Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности - Владимир Гаков

Трудно представить себе нормального, не отягченного душевной патологией современного человека, который (повторяя название известной книги и еще более известного фильма) "перестал беспокоиться и возлюбил атомную бомбу". Правда, сознание наше — штука хитрая, возможности самоуговора поистине неисчерпаемы, но на духу, перед зеркалом собственной совести, никто, уверен, не рискнет сказать "да" бомбе. Не поднимется ничья рука поджечь фитиль под пороховым погребом, в который мы сами себя загнали.

Значит, остается только установить перед каждым это зеркало.

Задача не из легких во многих отношениях. Ведь и реагируют на пробудившуюся внутри себя самого тревогу по-разному. Для кого-то это пепел Клааса, другим обсуждение подобных вопросов приносит вполне понятный "дискомфорт", третьи просто глушат боль разнообразными наркотиками. Все чаще раздаются голоса о моральной правомерности такой литературы, как атомная фантастика, — она, мол, только привносит ощущение безысходности в наш и без того не слишком уверенный в своем завтрашнем дне мир… Но разве аморально бить в набат, будить, призывать к спасению, когда еще есть время спастись? "Литература ядерных катастроф моральна в том смысле, что поднимает вопрос, какими мы должны стать и что должны делать. Размышляя об этом, причем интеллектуально, а не на уровне эмоций, такая литература значительно освежает и традиционную прозу, и укрепляет всеобщее доверие к научной фантастике"[3], - пишет в своей книге "Литература ядерных катастроф" американский литературовед Дэвид Даулинг.

Важно разобраться со всеми и каждому прописать одному ему пригодное целительное средство.

Как я уже сказал, позиция писателей-фантастов близка позиции врачей: и те и другие до лечения нуждаются в точном, правдивом диагнозе.

Есть и различия. Как выкинуть из художественной литературы эмоции, душевные срывы, перехлесты! Иногда эта осознанная, а может быть, подспудная потребность сначала заглушить тревогу в себе самом, а потом в пациенте. Или, наоборот, терапевтический "надрыв", обнаженный нерв, выплеснутая на страницы книг человеческая боль… Все было в краткой, но бурной истории атомной фантастики, но, переболев всеми мыслимыми заболеваниями, она сейчас отчетливо склоняется прежде всего к точной и, возможно, более объективной диагностике.

Стремится детально представить себе историю болезни, ее причины и нынешнее состояние "больного".

Что касается истории болезни, то фантасты, верные своему ремеслу, заполняли ее первые страницы еще тогда, когда всем остальным людям "больной" казался здоровым, резвым и вполне благополучным молодцом. "Романисты не ждали 6 августа 1945 года, чтобы начать обыгрывать тему атомной войны, — пишет Пол Брайнс. — Воображение читающей публики задолго до этого было воспламенено и породило самые мрачные фантазии на сей счет. То была реакция на открытие рентгеновских лучей в 1895 году, радиоактивности урана Беккерелем — в 1896-м; радия и полония супругами Кюри — в 1898-м и, наконец, на специальную теорию относительности в 1905 году, особенно на ее следствие — возможность превращать вещество в энергию. Массовая литература не замедлила с оперативным внедрением всех этих новинок научного прогресса в военное дело"[4].

Об атомной фантастике и о реальностях атомной эры дальше и пойдет речь.

Глава 4

ШЕСТИДЕСЯТИМИНУТНАЯ ГОТОВНОСТЬ

Для начала я предлагаю внимательно вчитаться в три фрагмента. И попытаться определить, откуда они и в какое время написаны.

"Я сделал снимки. Это было захватывающее зрелище. Гриб пепельно-серого дыма с красной сердцевиной. Видно было, что там внутри все горит. Мне было приказано сосчитать пожары. Черт побери, я сразу же понял, что это немыслимо! Крутящаяся, кипящая мгла, похожая на лаву, закрыла город и растеклась в стороны к подножию холма… Все в этом облаке было смертью. Вместе с дымом вверх летели какие-то черные обломки. Один из нас сказал: "Это души японцев возносятся на небо"[5].

"Тесно прижатые друг к другу деревянные домики вспыхивали как солома. Переулки разом превращались в огненные реки. Обезумевшие толпы людей бежали к берегам Сумиды и ее протоков. Но даже речная вода, даже чугунные пролеты мостов стали обжигающе горячими от чудовищного жара. Над городом бушевали огненные смерчи ураганной силы. Вызванные ими турбулентные воздушные потоки швыряли американские "сверхкрепости" так, что летчики едва сохраняли управление"[6].

