откроем свой бизнес. Купим тебе автомобиль, дом, яхту… В общем, все, что захочешь! Жизнь будет прекрасной.

— А где я возьму эту наркоманку?

— Пусть это тебя не волнует, — улыбнулась мама, — скоро ты ее увидишь!

И она с гордостью рассказала о том, что месяц тому назад в очереди познакомилась с замечательной кандидатурой.

— Девушка из многодетной семьи, лишний рот, — доложила мама, — отца нет, мать постоянно болеет, живет на уколах — это то, что нам нужно. Друзей нет — девушка все время занята на нескольких работах. Короче говоря, неудачница. Отработанный человеческий материал без перспектив на будущее. Завтра она придет к нам на ужин.

— А если она мне не понравится? — начал было я, не понимая нелогичности своего вопроса.

— Вот и хорошо! — рассмеялся папа. — Разве я тебя не учил, что все они…

Да, этих ангелоподобных букашек в кружевах и ленточках меня учили ненавидеть с детства. Мои милые, заботливые родители! Они не хотели, чтобы я страдал…

„Замечательная кандидатура“ оказалась неприметной и стеснительной. За столом она не знала, куда девать руки, какой вилкой есть салат, а какой — рыбу, говорить не умела, все время запиналась. Мама всячески ее нахваливала, отец даже поцеловал руку. Вообще, они вели себя так, будто нас посетила принцесса.

— Видишь, как все хорошо? — шепотом сказал мне отец. — Разве это женщина? Недоразумение какое-то…

— „Брось в нее камешек!“ — так же шепотом пошутил я, но папа меня не понял. Он хвалил кружевной воротничок „недоразумения“, который она сделала своими руками.

Короче говоря, девушка оказалась такой простой и наивной, что в тот же вечер я сделал ей предложение. Мать с отцом мастерски изобразили неподдельное изумление, дуреха расплакалась и согласилась. Дело было сделано. Отец тут же собрал родню. Это был настоящий праздник, которого они ждали много лет! Дядья похлопывали меня по плечу, подмигивали, тетки чуть не задушили в объятиях, перезревшие кузины смотрели с обожанием. Отец и мать даже благословили нас маленькой открыткой с изображением Божьей Матери. Дуреха растерянно улыбалась, не веря своему нежданному счастью, и поглядывала на меня круглыми влюбленными глазами. Она не понимала, что ей выпала редкостная возможность — присутствовать на собственных похоронах.