"…Тут раздался грохот, похожий на раскаты грома. Грохот обрушился… как удар… Мир вокруг куда-то исчез. На земле не существовало уже больше ничего, кроме пурпурно-алого, ослепительного сверкания и грохота — оглушающего, поглощающего все, не смолкающего ни на мгновение грохота. Все другие огни погасли, и в этом слепящем свете, оседая, рушились стены, взлетали в воздух колонны, кувыркались карнизы и кружились куски стекла… Казалось, что огромный пурпурно-алый клубок огня бешено крутится среди этого вихря обломков, яростно терзает землю и начинает зарываться в нее подобно огненному кроту…"[7]

Цитаты подобраны по степени легкости их расшифровки.

В первой явная подсказка. Как только взгляд выхватил "возносящиеся души японцев" и "пепельно-серый гриб", нетрудно сообразить, что это свидетельства очевидцев, а скорее всего непосредственных участников атомных бомбардировок Хиросимы или Нагасаки. Совершенно верно, так вспоминали о совершенной ими 6 августа 1945 года атомной "кремации" Хиросимы члены экипажа бомбардировщика Б-29 — бортстрелок Кэрон и бортмеханик Шумард.

И второй фрагмент, по крайней мере его датировка, несколько прояснится, если продолжить умышленно оборванную мною цитату: "За одну ночь в Токио погибло от пожаров свыше ста тысяч человек — больше, чем пять месяцев спустя в Нагасаки от атомной бомбы"[8].

Писатель и журналист Всеволод Овчинников, автор документальной повести-хроники "Горячий пепел", похоже, первым обратил внимание широких слоев читателей на факт сам по себе поразительный. То, что спустя почти сорок лет получило название "сценарий ядерной зимы", было эффектно, словно на лабораторном стенде, продемонстрировано в ночь с 9 на 10 марта 1945 года, когда 300 американских бомбардировщиков буквально забросали японскую столицу зажигательными бомбами. Долго не затихавшие огненные "торнадо" — вот в чем состояло военное новшество, испробованное во время этой операции, цинично названной "Молитвенный дом".

Правда, произведенный эффект (как и результат аналогичных варварских бомбардировок Дрездена авиацией союзников) удалось в полной мере оценить значительно позже: августовское "событие" в том же 1945 году затмило собой все остальное. Только в начале 80-х годов вернулись мыслью к "обычным" налетам на Токио и Дрезден специалисты, изучившие экологические и климатические глобальные последствия массовых пожаров…

Наконец, третий фрагмент. Не случайно, что именно он замыкает триаду: самое эффектное лучше приберечь на конец. Боюсь, читатель, не относящий себя к глубоким знатокам научной фантастики, вряд ли догадается, откуда взято это яркое описание — ну, конечно, атомного взрыва, чего же еще.

Верно, атомного взрыва. Но описание, сделанное… накануне первой мировой войны — в 1914 году! Все станет на свои места, как только будет сообщен источник: роман Герберта Уэллса "Освобожденный мир".

Самое время еще раз перечитать эти три фрагмента один за другим. Какой искушенный глаз заметит разницу в тридцать один год?

Раньше я обещал вернуться к разговору о главном "военно-техническом" предвидении знаменитого английского фантаста. Теперь пришло время; только разговор пойдет не о технике.

Трудно все же поверить: 1914 год… Общественному мнению еще предстоит свыкнуться с такими военными новинками, как танк, отравляющие газы, авиация; да и сама мировая война разразилась одновременно с выходом в свет романа Уэллса — а тут: атомная бомба! И не беглое упоминание, брошенное вскользь эффектное словцо — в деталях разработанная концепция, подробно расписанная будущая история мира, преображенного атомным оружием с потянувшимся за ним шлейфом разнообразных общечеловеческих проблем.

Разумеется, на безукоризненно точный с научной точки зрения прогноз автор "Освобожденного мира" (в оригинале роман называется энергичнее — "Мир будет свободным") не претендовал, хотя и проштудировал "Объяснение радия" Фредерика Содди — первую популярную книгу по атомной физике, вышедшую в 1908 году. Об этом сам писатель сообщил в письме к другу: "Я внезапно ощутил желание вновь вернуться к этим славным "научно-фантастическим романам" прошлого. Но мне необходимо собрать все новейшие данные об атомной теории и источниках энергии… Идею я почерпнул из книги Содди. Предположим, люди открыли, как вызвать атомный взрыв тяжелых элементов — как они обнаружили много лет назад, как сжигать уголь. Вот и бесконечное количество энергии"[9]. Однако книгу Содди из писателей читал, очевидно, не один Уэллс — а никто не догадался!..